Идущий в тени 9 - Марк Амврелий

так бы я себя охарактеризовал, коль, статы влияли бы на умственные способности. К счастью, влияли они на магическую составляющую игры, а не на мои решения. Закончив со статами, перешёл к следующему, пожалуй, самому сложному пункту. А именно — к непосредственной битве. Для того, чтобы мне выйти на позицию, с которой я смогу произвести точный и достаточно сильный выстрел, пришлось сделать крюк. Можно было бы пройти и прямо, но кустов по прямой траектории не наблюдалось, как и инвиза в моих слотах навыков. Так что путешествуем перебежками и надеемся на лучшее.

Выйти на позицию удалось без проблем. Я устроился за небольшим кустом, за которым, будь я в приседе — меня не видно, зато если встану, то могу стрелять. Взяв стрелы, воткнул перед собой. Эта фишка древняя, но работает на ура, время до следующего выстрела сокращается почти в два раза. Выдох, вдох и я встаю, поражая первую цель, за ней вторую, третью, чет… четвёртую не успел. Слишком медленно стрелял и пусть очень старался, но не мог повесить даже две стрелы в воздух одновременно, а потому противники успели среагировать. Четвёртая из намеченных мной целей просто уклонилась, получив лишь небольшую царапину на щеке. Я попытался вновь его достать, но тот был уже прикрыт щитом и бежал на меня отнюдь с недобрыми намерениями. Времени на раздумья не осталось, и я предпринял самый героический шаг, что только мог прийти в голову в подобной ситуации — побежал прочь.

Далеко убежать мне не дали. Уже метров через сорок воину удалось сократить между нами расстояние, после чего он бросил щит, попав аккурат мне под колени. А уж когда я упал, догнать тому и вовсе не составило труда, что я почувствовал на себя в следующую секунду.

Несмотря на то, что ногу, в которую попала окантованная металлом деревянная крышка, сводило от боли, я пытался встать и продолжить бегство, но носок кирзового сапога, что впечатался в рёбра, подкинув меня на добрые пол метра, поставил в этой попытке окончательную точку. Я застонал от боли, перекатился на спину, но лишь для того, чтобы в моё лицо пыхнуло гнилостным дыханием дошедшего до меня воина. Тот наклонился и брызжа слюной заорал.

— Ты что, молокосос, решил, что можешь убить Рудольфа Рыжебородого?

Кто такой это Рудольф Рыжебородый я не знал, предполагал, что это может быть говоривший, а точнее кричащий, но даже будучи в упор, бороды я у него не видел, о чём и поспешил сообщить.

— Рыжебородого? Рудольфа? Я о таком даже не слышал. Это вообще кто?

Моя фраза единственным зрителем была оценена по достоинству, при чём на столько, что даже посыпались овации. Преимущественно ботинком и по рёбрам, но зато какие звонкие! К моменту же, когда я уже кашлял кровью, не чувствуя нижней части туловища, меня поспешили познакомить с действующими лицами.

— Рудольф Рыжебородый — это я. Понятно тебе, щегол? Я это, я. Я! Я! Я!

Каждое его «я», для большей значимости, было сопровождено нехилыми такими ударами, мотающими мою тушку по изрытому ногами полю. Решив, что эти хлопки приглашение выступить на бис, я просипел.

— Кто-кто ты? А кто Рудольф Рыжебородый?

Фраза незамеченной не осталось, единственный зритель оценил её по достоинству, и наградой за подобный номер была смерть, которую я уже видел в его глазах. Вот только судьба распорядилась по-другому. Смертушка хоть и находилась в одном квадратном метре со мной, но пришла за другим. Фонтан крови и падающая голова Рудольфа Рыжебородого были точкой в этом акте. Когда же тело верзилы упало вслед за головой, я увидел того самого начальника стражи, что отказал мне несколько часов назад в том, чтобы я присоединился к рядам его воинов. Он протянул мне руку, но встать, или даже пошевелиться я не мог. Воин, недоуменно поглядев на меня, наконец отметил моё состояние и наклонился. Он достал из кармана белый платок и вытер с моего лица кровь. И пусть она ещё сочилась из ран, но теперь, хотя бы, не застилала глаза багровой пеленой.

— Потерпи, пацан, сейчас поможем. Мы своих не бросаем.

Я хотел ответить, но он приложил палец к губам.

— Помолчи, не трать силы. Потом выговоришься. — Затем встал, и развернувшись к каравану закричал. — Симеон. Тут нашему герою совсем хреново. Нужны зелья, носилки и бинты.

Глава каравана, откликнувшийся на имя Симеон, тут же начал раздавать приказы. И пусть я за травой не видел, что там происходит, однако зычный и командный голос караванщика слышал прекрасно.

Спустя пару минут ко мне подошли двое из помощников караванщика и обмазав какими-то пахучими мазями, стали обматывать бинтами, медленно, но верно превращая в мумию. Обмотав наиболее пострадавшие рёбра, меня переложили на носилки и отнесли в телегу. Там, после того, как меня вырвало от боли, всё споро убрали и стали поить меня зельями. При чём поили под взором караванщика, который отдавал приказы работникам, попутно общаясь со мной.

— Меня зовут Симеон. Ты, это, пожалуй, уже понял. Перед чужаками мы именами особо не светим, но тебя наша семья считай приняла. Ты молчи, не отвечай, тебе не стоит. Что тебя Янус зовут я помню. Хоть уже и не молод, но память меня пока не подводит. Ты извини, зелья у нас слабые. На сильные денег не хватает. Да и место то у нас вроде как спокойное. Во всяком случае было… Да и будет, раз шайку Рудольфа Рыжебородого перебили. Вот ты дал конечно. Да, и это, обязанности с тебя я снимаю. Оплату получишь по чести, всё как договаривались. Лежи, оправляйся.

Я благодарно прикрыл глаза, они были какими-то очень уж тяжёлыми, так что я моргнул, вот только когда открыл веки, то вокруг была уже ночь. В повозке я оказался не один, рядом сидел воин, что в бою оказался ранен в руку. Увидев, что я очнулся, тот подорвался и унёсся во тьму, буквально через минуту вернувшись с главой стражи.

Глава стражи споро меня осмотрел и присел рядом.

— Меня зовут Гораций. Не успели тогда познакомиться, слишком уж сильно тебя приложило. Как себя чувствуешь?

— Паршиво.

Говорить я не мог, лишь сипел, к тому же дико болела грудь, так что назвать меня разговорчивым было сложно. Но Гораций от меня это и не требовал.

— Мы собрали трофеи, что ты заслужил, сложили вон у твоих ног. Спасибо тебе и извини, что тогда не поверил в тебя. Сам