«Если», 1994 № 09 - Харлан Эллисон

— Рациональный, но вовсе не обязательный. Кажется, ты провела несколько неплохих недель?

— Джерри, я должна знать: найдется ли в твоем обширном мире хотя бы крохотная комнатушка и для меня?

— В моем мире едва хватает комнат для меня самого, дорогуша. И если б ты знала:, на что похож мой мир, вряд ли бы ты пожелала в него войти. Ты видишь перед собой наираспоследнейшего из циников, из женоненавистников, самого последнего из злейших мужчин. Все мои богини и боги не более, чем пьедестал из дерьма, на котором они и возлежат, уткнувшись носами вниз, словно этрусские статуи. Поверь мне, Берта, ты сама не захочешь в мой мир.

Лицо Берты выражало смирение.

— Говоря нормальным языком, ты объяснил мне, что мы-де неплохо провели время, но, однако, допустили небольшую оплошность, которая, к счастью, вовремя была исправлена, а посему все осталось в прошлом.

— Нет, я имел в виду…

Однако Берта уже встала из-за столика и вышла на улицу. Нивен бросил деньги на скатерть и направился за ней. Берта сумела намного опередить его, но он не спешил, давая ей время остыть. Но едва они дошли до уходящей вниз аллеи, Нивен догнал ее и вежливо взял под руку, уводя в прохладный сумрак.

— Нужно лишь верить, Джерри!

— Ну так и верь, — огрызнулся он злобно, утратив обычное очарование. — Верь. Кто против? Но это — самая что ни на есть несусветная чушь. Верь в то, верь в се, не теряй веры, и тогда святые небеса упасут тебя. Ну так вот, я не верю!

— Если же ты сам ни во что не веришь, то как же может поверить в тебя хоть одна женщина?

Нивена охватило чувство куда более сильное, чем просто злоба. Беспомощность, вылившаяся в циничную жестокость, которая заставила его буквально выплюнуть:

— А уж это ее личная проблема.

Берта выдернула руку и, не оборачиваясь, побежала вниз по аллее.

— Берта! — крикнул ей вслед Нивен.

«Huaraches» — гласила надпись — и «Serapes».

Лачуга в загаженной аллее больше годилась для притона уличных шлюх, чем для таинств морщинистых предсказателей, продающих huaraches и serapes. Однако Нивен, не раздумывая, последовал туда за Бертой, пытаясь уладить ссору, спасти от разрушения хотя бы одну хорошую вещь из своего прошлого. Ему очень хотелось объяснить, что он потерял всякую веру, и теперь этот мир не способен внести в его существование хоть какой-нибудь смысл, придать жизненной силы. Но он знал, что эти слова — если он вообще сумеет их подобрать — он произнесет с болезненно сдерживаемым гневом, злобно и язвительно, что они непременно оскорбят ее и вынудят уйти точно так же, как она это сделала только что.

Старый, умудренный жизнью мексиканец с морщинистой кожей, напоминающей древний иссохший пергамент, прихрамывая, вышел из лавки. Чем-то похожий на ящерицу старик с осторожной хитростью, присущей всем провидцам, предложил им предсказать будущее.

— Спасибо, не надо, — отказался Нивен, как раз на этом месте нагнавший Берту.

Но Берта, вскинув голову, с вызывающим видом зашла внутрь, оставив Нивена на аллее. Нивен последовал за нею в надежде, что она из чувства противоречия тут же покинет лавку, а уж тогда он все-таки попытается отыскать нужные слова. Однако Берта уже стояла в глубине мрачной хибары, а старик-предсказатель, разложив какие-то рунические письмена, начал готовить смесь из трав, кусочков потрохов и прочей мерзости, как он уверял, совершенно необходимой для истинности и ясности предсказания. Пучок шерсти бродячей собаки. Лоскуток кожи с лодыжки утонувшего ребенка. Три капли менструальной крови македонской шлюхи. Круглый присосок морского полипа. Поющая океанская раковина. Да и мало ли чего вовсе без названия, неописуемого, ужасного, скверно пахнущего.

А старик вдруг сказал странную вещь: он не может предсказать будущего Берты… только Нивена.

И в вонючей духоте лавки, размеры которой были неясны в полумраке, Нивен услышал, что он — человек без веры, проклят и обречен, ибо от него отказались уже все. Услышал то, в чем Нивен отказывался признаться себе сам. Разгневанный обрушившимся потоком истины, Нивен ударил старика, отшвырнул маленький круглый столик всей мощью своего крупного тела и снова ударил старика, смахнув все с грязного стола. Пронзительно вскрикнула перепуганная Берта, стремительно выбегая из лавки.

И тотчас Произошел бесшумный взрыв. Какая-то неведомая сила вышвырнула Нивена Из самого себя. Какое-то мгновение он одновременно присутствовал сразу здесь и не здесь. А потом необъяснимым образом был перенесен неизвестно куда. В тот каменный котел, где оказался лицом к лицу с разъяренным кентавром.

«Huaraches» — гласила надпись — и «Serapes».

Богом без почитателей, вот кем был этот кентавр, живущий в мире, в который давно уже никто не верит, и встретивший Нивена, человека, который ни во что не верит.

Нивен олицетворял собой всех людей, которые отказались от своих богов и, заявив во всеуслышание, что Существуют сами по себе, поверили собственным словам. А вот теперь один из потерянных богов страстно желал отомстить представителю человеческой расы за свое изгнание.

Нивен погружался все глубже и глубже. Его мысли свелись к одной, все воспоминания разлетелись на мелкие осколки, никак не связанные друг с другом. Дыхание сперло, живот вздулся от неимоверного количества заглатываемой воды, на виски давило, а перед глазами стояла сплошная чернота. Нивен пытался сопротивляться и слабыми движениями рук делать гребки, скорее неосознанно, чем по воле разума. Движение вниз прекратилось. Нивен рывками проталкивал тело сквозь толщу густой, как желатин, жидкости и вдруг различил едва видимый свет, идущий сверху.

Он боролся, кажется, целую вечность, греб и умирал, но когда уже решил, что больше не выдержит, его голова оказалась над поверхностью воды. Нивен оказался в подземной пещере.

Долго он пролежал наполовину в воде, наполовину на суше, пока не подошел некто и не вытянул его на берег. Лежа на животе, Нивен осознавал, что все-таки еще жив, а спасший, его стоял рядом в тихом и спокойном ожидании. Нивен попытался встать на ноги, и некто опять помог ему. В полумраке он сумел разглядеть длинную грубую одежду незнакомца, ибо свет здесь все-таки был, и исходил он от сияющего ореола, окружавшего неизвестного. Вместе с поддерживающим его незнакомцем Нивен ушел прочь от гибельного места. Они долго пробирались между казенных стен к миру, что ждал их снаружи.

Нивен стоял усталый, потрясенный открывшейся ему реальностью. Незнакомец неторопливо удалялся, когда Нивен вдруг понял, что эти печальные глаза, борода, одеяние и даже свет, исходивший от его временного спутника, ему знакомы.