Мои алые паруса (СИ) - Ячменева Алена

Прошло полгода. Мы иногда по вечерам созванивались, но видеться — не виделись, потому что теперь жили в разных районах города. Вернее, созванивались до звонка его мамы моему отцу. Они тогда сильно поругались по причине того, что я, оказывается, плохо влияю на Пашу и эту глупую дружбу надо прекратить. Отец сильно разозлился, он весь вечер кричал и на мать Пашки, и на него самого. И мне досталось.

Было очень обидно. И за себя, и за папу, и за мою светлую дружбу и чувства по отношению к Пашке. Я не понимала, в чем виновата: в том, что наша семья беднее их, что я хожу в обычную школу, а не в крутой лицей, или что мы с Пашкой так друг к другу привязались?

Тем не менее с этого дня мне запретили отвечать на звонки Славина, да и мне самой не хотелось с ним разговаривать. Я, как и папа, чувствовала себя оскорбленной. Переживала я наш разрыв намного сложнее, чем первый развод. Наверное, потому, что на этот раз было в несколько раз обиднее. Я плакала и ходила грустная и потерянная.

Но прошло еще полгода, на лето я съездила к бабушке в деревню, как следует отдохнула, наигралась с новыми друзьями и подружками и вернулась во второй класс довольная и счастливая, чтобы увидеть во время линейки на первое сентября несущегося ко мне Пашку и вышагивающих следом за ним его лощеную недовольную маму и улыбающегося, начинающего лысеть папу.

Всего один год без Пашки заставил все мои зубы смениться, волосы отрасти, а саму меня повзрослеть. Поэтому я тут же отвернулась от бегущего ко мне придурка и притворилась, что не знаю его. Он обиделся, но не отстал и вскоре, как и прежде, пару раз толкнув одного одноклассника, ударив другого, сидел со мной за одной партой и лыбился во все свои новые зубы. Все такой же кудрявый и приставучий.

Оказалось, что из лицея Пашку с позором выгнали за плохое поведение и отвратительные оценки через пару месяцев после начала учебы. Родители пытались пристроить его в другие престижные учебные заведения в течение всего первого класса, но сын пакостил и там. Тогда-то дядя Демид и вспомнил про меня и про то, как хорошо я влияла на разбойника Пашу в детском саду. Тому и было предложено:

— С Юлей учиться будешь в одной школе?

— Буду! — согласился Паша.

И так мы снова оказались рядом. Преданной дружбы, как прежде, между нами уже не было: все-таки мы повзрослели, и интересы у нас изменились, но общались мы неплохо после того, как я со скрипом простила запрет в общении от его мамы. Он меня продолжил защищать, а я помогала ему с учебой. И так незаметно Пашка прижился за моей партой на все оставшиеся десять классов.

2. Рыцарь по имени Ассоль

Наша парта располагалась в третьем ряду, около окна. Мы провели за ней плечом к плечу десять лет, и привязала она нас друг к другу еще больше. За ней мы прошли и списываемые друг у друга контрольные, и совместные домашние задания, и общие учебники, и переписки во время уроков, и экзамены. За ней же были и перекусы, поделенные на двоих, и мои слезы, и его злость из-за двоек, и общая радость от пятерок друг друга.

В общем-то, парты менялись, как и классы, но нас это не разлучало, и каждый такой стол Пашка помечал нашими инициалами «П.Ю.». Сердечек далее не шло, но к пятому классу, когда Славин увлекся историей войн и сражений, он изобрел для нашего «П.Ю.» герб дружбы и даже пытался уговорить меня поклясться ему в верности.

— Ты будешь моим рыцарем! — объявил он торжественно, когда показал мне первый набросок кривого герба с двумя перекрещенными мечами, явно откуда-то срисованными.

— Я? — поразилась.

Стоит заметить, что на рыцаря я не считала себя похожей даже отдаленно. К тому времени мои русые волосы отрасли до поясницы и начали виться на концах, отчего, когда я шла, колечки кудряшек озорно подпрыгивали. Одевалась очень старательно, ибо уже вошла в ту пору, когда мне было не все равно, как я выгляжу. А мальчишеским, разбойничьим поведением того же Пашки и раньше не отличалась. Я была девочкой до мозга костей: платьица, прически, косметика, сумочки, сплетни с подружками, танцы — да, а вот ободранные коленки, дворовые драки, обидные шуточки, валяния в грязи, что являлось в ту пору интересами Пашки, — категоричное нет. И на рыцаря я ну совсем не была похожа.

— Мне скорее подойдет роль прекрасной дамы, — заметила я.

