Наступление. Часть 2 - Александр Афанасьев

— На службу возвращаться собираешься? — поинтересовался полковник — А зачем — устало поинтересовался молодой — дело-то решенное. Раз нашли — давайте, сам, чтобы…

— Ты совсем охренел или как?

В голосе полковника лязгнул металл — Я тебя спрашиваю — ты совсем охренел или как, Скворцов? Тебя отправили на переподготовку на Курсы усовершенствования офицерского состава, для тебя сам командующий место выбивал. Ты до места не доехал, ушел в самоход, ездишь в электричках без билета, воняет от тебя как от последнего забулдыги. И кто ты есть, Скворцов? По тебе не дизель[1] — зона за такое плачет.

— У меня есть билет, товарищ подполковник… — после долгого молчания сказал Скворцов — вот, смотрите…

Цагоев посмотрел на мятый билет — Молодец. Блюдешь советское законодательство, не допускаешь безбилетного проезда. Только я теперь не подполковник, а полковник. А вот тебе — лейтенантом бы остаться за такое.

— А где Шило, товарищ… полковник.

— Шило то? Его раньше тебя нашли, ничего лучше не придумал, как на ридну неньку Украину податься. И заметь — тоже забухал. Что же вы за люди то такие…

— Какие есть, тащ полковник.

— Я тебе не «тащ» — вдруг окрысился Цагоев — я тебе не «тащ»! Меня из за вас целую неделю имеют! Вы у меня еще на пузе поползаете, голубчики. За мной!

До Балашихи они доехали на автобусе — там было большое здание, где изучали способы строительства дорог в разных климатических и временных поясах Земли, само оно находилось на двадцать пятом километре дороги М-7. Ради того, что бы иметь точную информацию о состоянии грунтов в зоне предполагаемого строительства, и прочую информацию, необходимую для строительства — отсюда в разные части света посылали людей. Возвращались — не все.

Среди людей здание — обычную бетонную коробку с большой территорией, огражденной забором из колючей проволоки звали просто — ДорНИИ.

На проходной им пришлось ждать, пока оформят пропуск, вахтер ВОХР подозрительно косился на пьяного забулдыгу, да и форма, в которую был одет полковник Цагоев здесь тоже не приветствовалась по соображениям конспирации. Правда сам полковник работал в первом отделе, поэтому ему — можно было и в форме.

В кабинете на втором этаже, маленьком и обшарпанном полковник молча поставил на стол бутылку Боржоми и вышел. Скворцову Боржоми был весьма кстати — он чувствовал себя убитым и виноватым.

Вернулся полковник скоро, вместе с ним цел Шило в какой-то гражданской телогрейке, понурый и небритый. Увидев Скворцова, он не сдержался — Братуха!

Есть ли что-то более крепкое на этом свете, чем фронтовое братство? Настоящее, когда вместе — всего хлебнули и под пулями полежали, и на ту сторону сходили, и такое сделали, что не расскажешь — и все вместе. Фронтовой братуха — он тебе роднее всех будет, роднее мамы с папой, хоть и кощунственно так говорить.

Полковник дождался конца неуставных приветствий, солидно откашлялся.

— Товарищ полковник! — двое друзей попытались встать по стойке смирно.

— Значит так… архаровцы. Довожу до вашего сведения… учитывая сложную международную обстановку, непрекращающиеся провокации на рубежах нашей родины, возможность дальнейшего обострения обстановки, министром обороны СССР отдано распоряжение о формировании на базу курсов усовершенствования офицерского состава и частей особого назначения, находящихся в оперативном подчинении у ГБУ Экран[2] отдельного полка особого назначения центрального подчинения «Град». Переводится как «Группы активных действий», сведенные в полк. Полк будет находиться в прямом подчинении министра обороны СССР. В личный состав полка зачисляются опытные кадры рядового, сержантского и офицерского состава, прошедшие службу в составе Ограниченного контингента Советских войск в Демократической республике Афганистан, владеющие как минимум одним иностранным языком, предпочтение отдается владеющим английским языком и языками стран Востока.

Цагоев оторвался от чтения по памяти.

— Ты сколько языков знаешь, Скворцов?

— Три, товарищ полковник. Английский, немецкий и пушту. На дари… понимаю, но шлифовать надо.

— Ну вот. Полиглот! А ты, прапорщик Шило?

— Один только, товарищ полковник — мрачно сказал Шило — пушту.

— А что так плохо?

