Артефакт «Время» - Женя Мун

Так состоялся мой дебют. Тогда мне было чуть больше шести лет, а ещё через десять пьяный бродяга ударил отца бутылкой из-под дешёвого виски, проломив ему голову. Как нам сообщили, Локрейн пытался остановить его, когда тот обрывал ветки «полудохлого куста», чтобы соорудить себе костёр.

Я порывисто вздохнула. Боль проржавевшим от времени гвоздём вонзилась в сердце, лишая меня воли к жизни.

В детстве мало думаешь о муках одиночества. Но уже тогда я легко могла выделить отца из толпы. Во всём, что он делал, в его движениях, словах сквозила какая-то пронзительная тоска и безысходность. Много позже я поняла, что так мучительно и беззвучно умирала его душа. Судьба жестоко усмехнулась, забросив кельта в мир, где редкое дерево осмелиться пустить корни в землю пропитанную химикатами, а дети видят зелёный цвет, открывая пачку чипсов, окрашенных красителем Е143. Да и название мира – Минос всегда ассоциировалось у меня со смертью загнанного в лабиринт человека. Снова и снова я не уставала поражаться тому, что подобная Земля смогла дать мне жизнь, что она вообще могла породить что-то живое.

Глава 2. Одарённая

Я появилась на свет в ночь на Самайн, в ночь с 31 октября на 1 ноября. Самайн – один из важнейших кельтских праздников, знаменующий конец «светлой» половины года и наступление «тёмной». У кельтов иное, чем у большинства миров летоисчисление. Месяцы, года и века они считают по лунному календарю. При этом век длиться не сто лет, а всего лишь тридцать. Время суток измеряется не днями, а ночами, поэтому «день рождения» звучит как «ночь рождения», а «неделя» как «восемь ночей».

Самайн – праздник Мертвых. Смерть для кельтов намного более значимое событие, чем Рождение, поскольку считается для того чтобы начался новый рост необходимо освободить для него место. Так и случилось, что моё Рождение пришлось аккурат на ночь Смерти. Друиды верят, люди, появившиеся на свет во время празднования Самайн, отмечены Богами и наделены особенным даром. Дар у меня действительно есть.

От отца я унаследовала способность понимать растительный мир. Как любой житель Этайн я слышу деревья и травы, могу разговаривать с ними, однако никому из кельтов не дано управлять их жизненными энергиями, подчинять своей воле. Никому, кроме меня.

В тот день Локрейн встречал меня после школы. Во дворе он присел возле небольшого кустика Плюща, который в борьбе за существование тщетно пытался ухватиться за железную стойку гимнастического турника. Отец стал серьёзно ему что-то объяснять.

«Наверное, уговаривает переехать из этого жуткого места», – улыбнулась я, глядя в окно, но в следующий момент уже наблюдала, как двое охранников угрожающе надвигаются на папу. Такое нам было не впервой. Человек, разговаривающий с травой, в этом мире признавался социально-опасным.

Кое-как дождавшись звонка, я пулей вылетела на улицу. Локрейна пытались грубо выпроводить с территории школы. Тот робко сопротивлялся, объясняя, что ждёт дочь, на что один из провожатых брезгливо заметил: «Не повезло же девчонке с папашей!».

Я впала в ступор. Отцовская беззащитность, наглость охранников, животная радость зевак, слетевшихся в предвкушении драки – всё слилось в одну ослепительную вспышку ярости. Ногти до боли впились в ладони, а в голове вдруг зазвучал тонкий детский голосок:

Тихо вьюсь, вьюсь, вьюсь,Дождя-ветра не боюсь,Путь мой вверх непростой,Но – мое солнце надо мной.Обовью, вью, вью,Песню тихую споюВам о вышней вышине…Но – не запутайтесь во мне.2

На глазах у изумлённой публики робкий кустик Плюща начал стремительно разрастаться. Молниеносно выпуская ярко-зелёные побеги и разворачивая гигантские листы, растение захватывало всё большую и большую площадь. Точно змеи стебли Плюща извивались и стелились по земле, двигаясь в направлении людей, удерживающих отца.

Толпа испуганно охнула и отступила. Отпустив Локрейна, стражи принялись сдирать с себя проворные ростки, но откуда им было знать о пикировке?! О том, что в месте отрыва стебель начинает ветвиться с удвоенной силой. Не прошло и сотой доли секунды, как Плющ стал душить их за горла.

Я отрешённо наблюдала за представлением. Казалось, всё происходит само собой, помимо моей воли.

