Разведенка (СИ) - Дина Ареева

него ребенка! — раскрасневшееся, разъяренное лицо совсем близко, в глазах сверкает настоящее безумие. Все надежды на проблески хоть какого-то разума испаряются в один миг.

— Ты… ты сумасшедшая! — хрипло выдавливаю, выпускаю плечи Жанны и обеими руками хватаюсь за перила.

Она механически отталкивается, теряет равновесие и ступает назад, чтобы удержаться. Нога попадает мимо ступеньки, на миг зависает в воздухе, и ее обладательница с истошным воплем катится по лестнице вниз.

В последний момент пытаюсь ухватить ее за волосы, чтобы хоть как-то удержать, но они скользят из рук как живые.

На трясущихся коленях подползаю к перилам и упираюсь в них спиной. Руки дрожат от напряжения, я задыхаюсь от смешанных эмоций.

Внизу возле Жанны суетятся люди, все сразу откуда-то набежали. Один из охранников вызывает скорую помощь.

Отдаю себе отчет, что хотя мне происходящее показалось вечностью, на деле все заняло от силы не больше минуты.

— Ясмина, с вами все хорошо? — надо мной склоняется охранник Егор. — Не сидите на полу, простудитесь. И почему вы держитесь за живот, вам плохо?

— Н-нет, Егор, спасибо, все хорошо, — поспешно отнимаю руки от живота, — я просто очень испугалась. Что с ней?

— Вы о госпоже Осадчей? Она в сознании, дальше скажут врачи.

Облегченно выдыхаю. Не то, чтобы я сильно переживала о Жанне, но и свидетельницей ее кончины мне тоже не очень хотелось бы быть.

— Почему вы не позвали нас? — говорит охранник с легким упреком. — Зачем сами с ней решили разбираться?

— Я? — поднимаю на мужчину глаза и смотрю с изумлением. — Я ее не трогала, Егор! Это она хотела столкнуть меня с лестницы!

— Так полиции и скажем, — охранник с удовлетворением кивает, и до меня медленно доходит смысл сказанного.

— Полиции? Почему полиции?

— Мы вызвали бригаду скорую помощь, врачи обязаны сообщить в полицию. Давите на то, что это несчастный случай, я уже позвонил вашему мужу. Его адвокаты свяжутся с адвокатами Осадчих.

— Но это не несчастный случай! — пробую спорить. — Она в самом деле хотела столкнуть с лестницы меня!

— Все зависит от того, что скажет полиции Осадчая.

— Но я говорю правду! Я ни в чем не виновата. Эта жаба сама на меня набросилась!

Грудь опаляет жгучее чувство несправедливости. Да, я поступила необдуманно, принимая Жанну наедине. Но это она попросила. Она сказала, что у нее конфиденциальный разговор, потому я и отослала свою помощницу по хозяйству. Ксения старше меня, поэтому у меня язык не поворачивается назвать ее прислугой.

Камеры у нас только снаружи и на входе, Дамир не видел смысла следить за своими помощниками. Он не работает с людьми, которым не доверяет, и тут я полностью на стороне мужа.

Неужели эта гадина станет меня обвинять?

Хочу встать, держась за перила, но ноги не слушаются, подламываются, и я снова сползаю на пол. Егор подхватывает под руку.

— Я вам верю, но если бы были свидетели, все было бы проще. Вы только не волнуйтесь, Ясмина, — он помогает мне подняться на ноги, — главное постарайтесь молчать, пока не прибудут адвокаты.

Я вскрикиваю и сгибаюсь, чувствуя, как простреливает низ живота. Слышу снаружи сирену скорой помощи. К нам подбегает второй охранник, Илья, мужчины смотрят на меня с нескрываемой тревогой.

— Давайте мы вас тоже в больницу отвезем, — предлагает он, — от греха подальше.

У меня нет сил возражать, обессиленно киваю.

Мне лучше поехать в больницу. Я только сегодня узнала о своей беременности, у меня задержка всего два дня. Конечно, может быть это ошибка, я читала, что такое возможно. Но если я беременна, моему малышу может угрожать опасность.

И тут же понимаю, что ребенок Жанны тоже может пострадать. Мысленно молюсь, чтобы этого не произошло.

Я не верю, что она беременна от Дамира. Мой муж начал оказывать мне знаки внимания за два месяца до свадьбы, он не мог ухаживать за мной и спать с Жанной. Просто не мог. Ни за что не поверю.

И я совсем не хочу, чтобы пострадал этот чужой малыш, даже если его мать пыталась убить моего.

Холл заполняется людьми в спецодежде экстренной медицинской помощи. Жанну грузят на каталку. Она протяжно стонет, и мне хочется заткнуть уши.

Охранники помогают мне спуститься вниз, и мы выходим во двор. Каталку грузят в машину, медик указывает мне на свободное сиденье, и до меня доходит, что я должна ехать с Жанной в одно салоне.

— А можно меня отвезут охранники? — спрашиваю, попятившись?

— Тогда дожидайтесь приезда полиции, — качает головой медработник. — Мы обязаны доставить в больницу всех участников конфликта.

«Участников конфликта»…

Как будто речь идет о вооруженном нападении. Низ живота снова простреливает, и я вдохнув побольше воздуха, забираюсь в салон.

Глава 2

Яся

Стараюсь сесть подальше, чтобы Жанна меня не видела. А сама все время возвращаюсь к ней взглядом. Она лежит неподвижно на каталке, на лице кислородная маска, глаза закрыты.

Отворачиваюсь и смотрю в окно. На душе гадко и мерзко, кошки не то что по ней скребут, они изодрали ее в клочья.

Почему у меня такая идиотская натура? Ведь я не виновата ни в чем, я ее не звала, не приглашала. Она сама ко мне пришла и начала сыпать оскорблениями. Прямо сказала, что хочет, чтобы мой ребенок не родился. И при этом я испытываю жгучее чувство вины, которое гложет изнутри. И это настоящая пытка.

А если она умрет? Я же тогда жизни себе не дам. Живьем себя съем.

И разве я не виновата? Виновата. Да, я не толкала Жанну с лестницы, но в моих силах было это все предотвратить.

Если бы я ее не послушала, если бы сказала, что меня конфиденциальность нашей беседы не волнует, она бы не посмела. Не посмела бросаться на меня на глазах у охраны.

Вот поэтому я чувствую себя виноватой.

Закрываю глаза и начинаю про себя молиться.

«Боженька, сделай так, чтобы она осталась жива. Ну пожалуйста, я тебя очень прошу».

Когда я была маленькой, я всегда так молилась, меня так учила мама. Но когда мой папа нас бросил, она перестала. Сказала, что больше ни во что не верит.

Почему я сейчас вспомнила об отце? Давно не вспоминала, у меня от него ничего не осталось, только имя. Он назвал меня Ясемин, это значит жасмин. Мой папа очень любил меня и называл своим цветочком. А мама называла Ясей.

Когда он ушел, первое время мама мне ничего не говорила, мне тогда было четыре года. Придумывала разные отговорки. Сначала это были