Лепта - Виктор Есипов

«Московский старый двор…»

Московский старый дворВнутри застройки новой.Соседей разговорДа шум машин с Садовой.

Домам по двести лет.Во двор патриархальныйВплывает менуэтИз школы музыкальной.

Потом тревожит тишьИзящная мазурка…Куда ни поглядишь —Облезла штукатурка.

Трещат и верх, и низ,Но управдомом зоркимС фасада под карнизПоставлены подпорки.

Какой-то фон-баронЗдесь жил, вблизи Садовой.Был после уплотнёнМирок особняковый.

Но музыка слышна,Звучит в окне негромко.Она до нас дошлаИ перейдёт к потомкам.

«Помню дождичек моросящий…»

Помню дождичек моросящий,Ели тёмные и дубы.Без дороги, по самой чащеПо грибы идём, по грибы.Торопливые перебежки,Клик и отклики погодя.Разноцветные сыроежкиТак красивы из-под дождя!После дождичка луч несмелыйПробирается по кустам.Если мне попадется белый,Вам в подарок его отдам…Этот день вспоминать так странно,Он из памяти не исчез:Оля, Ирочка, Марь ИваннаДа за Глуховым тёмный лес.

«Наш кот бродяга? Зверь ночной…»

Наш кот бродяга? Зверь ночнойИли домашний? Фифти-фифти.Соседей знает, и с собойОни берут его на лифте.

Повадка хищная видна,В глаза не смотрит. Вот разбойник!И, миску вылизав до дна,Он прыгает на подоконник.

Не подходи к нему, не гладь:Он отдыхать привык со вкусом.А за окошком – благодать,На пустыре сжигают мусор.

В апрельской шири тишь и лень,В окно струится воздух чистый.Он пролежит здесь целый день,Уткнувшись носом в хвост пушистый.

И вновь уйдёт, когда темноИ тихо станет возле дома.А благодарности теплоЕму как будто незнакомо…

Старый дом

Где-то там, в пятидесятом,Светит солнце зимним днём.Переулок за Арбатом,Двухэтажный старый дом.Со двора ступеней горка.Чёрный ход всегда открыт —За фанерной переборкойСтариковский тяжкий быт.Примостившись на диване,Я ни дома, ни в гостях.По истории – славяне,Еду в греки из варяг.Имена учу и даты,Канительные дела!..Здесь, за стенкою, когда-тоМама девочкой жила.Тётя Варя, дядя Боря…Не идёт урок на ум,Застревает в коридореС коммунальной кухни шум.Сладко пахнет пылью книжек,Солнца луч дымится в ней.А душа грустит, как чижик,В тесной клетке детских дней.

В старом доме любят старикиПовздыхать над глупой новизною,В старом доме выше потолкиИ слышней соседи за стеною.Пожелтевших фотографий ряд —Вечный повод к старческой печали.И такие книги здесь стоят!Вы названий даже не слыхали.Старый дом по-старому живёт:На хозяйке войлочные туфли,Где-то тихо радио поёт,Голоса доносятся из кухни.А когда наступит тишина,На окне подрагивают банки,И плывут на уровне окна,Чуть искря, троллейбусные штанги.

«На соседнем балконе поёт канарейка…»

На соседнем балконе поёт канарейка,Пенью в такт чуть приметно пульсирует шейка,Прошлой ночью опять был скандал у соседки,Но поёт канарейка за прутьями клетки.Ночью ругань и крик доносились оттуда.Было слышно, как вдребезги билась посуда,Как росли голоса, как соседка рыдала…А сегодня с утра никакого скандала.А сегодня с утра канарейка запела.Отшумела гроза? Вновь наладилось дело?Тривиальный сюжет. Как мне всё в нём знакомо!Синева над балконом панельного дома.Я гляжу в синеву, молча слёзы глотаю.Нервы, что ли, сдают? Плохо сам понимаю.Лишь сжимаю стальные перила в ладони.Канарейка поёт на соседнем балконе…

«Вот и снова на Щёлковской вашей…»

Вот и снова на Щёлковской вашейЧью-то фразу ловлю на лету…Тёплый дождик по листьям шарашит,А ещё по плечам и зонту.Всё по-прежнему: катится лето,Лишь мгновенье прощанья остро…Затянусь, загашу сигаретуПеред тем, как спуститься в метро.Всё осталось по-прежнему, Боря,Только нам не увидеться, брат,Только сосны на том косогореВ темноте так тоскливо шумят.

