Леди Роз - Сандра Уорт

Не теряя времени, мастер Джайлс пришпорил коня и помчался к замку; бедняга явно боялся, что сестра Мадлен опять передумает. Я поскакала следом во всю прыть, которую могла развить на скользкой дороге моя верховая лошадь. Молодой воин Гай, везший мой сундук, последовал за нами, но сундук то и дело застревал в лужах, и к воротам замка он прибыл последним.

При виде нас с мастером Джайлсом привратник выглянул из сторожевой башни и крикнул:

– Кто идет?

– Подопечная королевы, леди Исобел Инголдсторп, и ее камеристка, сестра Мадлен из приората Маррик. Мы ищем пристанище на ночь, – ответил мастер Джайлс, подняв лицо, по которому текли дождевые капли.

Решетка со скрипом поднялась. Я остановилась в проеме ворот и спешилась с помощью мастера Джайлса. Из сторожки вышел часовой, и я благодарно улыбнулась ему.

– Вам повезло, добрые люди, – сказал он. – Мой хозяин, лорд Кромвель, не отказывает в приюте ни ланкастерцам, ни йоркистам.

– Значит, у вас сегодня ночуют йоркисты? – воскликнула сестра Мадлен.

Удар грома заглушил ответ часового на опасный вопрос. Я воспользовалась этим и отвлекла всех, изобразив обморок. Сестра Мадлен и часовой бросились ко мне на помощь.

– Дышите глубже, дорогая! – снова воскликнула сестра Мадлен, и я последовала ее совету.

– Вовремя вы прибыли, – сказал привратник. – Молодая леди нуждается в отдыхе, а гроза крепчает.

Казалось, сами Небеса пришли к нам на помощь; едва часовой закрыл рот, как раскаты грома стали оглушительными, а дождь пошел еще сильнее. Но сестра Мадлен не унималась.

– Это тот самый лорд Кромвель, который служил королю Генриху и нашей доброй королеве Маргарите Анжуйской канцлером? – менее требовательным тоном спросила сестра Мадлен.

– Тот самый, – ответил привратник. – Куда путь держите? – вежливо спросил он, передав поводья двум мокрым младшим конюхам.

– Ко двору, сэр, – приняв надменный вид, промолвила сестра Мадлен. – Я – сестра Мадлен из бенедиктинского аббатства Нотр-Дам-де-Виск. Сопровождаю Исобел Инголдсторп, подопечную королевы Маргариты Анжуйской. Ее отцом" был преданный ланкастерец, сэр рыцарь Эдмунд Инголдсторп из Ньюмаркета, Кембриджшир, а матерью – истинная ланкастерская леди Джоан Типтофт из Кембриджшира. Оба упокоились с миром, прими Господь их души. – Она осенила себя крестом, поджала губы и вызывающе вздернула подбородок.

Я слегка улыбнулась привратнику, чтобы смягчить холодность ответа сестры Мадлен, и наклонила голову, чтобы скрыть свои мысли. Все было наоборот: мой отец не относился к числу записных ланкастерцев. Не желая сражаться на их стороне, он большую часть своей взрослой жизни просто не отвечал на многочисленные призывы короля, потом объяснял свое поведение и покупал дорогие индульгенции. «Продажная свора!» – говорил он о французской королеве и ее фаворитах, правивших страной во время частых недомоганий короля Генриха. Но такие речи были государственной изменой; отец был осторожен и никому не позволял заподозрить себя в симпатиях к йоркистам. Я отогнала от себя воспоминание, откинула мокрый капюшон и тряхнула волосами. Привратник уставился на мое лицо и не торопился отводить взгляд. Заметив это, сестра Мадлен бросила:

– Сэр, вы слишком дерзки! Надеюсь, манеры вашего лорда лучше ваших.

Стражник вспыхнул и начал извиняться.

– Нет, сестра, вам нечего бояться. Он – настоящий рыцарь и знает, как следует обращаться с леди. Прошу вас, следуйте за мной.

