Сказки мудрого леса - Артем Евгеньевич Белянин

девочка клубничная подпрыгнув на бегу,

Над мишкою хохочет на пологом берегу.

В зеленой тине вымазан, лягушки из ушей,

Медведь сердито вылез из колючих камышей.

А девочка клубничная на елку взобралась,

И дразнит косолапого, танцуя и смеясь.

А он все ходит думая вокруг ее сосны, — До ягодки на елочке, как будто до луны!

Коль на верхушку деревца никак мне не попасть,

Придется мне колючую, под корешок сломать!

Но хулиганка с бантиком большую шишку хвать,

И по лбу косолапому, пусть будет наших знать!

Но тот не унимается, на сосенку налёг,

Заволновалась ягодка. Но словно мотылёк,

На паутинке тоненькой, с березовых ветвей,

Ее черничный суженый летит на помощь к ней!

И словно шпага острая поднята высоко,

Кедровая иголочка в ладони у него!

Он над собой колючее оружие занёс,

И на лету вонзил его, в медвежий черный нос!

И враг стрелою пущенной со всех лохматых ног,

Через кусты терновника пустился наутёк.

А ягодки влюбленные, прижались, чуть дыша,

И запорхала бабочкой их нежная душа,

Пусть знают все, в недобрый час — нет повода грустить!

Враги, разлука и тоска, преграды на пути -

Не будет поражениям их края и конца,

Пока друг к другу тянутся влюбленные сердца!

Правдивая сказка

Под жарким солнцем, ласкового юга,

В полях клубники, высился дворец,

С любовью говорила вся округа,

Что в нем живет хозяюшка сердец.

Так называли юную принцессу,

В которой все не чаяли души,

От края заколдованного леса,

До синих гор и снеговых вершин.

Ей на рассвете, дивно пели птицы,

Ласкались звери, кланялись цветы,

И каждый раз спешили насладиться,

Ее теплом души, и красоты.

От пения принцессы тихли грозы,

От нежных рук касавшихся листвы,

Шипы свои отбрасывали розы,

И заплетались косы из травы.

Ее любовь, не ведая покоя,

Всех наполняла радостью окрест,

Ей все цвело, дышало все живое,

Она была душою этих мест.

И вот однажды, ветром наслаждаясь,

Она брела вдали от суеты,

А листики клубники, поднимаясь,

Подслушивали девичьи мечты.

И у реки решив остановиться,

Развеять лилий желтую тоску,

Увидела, как странствующий рыцарь,

Приник к воде на дальнем берегу.

Доспех и щит, скрывал его от мира,

В боях за веру и святую честь,

Не взяли тело — молот и секира,

Но ран душевных было в нем не счесть.

Любуясь им, принцесса улыбнулась,

В ответ он тоже помахал рукой,

И в этот миг вся жизнь перевернулась,

Забрав принцессы трепетный покой.

И светлый рыцарь, от улыбки замер,

Сраженный в сердце, чистой красотой,

Он ощутил, как полыхнуло пламя,

В его груди холодной и пустой.

Но счастья миг, так светел и прекрасен,

Что людям, виден он, издалека.

А человек завистливый, опасен,

Как языки костра для мотылька.

Не знали рыцарь и его принцесса,

Что в этот светлый и волшебный миг,

С опушки заколдованного леса,

Седая ведьма проклинала их.

Она, людское презирая счастье,

Им насылала порчу, и беду,

В погожий день сулившая ненастье,

Им воду отравляла и еду.

Отшельница, хозяйка гиблой топи,

Вокруг болото, да зелёный мох,

Одной лишь поклонялась лютой злобе,

Ее спасти, никто уже не мог.

А пуще всех старуха не любила,

Принцессу, ей мешавшую во всём,

Ведь та, проклятья лаской отводила

Болезнь — улыбкой, засуху — дождем.

— Не допущу их первого свиданья!

Не будет счастья у моих границ!

Старуха прошипела заклинанье,

Призвав из леса, стаю черных птиц.

И воронье, несметной черной тучей,

Как ураган обрушились с небес,

И, подчиняясь темной силе жгучей,

Принцессу к ведьме потащили в лес.

Железный рыцарь, латами сверкая,

Оружие из ножен обнажил,

И реку вброд по грудь, пересекая,

Спешил на помощь, что хватало сил.

Но не успел, и берега достигнув,

Он на колени рухнул у воды,

В печали горькой, головой поникнув,

Рукою гладил, теплые следы.

А вороны укравшие невесту,

Умчались в край, где солнце не встает,

И в дикой чаще, вымершего леса,

Под ноги ведьме, бросили ее.

И девочку пленившая старуха,

Ее страданьем услаждая слух,

Проклятия, шептала ей на ухо,

Чтоб огонек души ее потух.

Но верила принцесса во спасенье,

И рыцаря любимого ждала!

И даже тени не было сомненья,

Что он придет, не побоится зла.

И рыцарь шел, скрипели его латы,

Туда, где свет — во власти темноты!

Туда, где грома мечутся раскаты,

И чахнет мир, без светлой доброты.

На голос сердца, устали не зная,

Решительно шагая напролом,

Шептал во тьму, — Спасу тебя родная.

Мечом, врубаясь в цепкий бурелом.

А мертвый лес под чарами старухи,

Проснулся и зловеще заскрипел,

Цепляясь в ноги оплетая руки,

Он уничтожить рыцаря хотел.

А голос милой слышался все тише,

А значит, время нет передохнуть,

Она жива, пока любовью дышит,

И он сражался, продолжая путь.

Лишь иногда, когда сгущались тени,

А голос милой слышен был едва,

Он приклонял уставшие колени,

Шептав молитвы праведной слова.

И становилось чуточку светлее,

И голос милой делался сильней,

Но насмехалась ведьма только злее,

Над беззащитной жертвою своей.

Иглой терновой протыкала кожу,

Бессонницей моря и тошнотой,

Твердила ей, — «его я уничтожу!"

И мир твой станет, тёмный и пустой.

Но не сломили девочку страданья,

Шептали ее губы вновь и вновь,

Дано влюбленным это испытанье,

Чтоб укрепить их вечную любовь!

И в это верил рыцарь на болоте,

Что увязал, но, не сдаваясь, шел,

Конец пути, и