Голос пугающей пустоты (СИ) - Дичковский Андрей

В дальней части стола завязалась возня. Стол дрогнул: кажется, кто-то из гвардейцев полез под него. Скатерть дернулась и съехала в сторону, потянув за собой посуду. Что-то со звоном упало на пол и разбилось. Пелена охватила весь зал и стала еще плотнее: теперь Тирэн едва видела свои собственные руки. Ее охватило странное чувство. Не страх, нет — со страхом она была хорошо знакома. Скорее, это было нечто вроде безудержного любопытства. Ей хотелось, больше чем что-либо еще, разгадать, куда делся этот странный человек с лютней и тростью.

Тирэн вскочила с кушетки, чтобы залезть под стол, когда кто-то схватил ее за плечо.

— Ваше высочество, — прозвучал у ее уха приглушенный шлемом голос гвардейца. — Здесь не безопасно. Пойдемте, я провожу вас в ваши покои.

— Нет! — взвизгнула она, пытаясь убрать латную перчатку со своего плеча. — Я хочу остаться!

Перчатка не хотела убираться, как бы Тирэн не старалась. Где-то впереди вновь раздался звон, отразившийся от стен и высокого потолка гулким эхом. Затем прозвучал сдавленный крик.

— Уведи ее отсюда, — бросил король гвардейцу, развернувшись. — И Кильвина тоже. Живо!

— Но я... — начала было Тирэн.

Гвардеец потянул ее за собой, не дав договорить. Поджав губы, Тирэн попыталась брыкаться, но это не помогло. Рядом возник силуэт Кильвина. Брат, которому пару недель назад исполнилось одиннадцать, зашагал рядом с ними, то и дело тревожно оглядываясь. Перед дверью, ведущей к коридору в спальное крыло, Кильвин умудрился споткнуться на ровном месте и распластаться на полу.

— Ваше высочество, — с легким укором вздохнул гвардеец, выпуская Тирэн и наклоняясь к Кильвину. — Дайте руку.

— Все в порядке, — пробормотал ее брат, хотя по его голосу отчетливо было слышно, что все далеко не в порядке.

Тирэн покосилась в сторону оставленного стола. Там, в сковывающей взор пелене, по-прежнему что-то происходило. Что-то загадочное и... интересное.

Помешкав всего мгновение, принцесса Тирэн рванулась прочь от гвардейца в обратном направлении. Ее сердце билось гораздо быстрее обычного. Кажется, гвардеец что-то прокричал ей в спину, но его голос потонул в какофонии бушующих звуков.

На полпути к столу Тирэн остановилась. Она была не глупой девочкой — ну или, по крайней мере, считала себя такой — поэтому быстро сообразила, что рядом со столом ее быстро поймают и вновь отправят обратно. Однако ей очень, очень хотелось посмотреть, чем все закончится. Взгляд принцессы упал на проступившую из пелены винтовую лестницу, ведущую на опоясывающие зал верхние галереи.

То, что надо.

Тирэн бросилась вверх по ступенькам, придерживая руками подол своего платья. Вокруг стола по-прежнему царила суета. Отец явно не понимал, что происходит, а в такие моменты, как выучила Тирэн, даже мать бессильна хоть как-то на это повлиять.

Наконец, лестница осталась позади, и Тирэн юркнула за покров ближайшей колонны. Здесь она отдышалась, а затем, с улыбкой на лице, двинулась вперед, чтобы найти место, с которого будет просматриваться...

Тирэн замерла с занесенной для шага ногой, когда увидела, что в паре ярдов от нее, прислонившись к стене, стоит, опираясь левой рукой на трость, знакомый менестрель. В правой руке он держал, поднеся к лицу, зубцевидный красный осколок. Тирэн ахнула, когда поняла, что это осколок из короны отца. Той самой, которой, согласно преданиям, Первоверховный Альз короновал первого правителя Альзантиса. Однако ее изумление стало еще больше, когда менестрель попробовал этот красный осколок на зуб, словно тот был чем-то съедобным.

— Фальшивка, — достав осколок обратно, констатировал менестрель с ноткой разочарования. — Как я и думал.

Тирэн приблизилась к нему. Как ни странно, она не испытывала перед этим человеком страха. Любопытство — да. Возможно, непонимание. Но никак не страх.

— Ты украл его из короны отца? — спросила она, указав на осколок.

Менестрель ничуть не удивился ее появлению; по крайней мере, не подал виду.

— Украл? — повторил менестрель, после чего щелчком пальца выбросил осколок за перила. — Ну что ты. Разве я похож на вора?

