Таинственный гость - Проуз Нита

– Чая, – произнес он в микрофон, жестом требуя чашку.

Слава богу, меня предупредили, что писатель ведет трезвый образ жизни, и я заранее попросила работников кухни подготовить тележку в точном соответствии с его требованиями. К чаю для него полагался мед, а не сахар. Моя горничная-стажер Лили, которой я препоручила все тележки с чаем для мистера Гримторпа на время его пребывания, незамедлительно приступила к работе. Трясущимися руками она налила известному писателю чашку чая и поспешила с ней на сцену.

– Так не годится, – покачал он головой.

Взяв у Лили чашку, Гримторп спустился со сцены и сам подошел к тележке с чаем. Он снял серебряную крышку горшочка с медом, зачерпнул две щедрые порции сверкающего желтого лакомства, затем размешал свой чай той же ложкой из горшочка, которая глухо звякнула о край чашки. Лили, бросившаяся было помогать ему, растерянно замерла.

Все в комнате наблюдали, как мистер Гримторп подносит чашку к губам, делает большой глоток, а отпив, вздыхает. «Любому, чья жизнь не сахар, требуется больше меда», – пояснил он, вызвав этим приглушенный смех публики.

Раздражительность мистера Гримторпа уже давно сопутствовала его славе, и по иронии судьбы, чем хуже он себя вел, тем больше книг продавал. Разве можно забыть то унизительное видео, несколько лет назад ставшее вирусным на «Ютубе», когда ярый фанат (недавно вышедший на пенсию кардиохирург) подошел к автору с вопросом: «Хочу попробовать себя в писательстве. Нет ли у вас для меня совета?»

«Отчего же, – ответил тогда мистер Гримторп. – Только сперва одолжите мне ваш скальпель. Хочу попробовать себя в кардиохирургии».

Это видео вспомнилось мне сегодня утром, когда мистер Гримторп со змеиной улыбкой вернулся на сцену, где еще несколько раз отпил подслащенного чая и, определив чашку на стоявшую перед ним трибуну, взглянул на толпу своих обожателей. В его руках вновь оказались карточки с тезисами. С тяжелым вздохом, чуть покачиваясь из стороны в сторону, писатель наконец заговорил.

– Уверен, все здесь гадают, почему я пригласил вас сегодня, – начал он. – Как вы знаете, я мастер писать, а не говорить. Я люблю одиночество, прячусь ото всех, моя личная жизнь окутана тайной. Но вот я оказался вдруг в стесненных обстоятельствах, которые вынуждают меня к некоторым откровениям перед вами, моими поклонниками и последователями, впервые за мою долгую, насыщенную романами карьеру. Да, это игра слов.

Он прервался на мгновение, ожидая смеха после подсказки, и тот последовал. Я вздрогнула, когда его пронзительные глаза оглядели чайную, но не могла и предположить, что или кого он высматривает.

– Видите ли, – продолжал Гримторп, – я храню некий секрет, и он вас, несомненно, удивит.

Тут писатель резко замолчал. Его рука с длинными пальцами взлетела к воротнику в тщетной попытке ослабить его.

– Я хочу сказать… – прохрипел Гримторп, но более не произнес ни слова.

То, как писатель принялся еще сильнее раскачиваться перед трибуной, наводило на мысль, что ему вдруг отказало чувство равновесия. Его рот открывался и закрывался – как у золотой рыбки, тут же вспомнилось мне, той рыбки, что на моих глазах выпрыгнула из аквариума и, разинув рот, задыхалась на полу зоомагазина.

Снова схватив свою чашку, мистер Гримторп отпил из нее. А затем, прежде чем кто-либо смог это предотвратить, он вдруг упал со сцены в толпу, прямо на мою незадачливую стажерку Лили. С жутким грохотом оба рухнули на пол, фарфоровая чашка от удара разлетелась на бесчисленные острые осколки, а ложка звякнула о ламинат.

Мгновение не было ни звука. Люди не могли до конца поверить в то, что произошло на их глазах. Затем возникла паника, и все, кто был – поклонники и постояльцы, журналисты и критики, – хлынули в переднюю часть комнаты.

