Рукопашная с купидоном - Галина Куликова

— Да кому ж сообщать? — удивилась нянька. — У Софьи Аркадьевны мамы-папы под боком нет, она сама говорила, что далеконько вся ее родня, аж в Сибири.

— Почему же ты мне не позвонила? — не унималась Лайма. — Трое суток!

— Дак… Телефонную книжку я найти не могла, весь дом перерыла. А мне уж ехать! Тут я и вспомнила, как мы однажды мимо этого культурного дома проходили, а Софья Аркадьевна и говорит — вот тут моя подруга работает, Лайма. Ну, я вас в лицо-то пару раз видела и решила, что запросто отыщу. Петеньку в коляску положила — и бегом сюда. Ключи от квартиры вот…

Она шмякнула на стол связку ключей и посмотрела на Лайму с опаской — не воспротивится ли?

— Ты не можешь так уехать! — запротестовала та. — Надо пойти в милицию.

— Чевой-то не могу?! — завопила девчонка, наверняка ожидавшая возражений. — У меня и сумка собранная. Там стоит, возле коляски, у вахтера. В ней гостинцы и билет! Мамка меня будет ждать и сестры…

— Адрес свой оставьте, — встряла ревизорша. — Если что, вас милиция сама найдет. — Потом высунулась в распахнутую дверь, прислушалась и пробормотала:

— Все еще шумят.

— Надо поглядеть, как там этот дурень Яша, — оживился Шепотков. — Прыгнул или все еще на краю крыши топчется?

Ему совершенно точно не хотелось находиться в одной комнате с младенцем, а тем более, брать на себя ответственность за его судьбу. Поэтому он скоренько ретировался, а сумрачные ревизоры последовали за ним. Девчонка тоже попятилась, приговаривая:

— Адрес я вот тут написала, на бумажке… Я ж не дура, знала, что спросите. А в милицию мне зачем? Софья Аркадьевна ушла, ничего не сообщила… И когда придет, не сообщила. И не звонила даже. А больше я ничего не знаю. Так что в милицию мне ни к чему…

— Подожди! — крикнула Софья, пытаясь устроить сопящего Петю поудобнее. Он был тяжелый, как мешок с камнями, и норовил выскользнуть из рук.

Однако зря она кричала — девчонка улетучилась, словно дымок, подхваченный ветром. И даже дверь за собой захлопнула. Лайма не успела толком растеряться, как в кабинет снова кто-то постучал. Через минуту на пороге возникла сдобная толстуха, преисполненная горя.

— Все кончено, — сообщила она трагическим тоном и вытерла тыльной стороной ладони заплаканные глаза. — Яша сдох.

Лайма так изумилась, что едва не выронила ребенка.

— Простите… — пробормотала она. — Как — сдох? Умер?

— Умер, — подтвердила толстуха. — Скажите, как я буду без него?

Она упала на ближайший стул и принялась раскачиваться, словно шаман, творящий заклинание.

— Неужели пожарные не успели?

— Что могут сделать пожарные в такой ситуации?

— Господи! — воскликнула Лайма. — Мне так жаль.

— Мне тоже жаль, — простонала толстуха. — Мой дорогой, любимый Яша! От него остались только усы… — она заплакала. — Усы и хвост…

— Хвост? — изумилась Лайма. — Простите… Какой хвост? У Якова Семеновича был хвост?

— Почему вы называете мою крысу по отчеству? — вскинула голову толстуха. — Он был просто Яшкой. И его съели прямо на заседании клуба. Он выбежал из клетки, — пояснила она. — А тут кот. Серая скотина! Я и пикнуть не успела, как он вцепился в Яшу и потащил…

Лайма тоже села на стул. Ребенок принялся обсасывать нитку искусственного жемчуга, обвивавшего ее шею. Она машинально отобрала бусы, тогда Петька набрал в грудь воздуха и завопил так, что прибывшие к зданию центра милиционеры немедленно вооружились.

— Тю-тю-тю, Петенька, не плачь! Сейчас будем искать твою маму!

Лайма вскочила на ноги и начала расхаживать по кабинету, легонько потряхивая мальчишку. Перспектива ухаживать за ним в ближайшее время пугала ее невероятно. Все друзья и знакомые считали, что для Лаймы не существует неразрешимых ситуаций, что она сильная и храбрая. Лайма гордилась этим. Но младенец! Перед младенцем она ощущала подлинный трепет. Одно неловкое движение — и ему вполне можно что-нибудь отдавить или отломить. Ужас.

Толстуха, у которой съели любимую крысу, наконец ушла. Когда она открыла дверь, Лайма увидела, что перед входом в центр стоит пожарная машина и бегают спасатели в жилетах. Судя по всему, Якову Семеновичу так и не удалось сигануть вниз.

