Друзья и враги - Александр Афанасьев

В Вашингтон я поехал на машине, решил не рисковать, тем более что машина бронированная – и проклял все на свете. Пробки на въезде в Вашингтон неописуемые, и это несмотря на то, что дорожная сеть в этой стране великолепная. Бетонные многополосные автострады, развязки – им не приходится, как нам, думать, что делать с разрушением дороги зимой, для них снег зимой – это чрезвычайное событие, в то время как у нас на него и внимания не обращают, раз зима – значит, должен быть снег. Толкаясь в своем «Майбахе» на въезде в город, я думал, что же такое могло произойти, если британцам так надо меня убить. То, что пытались убить меня, а не Дариуса, я не сомневался, ребята с винтовкой пятидесятого калибра могли проникнуть в Бронкс, могли подкупить таких же, как Дариус, уродов с дешевым автоматом и минимумом мозгов. Хотя… может, и прав был нью-йоркский коп лейтенант Ген, говоря о том, что все негры нас ненавидят и белый, пытаясь договориться с негром о разборке с другим негром, рискует получит порцию свинца в брюхо.

Заметив у тротуара «Олдсмобиль» темно-синего цвета, я поспешил к нему. Правительственная машина, почти «Кадиллак», их закупает СРС для высших руководителей.

Человек, сидящий на правом переднем сиденье, вышел, когда я приблизился к машине. Невысокий, крепкий, похож на мексиканца.

– Сэр…

Я поднял руки, и он быстро провел сканером вокруг меня. Затем кивнул, открыл дверцу машины. Пистолет у меня был – но я его держал в скрытой кобуре, которую прикрепил в прокатной машине. Хоть здесь и цивилизованный мир, а без оружия никак нельзя. Как говаривал один мой друг: только стань бараном, и волки тут как тут.

И он был прав.

– Посол…

Пикеринг улыбнулся:

– Я давно не посол. И вы, кстати, тоже.

– Ну, почему же. Можно сказать, что мы послы доброй воли. Пытаемся навести мосты над пропастью с бушующими в ней недоверием, злобой и безумием.

Пикеринг тяжело вздохнул.

– Вы все, русские, умеете так говорить?

– Не все. Но я писатель. Ничего необычного, любительские опыты в юности, не более того.

– Было бы интересно почитать.

– Уйду на пенсию – издамся. Если доживу.

– Кстати, про «доживу»…

Пикеринг ждал, что я начну что-то объяснять, – но я был не меньшим мастером, чем мой североамериканский коллега, и молчал, ожидая вопроса. Кто задает вопрос – невольно раскрывается, это что-то вроде словесного дзюдо. Самый умный человек – это тот, который зубами закрыл дорогу своему языку.

И Пикеринг понял, что начинать придется ему.

– У вас серьезные проблемы.

– У меня?

– Да, черт возьми, у вас! – Томас поднял градус разговора. – Когда британская и русская разведки устраивают разборки на чужой территории и в результате этого гибнут и получают увечья сотрудники правоохранительных органов другого государства, это, черт побери, значит проблемы у обеих сторон, вот что!

– Разве я начал стрелять?

– А те ублюдки, которые погибли в машине, – они умерли от раскаяния?

– Они умерли от того, что я принял все возможные меры к задержанию убийц полицейских. Вы не задумывались над тем, что может натворить сошедший с рельсов ублюдок с винтовкой пятидесятого калибра в городе?

Пикеринг понял, что меня так не пронять.

– С самого начала. И ни слова лжи. От того как вы будете с нами сотрудничать, будет зависеть то, какие обвинения вам будут предъявлены и будут ли они предъявлены вообще.

Я рассказал все, как было, ничего не утаивая. Смысла утаивать не было, в конце концов, я не совершил никакого преступления. Конечно, в Нью-Йорке многие завопят как резаные, если услышат про лихую разборку на Лонг-Айленде, там слишком много демократов и слишком жесткие законы об оружии, но если мне и будет предъявлено обвинение, с хорошим адвокатом оно не пройдет дальше Большого жюри.

Пикеринг какое-то время сидел молча после моего рассказа, пытаясь осмыслить сказанное и разложить все по полочкам. Через тонированные стекла «Олдсмобиля» мы наблюдали за величественным Ванден Плас с флажком Соединенного Королевства на маленьком флагштоке, причаливающим к тротуару перед нами.

– Нам не пора идти? – напомнил я.

– Нет. Фрай просил дать ему несколько минут. Август Фрай, помните такого?

– Отдел внутреннего взаимодействия, – вспомнил я свой прошлый визит в это здание.

– Теперь – заместитель генерального атторнея. Сделал себе имя на разоблачениях коррупции предыдущего кабинета. Метит в Конгресс.