Менеджер отеля мистер Сноу присел на корточки слева от мистера Гримторпа и похлопал его по плечу. «Мистер Гримторп! Мистер Гримторп!» – повторял он снова и снова. Мисс Серена Шарп, личный секретарь мистера Гримторпа, очутилась справа от писателя и приложила два пальца к его шее. Моя стажерка Лили отчаянно старалась выбраться из-под придавивших ее ног писателя – я протянула ей руку помощи, и она вцепилась в мою ладонь. Я сумела поднять несчастную и прижать к себе.

– Расступитесь! Отойдите! – кричала личный секретарь мистера Гримторпа толпящимся вокруг поклонникам и ВИП-персонам.

– Звоните в службу спасения! Немедленно! – потребовал мистер Сноу своим самым авторитетным тоном.

Официанты и постояльцы, коридорные и портье бросились врассыпную. А я продолжала наблюдать за ситуацией, находясь достаточно близко, чтобы услышать слова мисс Серены Шарп, как раз убравшей пальцы от шеи мистера Гримторпа:

– Боюсь, уже поздно. Он мертв.

Глава 2

Я сижу в кабинете мистера Сноу с чашкой свежезаваренного чая. Мои руки трясутся, сердце так и колотится. Пол под ногами кренится, точно в «комнате смеха», хотя сейчас мне определенно не смешно.

Чай я налила не для себя, а для Лили Финч, которую я наняла три недели назад. Лили, миниатюрная и тихая, с черными как смоль волосами до плеч и пугливыми глазами, она вся трясется в обитом темно-бордовой кожей кресле, принадлежащем мистеру Сноу, а по лицу ее текут слезы. Как сейчас помню – правда, как сейчас, – что и я сидела в этом кресле одна-одинешенька, дрожа в ожидании момента, когда мою судьбу решит кто-то другой.

Это произошло примерно четыре года назад. Тогда, убираясь в пентхаусе на четвертом этаже, я обнаружила постояльца, который, казалось, находился в глубоком сне, – но ни один человек не способен заснуть так крепко, чтобы совсем перестать дышать. Быстро проверив пульс мистера Блэка, я осознала, что он на самом деле мертв – совсем мертв! – и умер он прямо в гостиничной постели. И хотя с той минуты я прилагала все усилия, чтобы справиться с необычайной «ситуацией», все кругом вдруг указали на меня как на убийцу. Многие из моего окружения, включая полицию и пугающее число моих коллег, решили, что это я убила мистера Блэка.

Я горничная, а не убийца. И не я умертвила мистера Блэка – я не смогла бы сделать это ни хладнокровно, ни сгоряча, если уж на то пошло. Обвинения были ошибочны. Помощь нескольких очень хороших людей помогла мне реабилитироваться. Однако этот опыт, безусловно, научил меня многому. Он представил в самом ясном свете то, насколько опасной может быть работа горничной. Опаснее всего здесь не изнурительный труд, требовательные постояльцы или чистящие средства. Просто существует мнение, что горничные – прирожденные преступницы, убийцы и воры. «Всегда во всем вини горничную». Я искренне полагала, что кончина мистера Блэка означала конец и для меня, но все обернулось как нельзя лучше – той жизнью, которую предсказывала мне бабушка.

Сейчас, оставаясь в кабинете мистера Сноу, я смотрю Лили прямо в глаза и чувствую ее страх – он как электрический ток, пронизавший мое сердце. Кто мог требовать от нее стойкости? Точно не я. Кто мог ожидать, придя на работу, что всемирно известный автор, помощь которому – прямая обязанность горничной, возьмет да и умрет в комнате, до отказа заполненной обожателями и прессой с камерами? И как могла бедная, незадачливая девушка предугадать, что она станет не только последней, кто прислуживал автору, но и буквально его смертным одром?

Бедная Лили. Бедная, бедная девочка.

«Ты не одна. Я всегда буду с тобой», – слышу я, как и всегда, слова моей бабушки, эхом звучащие в голове. Жаль, Лили не может их слышать.

– Нет ничего, что нельзя было бы вылечить хорошим чаем, – говорю я и передаю чашку Лили.

Она берет ее, но все так же молчит. Такое поведение вполне обычно для Лили. Общение дается ей трудно, хотя в последнее время она гораздо лучше выражает мысли словами, по крайней мере в беседе со мной. Теперь она разительно отличается от той Лили, что пришла на собеседование к нам с мистером Сноу. Собеседование, помнится, произвело на мистера Сноу столь дурное впечатление, что его глаза за очками в черепаховой оправе округлились вдвое после моей фразы: «Лили Финч лучше всех подходит на эту должность».