Не смотри назад - Васса Наумова

и я позорно вылетел с трека, подняв столб мелкого щебня, пыли и травы. Было слышно, как трибуны взорвались негодующими криками.

– Что случилось? – спросил в эфире механический голос Саши.

– Ромку на шпильке размотало, – послышался сдобренный помехами голос споттера.

– Сука! – ругнулся директор.

– Гусь переуглил и завис там. Роме никуда не деться было, – кисло пояснил наблюдатель. – Но косяк наш. Так что все, походу.

Судьи решили точно так же. Это означало, что в этом этапе на пьедестал я уже точно не попадаю.

– Ромчик, ты молодец, – ободряюще сказал директор. – У Гуся бывает. Он это не специально так, просто косячит.

Но меня хватило только на короткое «понял». Я выравнивал тачку, чтобы направиться к финишу.

Саша постоянно твердил, что нужно научиться проигрывать. Что дрифт – это непредсказуемый спорт, и здесь это необходимый для выживания навык. Но пока не получалось. От финиша я катился на питлейн, а в душе уже закипала буря.

Из тачки я выбрался под сочувственные взгляды ребят. И эти взгляды меня доконали: я стянул с головы шлем и подшлемник, сунул его в руки кому-то из парней, и почти бегом бросился в гараж.

Внутри кто-то на ходу поймал меня за плечо.

– Эй. Ну-ка, стоять.

Это был Влад. Он крепко схватил меня под локоть и оттащил в сторону, за стеллажи с покрышками, где у механиков располагалось что-то вроде закутка для отдыха. Сейчас там никого не было.

Задыхаясь от обиды и ярости, я поднял на него залитое слезами лицо и меня прорвало:

– Это пиздец… Я просто не мог… Там без вариантов было держаться за ним, и не встать. Слишком медленно!

Он обнял меня и запустил руку в волосы, так что моя голова оказалась на его плече.

– Я знаю. Я видел. Тише, все.

Я уткнулся лицом в грубую серую ткань его куртки и беззвучно разрыдался. Он тихонько гладил меня по спине, и от этого простого выражения заботы слезы текли еще сильнее.

Но от слез сразу полегчало. Я тайком вытирал их кулаком— господи, не дай бог кто-то еще из команды увидит, что я рыдаю как баба! Но в гараже больше никого не было. С улицы доносились возбужденные голоса и треск раций: все обсуждали мой проеб, и ждали остальных ребят с трибун.

Наконец, Влад тихо заговорил:

– Никто не смог бы выполнить такой маневр, это невозможно. Споттеры говорили то же самое. Это не твой косяк. Слишком маленькая скорость, слишком большой угол. Зато лидером ты проехал просто роскошно.

– Я не смотрел назад, – выдохнул я ему в плечо.

Он отодвинул меня, ловя мой взгляд. Казалось, что сейчас от его всегда грустных серых глаз исходит какой-то теплый и бесконечно добрый свет.

– Рома, ты не представляешь какой ты молодец. Я тобой восхищаюсь.

Я уже понял, что он мне нравится. Как-то совершенно по-особенному. Оказалось, что мне приятно даже вот так стоять рядом с ним, смотреть на него, чувствовать тепло его рук… В конце концов, если бы не он, сегодняшнего заезда вообще бы не было. Но кроме уважения и благодарности в этом было что-то еще. Как будто он был мне гораздо ближе, чем друг и коллега. Как будто я могу рассказать ему вообще все, что угодно, и он меня поймет. Я никогда такого раньше не испытывал.

Даже не знаю, почему, но я потянулся к нему и, зкрыв глаза, прижался губами к его губам.

На секунду мне показалось, что сейчас он шарахнется прочь, или даст мне по роже – так сильно он вздрогнул и напрягся. Но даже если так, в тот момент мне, честно, было похуй. Я не мог и не хотел этому сопротивляться.

Но после секундной паузы Влад внезапно ответил на поцелуй: его язык осторожно скользнул по моим соленым от слез губам. И все мое тело будто прошил насквозь мощный разряд, сбившийся в пульсирующий комок где-то в паху. Такого я не ожидал: в ушах зазвенело, колени задрожали, и я бы, наверное, сполз на пол, но он крепко прижимал меня к себе.

По моим ощущениям так прошло всего несколько секунд, и одновременно как будто целая вечность. Сердце колотилось от страха, ведь нас могли увидеть в любой момент, но я физически не мог себя заставить оторваться от него.

Кто-то завозился у входа в бокс, и Влад рывком отодвинул меня – покрасневшего и запыхавшегося – на пионерскую дистанцию от себя. Какое-то время мы прислушивались, но никто так и не вошел.

Мы молча посмотрели друг на друга, словно заговорщики.

– Ну что, все? – спросил он с улыбкой, пока я пытался отдышаться, и нервно вытирал рукавом уже почти высохшие слезы.

И сам же ответил:

– Все. Пора.

***

Это была квартира, которую Влад снял на неделю на время гонки, чтобы не мотаться из пригорода. Простой интерьер в стиле лофт, никакого освещения, кроме настольной лампы и телика, и от этого было довольно уютно.

Мы расположились на большом угловом диване, сделанном из деревянных поддонов, с пухлыми серыми подушками, набитыми поролоновой крошкой. Я впервые видел его без комбинезона, а он меня – без формы пилота, и это было странное ощущение. В обычных джинсах и мятой домашней футболке он казался мне еще симпатичнее, если такое вообще было возможно. Мы пили пиво, болтали и краем глаза смотрели прошлогодние заезды RDS.

Про инцидент в гараже он ничего не сказал, но мне не хотелось это так оставлять. Наконец я озвучил то, что весь день не давало мне покоя:

– Мне очень стыдно перед тобой, что я разнюнился как баба.

Он удивился.

– Херня это все, Рома. Забей.

– Нет, ты послушай, – упорствовал я. – Не представляю себе, например, чтобы Гоча так истерил.

На экране легендарный Гоча как раз уделывал соперника в Топ-32.

– Он же спокоен всегда, как танк. Против него Масато Кавабата выходит, чемпион мира, на этом своем звездолете в полторы тысячи сил – тут бы самое время охуеть от ужаса. А Гоча просто садится – и едет.

Влад хрюкнул от смеха, но я не унимался:

– А меня перед каждой гонкой трясет, и чем ближе к концу этапа, тем сильнее. И вроде ерунда: ну сколько там этот заезд, 30 секунд? Но на него буквально все силы уходят. И если еще и случается что-то – ну, вот как сегодня, то уже просто заорать хочется. Ты как раз застал такой момент.

Я украдкой посмотрел на него. Кажется, впервые в своей жизни я вот так запросто говорил другому человеку