Ребенок тем временем продолжал вопить, и Лайма окончательно разнервничалась. Она решила, что нужно срочно звонить в милицию. Чтобы Соня бросила свое чадо на целых три дня? Невероятно. Она была не из тех мамаш, которые пускаются в долгие загулы. Ах, если бы эта дурочка Олеся пришла к ней раньше! Три дня… С Соней наверняка что-то случилось. Может быть, она в больнице? Без сознания?

О самом плохом вовсе не хотелось думать. Лучше не размышлять, а действовать. Стоит поговорить с Любой Жуковой — вдруг она что-то знает? Люба, Соня и Лайма дружили уже много лет и знали друг о друге все. Или почти все. Однако звонить куда бы то ни было с вопящим Петей на руках никак невозможно.

— И что мне с тобой делать? — в отчаянии спросила Лайма.

Петя продолжал надсаживаться, широко разевая рот и демонстрируя луженое горло. «Девчонка что-то говорила про коляску», — вспомнила Лайма и отправилась к вахтеру. Навстречу ей попался директор, вытиравший пот со лба.

— Фу-х, — возвысил он голос. — Сняли подлеца. Сопротивлялся, как зверь. И не скажешь, что пенсионер. Вот и верь, что им пенсии на прокорм не хватает. Откуда только силища?

— Николай Ефимович, мне надо уйти. Пристроить мальчика.

— Ладно-ладно, — засуетился тот. — Несите его поскорее прочь, а то у меня от него внутри все вибрирует. Оручий какой попался! Дайте ему какого-нибудь корма, что ли.

К счастью, в коляске оказался полный набор для усмирения младенцев, включая пустышку и погремушку. Лайма накрыла Петю простынкой и дала ему бутылочку. Он впился в нее с такой жадностью, будто голодал много дней подряд.

— Вот тебе корм, — пробормотала она, наслаждаясь благословенной тишиной.

На улице к ней подошел высоченный тип с грубым голосом и выпяченной грудью. Заступил дорогу и сообщил:

— Моя фамилия Пупырников. Я из команды спасателей. Вы тут распорядительница? Давайте решайте, как быть с самоубийцей.

— Извините, — Лайма толкнула коляску вперед. — Мне сейчас немного не до этого. Директор сам во всем разберется.

— Ну-ну, — пробормотал спасатель ей в спину.

Она не обратила на его «ну-ну» никакого внимания. Давно прошли те времена, когда ее можно было смутить или сбить с толку.

Что же делать дальше? Везти ребенка в машине страшно. Вдруг он по дороге скатится под сиденье? Или они попадут в аварию? Да мало ли что. Лайма решила пешком дойти до Сониного дома и там организовать штаб поиска. В крайнем случае, вечером можно будет подключить к розыску Болотова.

Алексей Болотов олицетворял собою то, к чему Лайма стремилась всеми фибрами души, — стабильность. В бурном море нынешней жизни он представлялся ей берегом, к которому можно прибиться. Эдакой тихой гаванью, где она будет защищена от ветров и бурь. Да, конечно, она сильная, но даже самое крепкое дерево может вырвать с корнем налетевший ураган. Труднее ему справиться с двумя деревьями, которые сплелись корнями.

Впрочем, до сих пор Болотов сплетаться корнями не спешил. Они встречались уже два года, но о женитьбе он даже не заикался. И вот неделю назад Лайма не выдержала и сама сделала ему предложение. Дело было вечером, после похода на концерт они собрались распить бутылочку вина. Болотов как раз притащил из кухни бокалы и ставил их на маленький столик, когда она сказала ему в спину:

— Знаешь, нам надо пожениться.

Он разогнулся и медленно повернулся к ней. На лице у него появилось такое изумление, как будто Лайма только что подкралась сзади и стукнула его по голове.

— Зачем? — спросил он и захлопал глазами. — Разве сейчас нам плохо?

— Нам хорошо, но будет еще лучше, — заверила она его.

— Не понимаю, почему. — Болотов пошел пятнами, словно аллергик, понюхавший герань.

Лайма не ожидала, что предложение пожениться его так потрясет. Растерянность ему совсем не шла. Он был высокий, широкоплечий, осанистый. Крупный нос, резко очерченные скулы и бескомпромиссный подбородок дышали силой. Карие глаза лучились теплом. Иными словами, выглядел он героически. Его вполне можно было принять за полярника, альпиниста или капитана дальнего плавания. Казалось, что он мужественен, отважен и великодушен. На самом деле Болотов был деловой, страшно нравственный и даже слегка занудный. Никаких дальних плаваний он не нюхал, в горы не ходил и совсем не любил кататься на лыжах. Должность заведующего отделом продаж его вполне устраивала.

— Видишь ли, мне хочется ребенка, — бесхитростно сообщила Лайма. — Да и тебе нужно обзавестись семьей. Для солидности. Ты же озабочен карьерным ростом, верно? А в такой большой корпорации, как ваша, на это очень даже обращают внимание.

Болотов сел на диван и некоторое время тупо смотрел в пол, пытаясь переварить мысль о женитьбе.