Сестра (СИ) - Галина Гончарова

Первой нарушил молчание смуглый мужчина, при взгляде на которого приходило только одно определение «индийский йог». Характерные черты лица, смуглая кожа, белые одежды…

— Шон, ты собрал нас, чтобы обсудить проблему — или предложить путь ее решения?

Мужчина усмехнулся. В уголке губ легла горькая складка.

— Я хочу предложить путь решения. Мы ограничены во времени, поэтому давайте решим так. Я изложу сейчас, чего я добиваюсь и как мы должны действовать, а потом прошу всех взять перерыв на месяц. Этого времени хватит, чтобы ознакомиться с моими выкладками, подумать, ну и если все решатся — начать подготовку к осуществлению моего плана.

— Начать подготовку — до нашего решения?

— Да. Если это понадобится, я сделаю все в одиночку. Хотя не знаю, сколько мне придется за это заплатить.

Шон выглядел смертельно серьезным, и присутствующие тоже отбросили наносное. Склоки, ссоры, скандалы — разве это все так важно перед лицом вечности?

Некоторые представляют себе магов сборищем индивидуалистов, которые превыше всего ставят свои материальные блага. Что ж. На низшей ступени так и есть.

Но ни один человек, ставящий свои интересы вперед интересов мира, не перейдет на следующую ступень прямого контакта с эгрегором планеты и получения сил от мира. Просто сгорит, оставляя пустую полубезумную оболочку. Эти люди шагнуть сумели. И не просто шагнуть — удерживаться на этой ступени уже несколько десятков лет, а кое‑кто даже сотен. Поэтому хоть и ругался Совет Тринадцати, хоть и производили они своеобразное впечатление, но в критических ситуациях они собирались и действовали, как единое целое. Более того — целое с планетой и ее ноосферой.

Шон обвел взглядом коллег и начал говорить.

— Я не зря сказал о критических или переломных точках…

Глава 1.

Софья Романовна Ромашкина еще раз перечитала лежащую перед ней на столе желтоватую невзрачную бумажку. Виски заломило, и она перевела взгляд на окно. За громадным стеклом синело небо, мягко скользили по нему, словно натирая его до блеска, белые облачка, внизу виднелись верхушки деревьев. Совсем еще юных, она сама сажала вон ту липку, когда въезжали в новый офис.

Она не увидит, как это деревце станет взрослым.

Женщина потерла лоб, стараясь отогнать даже призрак головной боли и опять бросила взгляд на бумажку.

Той было совсем не место на роскошном столе из цельного дубового массива. Своим неряшливым желтовато — затрапезным видом она нарушала гармонию этого места.

В кабинете Софьи Романовны всегда царила чистота, натуральные темные панели, блеск стекла и металла, классика и модерн смешивались в причудливых сочетаниях…

Так‑то.

Тебе еще даже пятидесяти пяти нет. А жизнь уже кончена.

Выписка из истории болезни мрачно подтверждала это, лежа поверх миллионного контракта на постройку офисного здания.

Софья взяла ее двумя пальцами и спровадила в мусорное ведро. К черту!

Не желает она больше ни думать, ни помнить!

Хотя как тут забудешь?

Самым мерзким недостатком начальницы, по мнению всех, работающих на фирме, была ее идеальная память. Она в жизни не пользовалась ежедневниками, но не глядя в календарь, могла озвучить свое расписание на месяц вперед. Это неизменно повергало в ужас секретарш и заставляло их сомневаться в своей компетентности.

Пискнул селектор.

— Да?

— Софья Романовна, к вам Яблочкин, из бухгалтерии.

— Пусть войдет.

Появившегося на пороге молодого человека Софья Романовна встретила насмешливой улыбкой и своим фирменным взглядом голодной пираньи в климаксе.

Мужчина лет тридцати пяти заерзал, занервничал, совершенно по — детски вытер вспотевшие ладони о двухтысячедолларовые штаны и покраснел, понимая, что начальнице все это видно.

Наконец Софье надоела пауза, и она кивнула провинившемуся подчиненному на кресло.

— Садись, Алексей Батькович. В ногах правды нет, попробуем нащупать выше…

Мужчина рухнул в кресло. Признаки были весьма плохими. Всех, кто работал в фирме, Гарпия (так подчиненные ласково называли начальницу) помнила и в лицо и по имени — отчеству. И если начинала вот так играть словами…

— А теперь расскажи мне, почему вовремя не были проплачены деньги за отделочные работы в здании у Ерохина?

Спустя двадцать минут Софья подписала приказ об увольнении, поморщилась…

Развелось блатной шушеры! Конечно, Яблочкин — старший будет недоволен, но утрется. Она и так из милости взяла сопляка на стажировку, терпела опоздания, хотя себе их никогда не позволяла, но чтобы загулять, прийти с похмелья и перепутать все документы… ей такие работники не нужны.

В мусор!

Из мусора нагло выглядывала противная бумажка грязновато — желтовато — серого цвета. И диагноз там был весьма неутешительный.

Опухоль головного мозга со множественными метастазами.

Неоперабельна.

Три — четыре месяца, максимум полгода жизни.

Обидно…

Три месяца спустя.

Женщина приподнялась на локтях, окинула взглядом палату… да, несомненно, это была палата, только больничным заведениям присущ этот неприятный запах — смесь хлорки, крови и человеческих страданий.

Она лежала на кровати, застеленной достаточно чистым бельем, в окно било солнце… Софья поморщилась.

— Где я?

Голос был отвратительно слабым и неуверенным, но говорить жестче не получалось — мешала пересохшая гортань и запекшиеся губы.

— вы очнулись?

С кровати рядом поднялась женщина.

— подождите минуту, я позову медсестру…

Софья честно пролежала целых три минуты, показавшиеся ей вечностью, но дольше медсестричка ждать себя не заставила. Девочка лет двадцати напоила Софью из специальной поилки с носиком, сообщила, что врач ушел пообедать, и объяснила ситуацию.

Софья оказалась в самой обычной бюджетной клинике. В травматологии.

Она ехала по делам, вероятно, потеряла сознание за рулем и удачно вписалась в столб.

Удачно?

Да, это слово здесь наиболее уместно.

Никто не пострадал, включая и саму Софью. Машина, конечно, вдребезги, но мерседес — марка надежная. Вытянула. Софья же получила еще и подушкой безопасности по голове, скорее всего у нее сотрясение мозга…

— Это когда мозги есть, — хмуро проворчала Софья.

Действительно, дохрабрился индюк до супа. Что бы ей стоило взять машину с водителем? Десяток барбосов в гараже фирмы груши кое — чем околачивает, а она вот… ну нравилось, нравилось Софье самой водить машину, чувствовать силу и мощь покорного ей зверя.

У ее машин были имена, были свои характеры, судьбы, свой пол и возраст…

— Машина невосстановима?