День Венеры - Спартак Ахметов

— Природа всегда заботится о прочности, она всегда имеет резервы… Грюнвальдская битва, конечно, решала, быть или не быть самостоятельными целым народам…

Баграт ни с того ни с сего окрысился:

— Борьба против захватчиков — преступление?

Ломов попытался объяснить:

— В битве погибли тысячи воинов. Потеряны тысячи комбинаций генов. Убиты настоящие мужчины. Каждая война надолго оставляет последствия…

Сванидзе не слушал. Он хищно изогнулся, стиснув в кулаке невидимый кинжал.

— Прямо абрек какой-то, — усмехнулся Ломов. — Летим всего-то вторую неделю, а он уже бьет копытом.

— Ребята, ребята, — утихомиривал друзей Галин, — не перегибайте палку. Бионетик Ломов построил абстрактную модель в терминах своей науки. Он не учел, что люди — это не его любимые кианы, искусственные существа. У людей в сильнейшей степени развито эмоциональное начало. Чувство патриотизма, национального самосознания…

Бортинженер вскрикнул и полетел на Ломова. Галин едва успел перехватить его.

— Брек, — решительно сказал он. — Бокс отменяется. Предлагаю разойтись, а то командир покажет нам кузькину свекровь.

Ломов презрительно пожал плечами и открыл люк отсека, в котором они жили вдвоем с Галом. В это время раздался зуммер. Трубку снял планетолог.

— Экипажу собраться у меня! — Голос Красова был непривычно взволнован.

— Понял. Микель, не уходи, что-то случилось.

Они быстро поплыли по анфиладе отсеков «Венеры». Миновали кают-компанию, которая одновременно служила кинозалом, библиотекой и столовой. Следом за ней располагался спортивный зал. Ломов вспомнил утреннюю победу в космобол и самодовольно усмехнулся: «Так вот почему зол Баграт! Жаль, не было болельщиков. Спортотсек совмещен с душевой, туалетом и мусоросборником. Больше двух человек не входит…»

«Вот тебе и проблемы космоустойчивости, — думал Галин. — Чуть не подрались эти петушки… Надо что-то придумать».

В это время Баграт открыл люк последнего обитаемого отсека. Дальше, у носа корабля, располагался посадочный атмоскаф «Тетра».

Большую часть командирской рубки занимали пульт управления и электронно-счетная машина, которую Сванидзе звал Эммочкой. В отличие от Киана она не была личностью. Обыкновенный арифмометр, придаток человека. Ломов такие не любил. Космонавты помещались в рубке, если использовали всю кубатуру. Поэтому Баграт сел рядом с Красовым, а остальные всплыли к потолку и повисли вниз головой, наподобие летучих мышей.

— Чего жмемся? — спросил бионетик. — Пошли в кают-компанию!

— Возможно, считать придется. — Лицо у командира багровое, результат давнего ожога. Что-то не задалось у него на Меркурии.

— Считать? — подозрительно спросил Сванидзе. — Что?

— Программу торможения.

— Зачем? — Бортинженер клюнул горбатым носом. — И где мы возьмем топливо?

— Если будет нужно, найдем.

— Не буду искать! Нашел лихача, понимаешь…

— Обстоятельства чрезвычайные, — неторопливо сказал Красов. — Из Центра управления сообщили: пропал Киан.

Бионетик едва не спикировал на голову Баграта.

— От нас утаили, что последние три дня Киан вел себя странно. Перемежал деловую информацию с бессмыслицей. Говорил о каких-то жуках, топорах, дятлах…

— Никита, — растерянно сказал Ломов, — шутишь?

— Вот радиограмма. Ты специалист, тебе и карты в руки. По косвенным данным, в Центре управления полагают, что Киан упал на планету Венера.

— Бред какой-то…

Остальные члены экипажа были поражены не меньше.

— У нас три возможности, — сказал командир. — Первая: прервать полет.

Космонавты недовольно зашевелились.

— Вторая: резко сократить время полета. Может быть, успеем помочь Киану.

— Топлива, понимаешь, в обрез. Надо хорошо посчитать.

— Никита, — подал голос Галин, — стоит ли пороть горячку? Мы можем работать по варианту программы без Киана.

— Это и есть третья возможность.

Через неделю Галим Галин, изучая анализы крови членов экипажа, думал: «Удивительно, до чего гибок человек. Недавно переживали исчезновение Киана, едва назад не повернули. Но вот все утряслось, продолжаем полет к Венере. Испытания на космоустойчивость продолжаются. И у Микеля дело появилось…»

Бионетик долго сидел над радиограммой. Жучки, дятлы и топоры наводили на мысль о мании преследования. Но Киан не мог сойти с ума, как человек не может сойти с рельсов. Разве что в переносном смысле… В результате у Микеля сформировалось нездоровое чувство юмора. Его итальянские глаза начинали испуганно бегать, копна волос каким-то ухищрением вставала дыбом. «Боюсь топора», — с ужасом говорил бионетик. Этой шуткой он изводил пылкого Баграта, которому помогал общаться с Эммочкой в качестве кибернетика. В конце концов Сванидзе выгнал его. Тогда Ломов превратился в биолога и принялся систематизировать данные медицинских наблюдений. Вскоре он выявил ряд тонкостей, которые осветили проблему космоустойчивости с неожиданной стороны. Галин был удивлен. Он знал, что Ломов — крупный специалист в области бионетики, один из создателей Киана. Однако космоустойчивость и бионетика довольно далеки друг от друга.

Полет продолжался штатно. Работали, выстаивали вахты, играли в космобол, читали, смотрели кино. На подходе к Венере произошло ЧП — Ломов, который много времени проводил в спортотсеке, перегрелся на велоэнергомере, а затем переохладился под душем. Он оглушительно чихал, из носа и глаз текло. Как человек, никогда не болевший, быстро скис. Пожелтел, осунулся, жалобно постанывал. Галину пришлось бороться и с болезнью, и с малодушием пациента. Ультрафиолетовое облучение в сочетании с психотерапией поставили Микеля на ноги. В благодарность он обрушил на Галима сонеты Петрарки, терцины Данте, газели Джами, рубай Хайяма, строки Пушкина и Цветаевой. Стихов он знал неимоверное количество. Галин был невозмутим. Он готовил к печати «Очерки планетологии».

Через несколько дней Красов, Сванидзе и Эммочка в последний раз скорректировали орбиту «Венеры». Корабль увеличил гелиоцентрическую скорость до 35 километров в секунду и подошел к финиш-планете с внутренней стороны. Теперь он обращался вокруг планеты Венеры почти в плоскости ее экватора по эллиптической орбите с перигесперием 684 километра. Направление движения корабля совпадало с суточным вращением планеты.

2. ТАМ, ПОД ОБЛАКАМИ…

Два солнца сияли по обе стороны корабля. Казалось, что диск малого, истинного солнца стремительно вращается на фоне черного неба, разбрызгивая лучи. В большом солнце ощущалась крутая сферичность, хотя никаких деталей на слепящей поверхности не было видно. Только ультрафиолетовые лучи выявляли структуру венерианских облаков. Обзорный экран напоминал холст, на котором художник-абстракционист поспешными мазками изобразил пятнисто-полосатый круг.