В толпе начали кричать. Нет, не в толпе, кричал мой отец:

– Не надо! Остановись! – яростно тряс он меня за плечи. Я медленно подняла на него глаза и в голове прояснилось. Увидев синеющие лица охранников, я в панике потянула к ним руки:

– Стой!!!

Сковывающие людей живые путы шлепком опали на землю. Вслед за ними упала и я. Судорожно глотая ртом воздух, осторожно огляделась, обнаружив на месте школьного двора выжженный засухой пустырь. В то время я ещё не знала, что для подобных фокусов жизненно необходимы две вещи: энергия и вода. Энергию Плющ получил от меня, а воду из того, что нашёл в почве, почти полностью её иссушив.

По дороге домой отец напряжённо молчал.

– Знаю, – робко заговорила я, – Плющ выполнял моё́ желание, но я не хотела никого убивать! Просто у меня совсем нет опыта, – и виновато опустив голову, озвучила вопрос, мучивший меня весь путь от школы: – Но если растения слушаются нас, почему ты никогда этим не пользуешься? Не защищаешься?

Вместо ответа отец остановился и пристально на меня посмотрел.

– Опять жалеешь этих людишек, да? Оглянись вокруг, папа! Разве кто-то из них достоин твоего великодушия?!

– Дело не в этом, – вздохнул Локрейн.

– А в чём тогда? Папа, я хорошо тебя знаю, если ты снова заговоришь о том, что всё люди равны…

– Нет. Я не использую растения для защиты потому, что не могу этого делать.

– Не можешь? Почему?

– Они не подчиняются мне.

От удивления у меня чуть не вылезли глаза из орбит. Разве могло быть что-то такое, чего умела я, и не умел отец?! Что-то такое, подвластное мне одной?!

– Как это?! А почему же мне подчиняются?!

Папа ласково погладил меня по щеке. В его взгляде было столько любви, что, не уместившись в нём одном, она хлынула через край и окатила меня тёплой волной.

– Ты особенная! Тебя ждёт удивительная судьба!

Солнце коснулась горизонта. Я ускорила шаг, надеясь успеть до наступления темноты, и вскоре вышла к обрыву невысокой скалы у круглого озера.

«Вот она!». – Цепляясь корнями за острые каменные выступы, надо мной величественно возвышалась Сосна. Именно за такую особенность «жить на грани» кельты дали ей имя Pinus от слова Pin – скала, то есть «растущая на скалах».

Сосна – дерево неиссякаемой, бьющей через край жизненной энергии и живое олицетворение бессмертия. Если и существует кто-то, способный за считанные минуты восстановить утраченные силы, то это она. Однако Сосна не отличается излишней щедростью, и превыше всего ценит собственное благополучие. Поэтому обращаясь к ней за помощью, необходимо заслужить её расположение.

Собрав остатки сил, на свинцовых от усталости ногах я рухнула перед деревом на колени. Приложив ладони к стволу, тотчас почувствовала, как закрылись энергетические родники.

– Приветствую тебя, Оchtach! – намерено использовала я древнекельтское название. Таким долгожителям как Сосна, Ель или Пихта нравилось обращение на языке времён их молодости.

Некоторое время она задумчиво молчала, а затем в голове зазвучал низкий приятный голос:

Я пришла сюда и останусь здесь, ибо такова воля моя.Высоко стою, далеко гляжу, что будет – знаю, но тебе не скажу.

К вековым деревьям часто обращаются с просьбой показать будущее, и Сосна ясно давала понять, что не собирается удовлетворять подобным человеческим прихотям. Но я продолжала неподвижно сидеть, склонившись в почтительном поклоне. Видимо, заинтригованная моим поведением, она заговорила вновь:

Я завоюю тебя в три прихода —В первый раз я завоюю тебя своей стройной статью,Во второй раз завоюю тебя своими зелеными глазамиВ третий раз завоюю тебя своим рыжим сердцем.И никто не помешает нам,Так Я хочу, и будет так.3

– Да будет так, – подтвердила я, воздух наполнился тяжёлым ароматом смолы. Сосна едва заметно кивнула, и в ладони с новой силой ударили источники.

Спустя несколько минут я неловко встала, опьянённая переполнившей меня силой и ощущая дрожь в коленях. Поблагодарив дерево, вновь поклонилась.

Солнце зашло. Лес быстро погружался в сонные сумерки. Поискав наугад подходящее для перемещения дерево, я наткнулась на священный для кельтов Дуб.