Едва мы очутились в огромном холле, как нас приветствовал лорд Кромвель, добродушный мужчина с волосами цвета инея, до того разговаривавший с кастеляном. Вокруг сновали слуги, готовившиеся к большому пиру. Одни накрывали длинные столы белыми скатертями, другие расставляли вазы для фруктов, солонки и оловянную посуду, раскладывали стальные ножи, серебряные ложки и кубки. Третьи осматривали подсвечники, меняли догоревшие свечи, вставляли факелы в стенные кольца, четвертые выметали обглоданные кости, собачий кал и сгнивший камыш. Рядом стояли принесенные из погреба деревянные бочонки с розовыми лепестками, иссопом и сладким укропом, которыми собирались насыпать чистый пол. Судя по всему, скупостью лорд Кромвель не отличался.

– Достопочтенная сестра и моя дорогая юная леди, мы от души приветствуем вас! – Громогласно объявил он, поцеловал мне руку и поклонился сестре Мадлен. – Лучшего времени для визита вы выбрать не могли. Дело не в ужасной погоде – нет, не в ней! – а в том, что вечером состоится пир, причем по особому поводу. Скоро сюда приедет моя племянница Мод Левилл с мужем и множеством друзей, которые будут рады познакомиться с вами, дорогая леди Исобел. Не сомневаюсь, вам будет о чем поговорить. У всех девушек на уме только одно – молодые люди – Он лукаво подмигнул, заставив меня улыбнуться, а сестру Мадлен – нахмуриться. – Будет музыка, танцы, трубадур, жонглеры… Но до начала веселья вам нужно отдохнуть и перекусить!

Нас отвели в покои для гостей – уютное помещение на третьем этаже с окнами во двор, где уже стоял мой сундук. Несмотря на дождь, комната выглядела такой же жизнерадостной, как хозяин замка. Торцевая стена из красного кирпича служила ярким фоном для золотистого балдахина и покрывала; свет, врывавшийся в широкое окно, падал на цветной гобелен, покрывавший почти всю длинную стену. Двое слуг принесли кувшин вина, дощечку с сыром, высокие кубки и поставили на комод серебряный тазик для умывания. Перед уходом один из них зажег свечи, второй взял наши промокшие, забрызганные грязью плащи и повесил их сушиться в шкаф. Едва за ними закрылась дверь, как я бросилась к своему сундуку, чтобы достать нарядные платья, которых еще ни разу не надевала.

– Изабель… – сурово промолвила сестра Мадлен.

От этого тона у меня сжалось сердце. Я медленно повернулась.

– Мы не пойдем на пир. Переодеваться нет смысла.

– Можно спросить почему, сестра Мадлен? – вполголоса спросила я.

– Разве ты не слышала, как зовут его племянницу? Она из Невиллов.

– Не все ветви рода Невиллов поддерживают герцога Йоркского. Многие из них ланкастерцы.

– Peut-etre,[6] но я все равно не смогу быть рядом с тобой, Изабель. Мы поужинаем у себя в комнате и рано ляжем спать, чтобы с утра отправиться в путь. А теперь помоги мне раздеться, пока я не умерла от холода.

Решительное выражение ее лица не оставляло никакой надежды; я знала, что спорить бесполезно. Я подавила досаду и медленно закрыла сундук.

– Да, сестра Мадлен.

Развязав матерчатый пояс, который скреплял ее одеяние, сестра сняла с талии четки, поднесла их к губам и положила на комод. Я расстегнула брошь, закреплявшую ее вуаль, сняла белую головную повязку, плат, чепец, находившийся под ним кусок белой хлопчатобумажной ткани, все бережно свернула, отложила в сторону, помогла сестре снять белую плиссированную рясу, бывшую форменным облачением монахинь бенедиктинского ордена, и повесила ее сушиться в шкаф. Потом помогла сестре Мадлен набраться на высокую кровать, принесла кубок вина, Который сестра быстро осушила, и немного сыра, отторгнутого жестом руки. В простой хлопчатобумажной ночной рубашке, с распущенными тонкими седыми волосами и одеялом, натянутым на плечи, она мыглядела не плотной и крепкой, а старой и хрупкой. Ощутив жалость, я вновь наполнила ее кубок, вытерла сестре лоб полотенцем, смоченным в ароматной поде из серебряного тазика, и расчесала ее спута-ншиеся волосы своей щеткой из свиной щетины.