1974

«Мы по палубе ходим в трусах, босиком…»

Мы по палубе ходим в трусах, босиком —Не для нас бескозырка и клёши.За ставридой, идущей густым косяком,Мы плетёмся на старой калоше.Водяниста похлёбка, и боцман суров,Духота в раскалённой каюте.Но пока на свободе гуляет улов,Мы весь день загораем на юте.Писк прожорливых чаек тосклив и высок,Чёрный дым рассыпается гривой.Мы лежим, а от палубных старых досокЖирно пахнет мазутом и рыбой.Сейнер мачтою вязнет в лазури густой,Сейнер волны ленивые режет.И лежит вдалеке голубой полосойПотерявшее нас побережье.

«Маяк мигает в темноту…»

Маяк мигает в темноту,Кому-то сообщая пеленг.Шурша ракушками по дну,Ползёт волна на плоский берег.Пуста песчаная коса,Навстречу вынырнет из мракаИ глянет жалобно в глазаБольшая чёрная собака.А там, где бродит возле тоньРыбацкий сейнер, – до рассветаСияет топовый огонь,Как неизвестная планета…

За сельдью

В открытом море СРТ,Туман густой и низкий.Стучит машина в темноте.Далёко порт приписки.Кури, пока минута есть,Прикрыв лицо от ветра.Уходит дрифтерная сетьВо тьму на сотни метров.Трудна планида рыбака!Во тьму уходят сети,А бочек круглые бокаБлестят при лунном свете.Как пушка, бьёт под ветром тент:Штормит под лунным диском.И впереди Ньюфаундленд,А где-то сзади – Диксон…

«Фикус – в кадке на террасе…»

Фикус – в кадке на террасе,Чисто, прибрано кругом.Две подруги Доля с АсейЖили-были в доме том.Жили, комнату сдавали,Уходили утром в порт,И у них квартировалиДва студента круглый год.Что юнцам гранит науки?Жизнь текла немного вкось.От тоски или со скукиЧто-то в доме началось.Поздний сумрак, сигарета,Сквозняком вздувает тюль…Ах, как сладок в бабье лето,Ах, как горек поцелуй!В окнах дома номер восемьРейд был виден, волнолом…Где-то их застигла осень?Кто утешил их потом?

«Тралмейстер был хорошим малым…»

Тралмейстер был хорошим малым,Он суть в слова облечь умел:Не плюй за борт, не стой под тралом,Вертись, салага, – будешь цел!

И, утерев лицо рябое,Ввернув про бога и про мать,Он добавлял ещё такое,Что вряд ли стоит повторять…

Всплывают траловые доски,Потом треской брюхатый трал.От чешуи – цветные блёстки,На скользкой палубе – аврал.

А чаек крик – ведь столько пищи!Посмотришь вверх – в глазах круги.Увяз в треске по голенища —Стоишь, не вырвешь сапоги.

И вновь вернись да жди подначки,Не дрейфь, погода – первый сорт!Но друг, позеленев от качки,Руками ловит мокрый борт.

Здесь глоток хрип, здесь стук мотора,Здесь сам от качки чуть живой.Где ты, расчётная контора,Мурмáнск, уют береговой?!

Но держит курс путины пахарь,Без рыбы нет пути назад!..Я в эти годы, словно якорь,Бросаю благодарный взгляд.

Баллада об Иване

Близ Мурманска зимою дело было:Двух рыбаков за борт волною смыло.В бушлатах и в бахилах… Мать родная!Ведь здесь вода и летом ледяная.Но вдруг Ивану улыбнулось счастье:Он ухватился за оттяжку снастиИ выбросил во тьму другую руку,Чтобы помочь прибиться к борту другу.А Пётр уж на плаву держался еле,Хлебнёт – и поздно будет в самом деле!Иван – к нему, секунды не теряя,Ведь здесь вода и летом ледяная.А на борту двоих хватились вскоре.Эх, труд рыбацкий, Баренцево море!..Взывал Иван и к ангелу, и к чёрту,Подтягивая тонущего к борту.Опять волна седая накатила…Близ Мурманска, зимою дело было.Рванулась в ночь команда капитана —Петра спасли. Но не нашли Ивана.

«В городской черте лесная зона…»

В городской черте лесная зона,Ветерок весенний студит лоб.В вышине прокаркает ворона

Конец ознакомительного фрагмента.