Без права на ошибку - Ли Чайлд

считалось, что он умеет применять гибкую тактику. Самое главное – он всегда успешно справлялся с любой проблемой. Всегда, а ведь работал он здесь уже давно, и сложных задач хватало с лихвой. Но провалов не случалось, и ему неизменно везло. Поэтому в организациях, где действовал безжалостный расчет, он слыл человеком, с которым можно работать.

– Кажется, вас что-то беспокоит? – спросил Стайвесант.

– Да, – ответила Фролих, – немного.

Кабинет у него был небольшой, тихий, довольно скудно меблированный и очень чистый. Стены, выкрашенные в ослепительно-белый цвет, галогеновые лампы. Всего одно окно с белыми вертикальными жалюзи, сейчас наполовину закрытыми из-за ненастной погоды.

– И в чем же причина?

– Я пришла, чтобы попросить разрешения.

– Разрешения сделать что?

– Кое-что такое, что мне очень хочется попробовать, – ответила она.

Фролих была на двадцать лет моложе Стайвесанта: ей исполнилось тридцать пять. Довольно высокого роста, но не так, чтобы слишком – на один, от силы на два дюйма выше средней американки ее поколения. Впрочем, ум, энергия и жизненная сила, которыми лучилось все ее существо, исключали из описания Фролих слово «средний». Она была гибкая, но довольно мускулистая, кожа светилась, глаза сияли – в целом эта женщина вполне могла сойти за спортсменку. Короткие светлые волосы ее выглядели слегка растрепанными. Она будто едва вышла из душа и торопливо сменила форму на обычную одежду, после того как сыграла решающую роль в командном состязании и получила олимпийское «золото». Словно ничего особенного и не случилось, просто ей хотелось поскорее покинуть стадион, пока телевизионщики не закончили допрашивать товарищей по команде и не накинулись на нее. Выглядела она как человек весьма компетентный, но держалась очень скромно.

– И что же это такое? – спросил Стайвесант.

Он повернулся и положил свою папку на рабочий стол. Стол у него был широкий, со столешницей из серого композита. Образец современной офисной мебели высокого класса, тщательно вычищенный и отполированный, словно предмет антиквариата. Стайвесант славился тем, что всегда держал стол свободным от бумаг и любых других вещей. Эта привычка создавала впечатление чрезвычайной эффективности его работы.

– Я хочу привлечь к делу человека совершенно постороннего, кого-нибудь не из наших, – объявила Фролих.

Стайвесант совместил угол папки с углом стола и провел пальцами по ее корешку и его краю, словно хотел проверить, точно ли совпали углы.

– Считаете, это хорошая идея? – спросил он.

Фролих в ответ промолчала.

– Полагаю, у вас уже есть кто-то на примете? – задал он еще один вопрос.

– Да. Прекрасная кандидатура.

– И кто же?

– Вам знать об этом не стоит, – покачала головой Фролих. – Так будет лучше.

– Его вам кто-то порекомендовал?

– Его или ее.

Стайвесант кивнул. Вот он, современный мир!

– Так человека, которого вы имеете в виду, кто-то порекомендовал?

– Да, очень компетентный источник.

– Кто-нибудь из наших?

– Да, – повторила Фролих.

– Выходит, об этом у нас все-таки знают.

– Нет, этот источник больше не в нашей системе.

Стайвесант снова повернулся и передвинул папку так, чтобы длинная сторона ее лежала параллельно длинному краю стола. Потом положил как раньше – длинной стороной параллельно короткому его краю.

– А позвольте-ка мне сыграть сейчас роль адвоката дьявола, – сказал он. – Я повысил вас в должности четыре месяца назад. Четыре месяца – достаточно долгий срок. И если вы решились пригласить чужака сейчас, не похоже ли это на некоторую неуверенность в собственных силах? Как считаете?

– Насчет этого я совершенно спокойна.

– А вероятно, стоило бы беспокоиться, – заметил Стайвесант. – Случись что, это может серьезно вам навредить. На ваше место претендовали еще шестеро. Так что, если произойдет утечка, у вас возникнут серьезные проблемы. Полдюжины стервятников примутся твердить: «Я же говорил!» – до конца вашей карьеры. И все потому, что вы с самого начала сомневались в своих силах.

– Если речь о таких вопросах, как этот, сомневаться в своих силах нужно. Я так думаю.

– Думаете?

– Нет, знаю. И не вижу альтернативы.

Стайвесант промолчал.

– Я и сама этому не очень-то рада, – продолжила Фролих. – Вы уж поверьте. Но я считаю, что так поступить необходимо. Это мой личный выбор.

В кабинете повисла тишина. Стайвесант по-прежнему молчал.

– Ну как, вы санкционируете мое предложение? – спросила Фролих.

– Не стоило и спрашивать. Надо было просто действовать, невзирая ни на что.

– Это не в моих правилах, – сказала Фролих.

– Только никому ни слова. И никаких записей.

– Конечно. Это может поставить под угрозу результат.

Стайвесант рассеянно кивнул. Затем, как истинный бюрократ, в которого он превратился с годами службы, перешел к самому важному вопросу:

– И во что нам обойдется ваш человек?

– Не так уж дорого, – ответила Фролих. – Может, даже совсем ни во что. Разве что расходы на саму операцию. Меня с этим человеком кое-что связывает. В принципе. В некотором роде.

– Это может застопорить вашу карьеру. И тогда повышений по службе больше не будет.

– Альтернативный вариант может мою карьеру и вовсе закончить.

– Вы были моей протеже, – сказал Стайвесант. – Я сам выбрал на это место именно вас. Так что все, что будет вредно для вас, принесет также вред и мне.

– Я знаю, сэр.

– Тогда сделайте глубокий вдох и посчитайте до десяти. А потом скажите, что сделать это совершенно необходимо.

Фролих кивнула, вдохнула и секунд десять-одиннадцать не произносила ни слова.

– Да, это в самом деле совершенно необходимо, – произнесла она.

– Хорошо, идите работайте, – сказал Стайвесант, взяв свою папку.

Она приступила к делу сразу же после совещания по выработке дальнейшей стратегии и внезапно поняла, что работа предстоит очень непростая. Попросить разрешения у начальника казалось столь сложной задачей, что она обозначила визит к Стайвесанту самым трудным этапом всей операции. Но теперь это выглядело совершенным пустяком по сравнению с самой охотой на объект ее интереса. У Фролих были лишь фамилия и краткая биография – последняя могла соответствовать действительности, а могла с таким же успехом ей не соответствовать, к тому же спустя восемь лет наверняка потеряла актуальность. Да и помнит ли Фролих все подробности?.. Об этих подробностях однажды, уже совсем поздно вечером, вскользь и полушутя упомянул любовник Фролих во время полусонного разговора под одеялом. Она даже не вполне была уверена в том, что внимательно его слушала. Поэтому очень-то на эти подробности решила не полагаться. Вот фамилия – совсем другое дело.

Крупными заглавными буквами она написала ее на самом верху листа бумаги желтого цвета. Фамилия пробудила в ней множество самых разных воспоминаний. Среди них были и неприятные, но большинство – наоборот. Она еще долго смотрела на фамилию, потом все-таки зачеркнула ее и написала: «Несуб» – «неизвестный субъект». Так будет лучше, безо