– Поздравляю.

– Не стоит. Чертовски неприятный тип, себе на уме. Но это неважно.

– Правительство САСШ намерено что-то предпринимать в связи с убийством русской подданной на ее территории?

Пикеринг поморщился:

– Гибелью…

– Убийством, – настойчиво повторил я. – Это было убийство, наглый вызов всем нам и откровенное попрание всех норм человеческого существования. Государственная машина охотится за двадцатилетней девчонкой, которая виновата лишь в том, что не проявила предусмотрительности при выборе кавалера. Это не может быть терпимо. Что завтра придет в голову этим ублюдкам, кого еще они попытаются убить?

Пикеринг, не найдя, что ответить, открыл дверь машины:

– Пойдемте.

Августа Фрая я видел всего один раз в жизни, но запомнил, как и всех, кого встречаю на своем жизненном пути – у меня хорошая память на лица. За то время, что прошло с нашей последней встречи, он почти не изменился – словно законсервировался. Если бы нужна была модель для написания картины «идеальный чиновник» – Август Фрай подошел бы лучше всего.

– Сэр…

– Рад вас видеть, мистер Воронтсов… – он выговорил мою фамилию, с трудом, но выговорил, тоже запомнил. – Прошу присесть вот здесь. А вы, мистер Пикеринг, – вон туда. Да, вон туда…

Здесь было что-то вроде суда, неофициального – но все же суда. От того, чем закончится сегодняшняя встреча, будет зависеть то, выдвинет ли прокуратура уголовные обвинения.

Напротив меня сидел лорд Тимоти Арчер, барон Хоу, его отец был пэром Англии, сын этого титула пока не выслужил, но, вероятно, выслужит. Второй секретарь Посольства Ее Величества Королевы Великобритании в Вашингтоне, писатель, публиковался под псевдонимом Джеймс Хоу. На мой взгляд – весьма средне.

– Прежде всего, господа, – продолжил Фрай, – хочу предупредить всех, что наш сегодняшний разговор записывается, запись разговора может быть использована в суде, а также – при дальнейшем расследовании дела. Поэтому любой из вас может пригласить адвоката и ничего не говорить до его прибытия. Итак, вы, мистер Воронтсов?

– Адвокат мне не нужен, спасибо.

– Лорд Хоу?

– Какой адвокат? – не понял британец. – Мы в этом деле пострадавшая сторона!

– Мистер Хоу, вам понятны ваши права, как представителя Соединенного Королевства, и желаете ли вы пригласить барристера[1] при защите своих интересов и интересов Его Величества?

– Нет, благодарю, я вполне справлюсь сам, – исполненный презрения к бывшим колонистам, проговорил лорд Хоу.

– В таком случае начинаю. Помнится мне, вы не можете давать присягу, мистер Воронтсов.

– Совершенно верно, я не могу присягать в вашем суде. Но я могу поклясться говорить правду, только правду и ничего, кроме правды.

– Думаю, этого будет достаточно. Итак, мистер Воронтсов, вам слово. Каким образом вы сумели впутаться в историю со стрельбой.

Здесь я выложил уже приукрашенный рассказ. Не то чтобы лживый, просто утаивающий некоторые моменты. Получилось так, что я в компании бывшего агента ФБР Марка Мишо ехал на его машине в небольшой поселок на Лонг-Айленде. Меня пригласили друзья Мишо, потому что у них была информация об убийстве русской подданной в Нью-Йорке, произошедшем совсем недавно. Когда мы подъехали к дому – началась стрельба, и нам пришлось спасаться. Мне удалось раздобыть винтовку, после чего я зашел во фланг нападавших и открыл огонь по их машине. Нападавшие были убиты, агент Мишо был ранен в перестрелке, и поэтому я не дождался полиции, а отвез раненого в больницу. Вот и все, что я имею сообщить по данному делу.

– Я протестую относительно того, каким образом преподносится дело о гибели русской подданной в автомобильной катастрофе, – заявил барон Хоу, – князь опускается до того, что пересказывает печатающиеся в желтой прессе сплетни и досужие домыслы.

На сей раз я сдержался.

– До вашего протеста мы еще дойдем, барон, – с кислой миной заявил Фрай, – сначала разберемся с заявлением господина Воронтсова. Итак, вы не отрицаете того, что у вас была винтовка и вы сделали несколько выстрелов из нее?

– Не отрицаю.

– И в кого же вы стреляли?

– Я стрелял в машину, которая пыталась скрыться с того места, с которого дом обстреливали.

– И вы видели, кто находился в машине?

– Нет, потому что было темно. Но у меня достаточно опыта, чтобы сделать заключение о том, что это именно та машина, на которой пытались скрыться убийцы, обстрелявшие полицейских.