Мы направлялись к моему дому. Пашка тащил наши рюкзаки и размахивал в разные стороны палкой, подобранной на обочине дороги, будто мечом.

— Какая из тебя прекрасная дама? — возмутился он, поморщившись. — Ты мой самый верный друг. Ты мой преданный рыцарь, на которого я всегда могу положиться. Это почетнее! — объявил он, переводя на меня серьезный взгляд.

Я так не считала. Быть рыцарем мне не хотелось. А то, что я не похожа на прекрасную даму, вообще оскорбило, даже несмотря на то, что сказала я это в шутку.

— Не буду я рыцарем! — возмутилась и, отобрав свой рюкзак у растерявшегося Пашки, пошла вперед одна.

— Юлька, ты чего? — нагнал он меня вскоре и легонько ткнул в плечо палкой. — Обиделась?

— Отстань, Славин. Возьми в рыцари лучше своего Рябухина, а меня не трогай!

И все-таки достойной титула рыцаря Пашка посчитал меня, а не своего тогдашнего друга.

Увлечение Пашки рыцарями и размахиванием палками, к счастью, долго не продлилось, и вскоре он перестал приставать ко мне с клятвой в верности. Он всерьез занялся хоккеем, и от поры его недолгого увлечения остался только герб нашей дружбы, который он модернизировал с первоначального варианта и после оставлял на каждой парте, за которой мы скучали на бесконечных уроках.

Однако сути это не изменило. Я каким-то образом умудрилась стать верным рыцарем Пашки, а не прекрасной дамой его сердца.

Во время подросткового периода мы начали постепенно отдаляться друг от друга. Интересы наши разошлись. Меня все больше интересовали любовные романы, наряды, сериалы да мальчики. Пашкой же владела страсть к хоккею и компьютерным играм. У нас появились новые друзья: у меня — подружки-хохотушки, у него — друзья-спортсмены. Но тем не менее общаться мы не перестали и за день парой фраз всегда обменивались, как в детском саду во время сон-часа.

Пора средней школы могла бы стать концом наших теплых отношений, если бы не незатейливые перебрасывания: «Юлька, привет! Ты домашку сделала? Дай списать!», «Паш, объясни задачу. Ничего не поняла», «Юль, ты почему плачешь? Кто-то обидел?», «Славин, успокойся! Не бей его!».

Я выручала его из неприятностей. Он не давал меня в обиду.

Я разрешала ему списывать домашнее задание. Он разжевывал мне задачки по математике.

Мы общались редко, но друзьями себя считать не прекращали ни на миг.

Даже в периоды ссор каждый из нас знал, что мы все равно помиримся. И мы мирились и продолжали общение. Причем друзья-подружки появлялись и пропадали, а наша дружба закалялась временем. Мы воспринимали друг друга как нечто само собой разумеющееся, как родственников, связанных незримыми узами. Пашка был для меня как еще один брат, которого приходилось воспринимать как данность со всеми его плюсами и минусами и прощать за все проступки. А Славин, в свою очередь, не раз упоминал о том, что хотел бы иметь брата или сестру, и, видимо, мной заполнял эту пустоту в своей жизни.

Я была отличницей, старостой класса, самой популярной девочкой. Мне завидовали, мной восхищались. А я прикладывала немало труда, чтобы поддерживать свое амплуа умницы и красавицы. И давалось это мне не всегда легко и просто. Я не была ни вундеркиндом, ни невероятной красавицей. Мне приходилось и со слезами на глазах решать задачи, и до поздней ночи заучивать стихи и правила русского языка. Уже в школе я познакомилась со значением слова «диета», а также с проблемами с кожей и волосами, брекетами. Но от природы мне были дарованы упрямство и честолюбие, поэтому, стиснув зубы, я боролась со своими недостатками и выковывала стальной характер.

Пашка же, наоборот, слыл главным хулиганом класса и «головной болью» учителей. Учиться со временем он стал лучше, не без моего влияния и помощи, а также природной сообразительности и хитрости. Конечно, до отличников и хорошистов ему было далеко, но и от статуса двоечника он отдалился существенно. И, несмотря на череду троек в журнале, Славин считался среди учителей сообразительным и подающим надежды учеником. Как и в группе детского сада, в классе Паша пользовался такой же популярностью. Внешне он не был похож на Брэда Питта, но благодаря своей харизме считался самым красивым мальчиком в классе. Он был очень веселым, а потому все время улыбался, и его карие глаза при этом будто искрились, что делало его лицо, на первый взгляд ничем не примечательное, невероятно привлекательным. А статус спортсмена, хоть и любителя, делал его в глазах девочек вообще героем.