— Не даются мне языки, товарищ полковник. В школе немецкий учил тильки не помню ничего…

— Ну, вот… боевой товарищ тебе поможет язык освоить. Через полгода ты хоть еще один язык, но должен знать так, чтобы от зубов отскакивало!

— Есть…

— Далее… основными задачами полка будет являться обобщение афганского опыта и совместно с соответствующими службами министерства обороны внедрение его в части Советской армии путем проведения теоретических и практических занятий с личным составом частей и контрольных учений, активные действия в странах ближнего и дальнего зарубежья в условиях особого периода,[3] нанесение ударов по противостоящим нам силам в странах капиталистического лагеря. Далее… при наличии положительного опыта от использования полка предусматривается его переформирование в дивизию особого назначения, с приданием сил и средств усиления. Так что любой солдат должен учиться так, чтобы в любой момент быть способным к исполнению обязанностей офицера взводно-ротного звена. Это — как минимум.

Полковник снова прервал чтение.

— Все поняли?

Пакистан…

— Так точно.

— Вот и отлично. Далее. Информация о полке, его численности, вооружении, методиках подготовки, ставящихся боевых задачах и результатах их выполнения является государственной тайной, ее раскрытие будет расцениваться как измена Родине с соответствующими последствиями. За контрразведку в полку отвечаю я, так что болтать и в самом деле не советую.

— Так точно.

— Служить в полку будут только кадровые военнослужащие, званием не ниже лейтенанта и прапорщики. Контракт подписывается не менее, чем на десять лет, выслуга идет год за полтора, в боевых условиях — год за три. При этом — в полк принимаются только добровольцы. Добровольцы — рыкнул полковник — шаг вперед!

Оба друга, Скворцов и Шило шагнули вперед, насколько это позволяли размеры кабинета.

— Вот и хорошо — сказал Цагоев, садись за обшарпанный стол и громыхая сейфовой дверцей — тогда будем оформляться.

Вечером огласили приказ — за длительную самовольную отлучку из части старший лейтенант Скворцов понижается в звании до лейтенанта, Шило — получает взыскание в виде выговора с занесением в личное дело. Понижать Шило было некуда — прапор он и есть прапор.

Оружейники 1

Ташкент

1987 год

Когда то давно, война была намного проще, чем она есть сейчас. Два вида вооруженных сил: пехота и конница. Ну… еще осадные орудия, колесницы, потом пушки появились. Экзотика, типа боевых слонов у Ганнибала. Но суть войны оставалась та же самая: одна армия вторгалась в какую-то страну, другая должна была ее защитить. Где-то они встречались — две армии, на удобном для битвы месте и происходило сражение, в котором одна из армий побеждала, а другая проигрывала. Огромное значение имело мастерство полководца, и намного меньшую, чем сейчас — мастерство индивидуально каждого солдата. Нет, не храбрость, храбрость всегда была нужна на поле боя — а именно мастерство.

Первыми ласточками нового типа войн стали войны в двух странах, находящихся на разных краях европейского континента. И там и там — в России и в Испании — народ не захотел покориться завоевателю и поднял дубину народной войны. И в том и в другом случае — против Наполеона Бонапарта. Испания была оккупирована полностью, в России Наполеон оккупировал один из крупнейших городов — Москву, но ни там ни там удержаться не смог, и закончилось все тем, что казаки вступили в Париж, армия Наполеона была разгромлена полностью, Франция — оккупирована. Сейчас это выглядит смешным — но в те времена Наполеон Бонапарт обратился к Императору Российскому Александру Первому с жалобой на незаконные методы ведения войны, на то что некомбатанты — простые крестьяне, нападают на его фуражиров и убивают их. События 1812 года, вошедшие в историю под названием «Отечественная война»[4] стали первым грозным предупреждением всем, кто вынашивал планы посягнуть на Россию. Посягая на Россию, завоеватели имели дело не с государством и его армией как раньше — а с целым народом. Для Европы это было дико — земли переходили из рук в руки, менялись короли и государства, но никто не начинал против чужого короля войну на тотальное уничтожение. Даже когда начиналось народное сопротивление (например, сопротивление голландцев испанской короне) — оно начиналось как сопротивление против угнетения, а не как сопротивление самому факту оккупации той или иной территории. Россия же всегда жила «не так как все» — и возможно, поэтому в Крымскую, ставшую фактически войной всей Европы против России иноземные захватчики так и не рискнули идти вглубь страны, какой бы слабой она в тот момент не казалась. Остановились — наверное, вовремя, иначе бы вторая отечественная прошла бы тогда, и нет сомнений, чем именно она бы закончилась.