Тирэн чуть нахмурилась.

— Нет, — признала она. — Тогда зачем ты забрал осколок?

— Скажи мне, принцесса, — уклончиво произнес менестрель, — у тебя есть любимая игрушка? Такая, которой ты дорожишь больше всего на свете?

Тирэн почти что не медлила с ответом.

— Да, — закивала она. — Деревянный меч. Мне его Кильвин вырезал. А отец отобрал. Сказал, что принцессы не должны играться с мальчишескими игрушками.

— И ты бы хотела вернуть этот меч, не так ли? Ведь это твой подарок.

— Ага.

— Значит, ты меня понимаешь. — Менестрель склонился к ней. — Этот осколок, когда-то вставленный в корону владык Альзантиса, для меня как тот деревянный меч. Поверь, я не желаю зла ни твоему отцу, ни кому-либо из вашей славной семьи. Я просто хочу вернуть то, что когда-то у меня отняли. Это ведь справедливо, как ты считаешь?

— Да... — Принцесса моргнула несколько раз, слегка озадаченная такой постановкой вопроса и одновременно довольная, что с ней, наконец, разговаривают не как с ребенком, а как с полноценным собеседником. — Наверное.

— Тогда скажи мне: у твоего отца есть какое-то место, где он хранит самые ценные вещи? Возможно, в своих спальных покоях?

Тирэн задумалась.

— Я однажды видела, — сказала она, — как он что-то прячет за картину над своей кроватью. Он тогда накричал на меня... сказал, чтобы я никогда больше так не делала... Но я ведь и не делала ничего плохого, правда?

— Конечно, принцесса. — Менестрель распрямился и бросил взгляд куда-то в сторону. — Я рад, что ты согласилась мне помочь. Придет день, и я отплачу тебе той же монетой. А теперь позволь откланяться. — Он отвесил ей полупоклон.

— Ты ведь не менестрель, да? — спросила Тирэн, когда ее собеседник собрался уходить.

Человек с тростью, чьи глаза по-прежнему были закрыты верхней частью капюшона, улыбнулся.

— Какая сообразительная девочка. Скажем так — я не только менестрель.

— Тогда кто ты?

Он посмотрел на нее, чуть вскинув острый гладковыбритый подбородок. Вокруг мужчины начала сгущаться пелена, невесть как оказавшаяся так высоко.

— Мое имя тебе ничего не скажет — те, что украли у меня осколки, стерли его со страниц хроник и летописей. Но если уж тебе так интересно... — Он вновь склонился к ней и доверительно прошептал на ухо: — Я — последний из Лордов Стекляруса.

И, развернувшись, он скрылся в туманной пелене.

Глава 1

«Проснись».

Усталость. Голод. Истощение. Ярость. Отчаяние. Их нет.

Просто не было.

«Проснись!»

Не было ни его предательства по отношению к друзьям, ни священного зала Ковенской Твердыни, ни меча Стеклянного Рыцаря, что вспарывал его грудь с непринужденной легкостью, ни падения в бескрайнюю пугающую пустоту, из которой его вырвала чужая воля.

«ПРОСНИСЬ!»

Не было этой бесконечно долгой ночи, полной кошмаров и невыносимой боли... Не было виселиц на Замковой площади, на одной из которых, словно поникшее знамя, теперь висело тело его матери...

Ничего этого не было.

Он просто уснул и увидел кошмар, пусть и весьма реалистичный. Так бывает. Сейчас его разум переключится на что-то другое, что-то светлое и приятное — например, на воспоминания о танце с принцессой Тирэн, — а потом он проснется и, вздохнув с облегчением, поймет, что...

— Ты чего там, уснул, что ли, чудила? — Кто-то смачно шлепнул его ладонью по лицу.

Теолрин мгновенно продрал глаза и, морщась от яркого света, учащенно заморгал. В непосредственной близости от него находилось лицо Джейл, как обычно, нахмуренное. Ее темно-карие глаза глядели на него одновременно сосредоточенно и обеспокоенно — по крайней мере, именно так он стал последнее время идентифицировать подобный взгляд с ее стороны.

Почти сразу же к Теолрину вернулось полное осознание реальности — реальности, в которой ему было плохо, как никогда. Реальности, в которой ему хотелось то ли выть, свернувшись калачиком в самом темном из углов, то ли крушить все налево-направо, точно обезумевший зверь... Он и сам толком не мог понять, чего именно хочет. Единственным желанием, которое он мог четко сформулировать, было стереть напрочь все последние события. Сделать так, чтобы все пережитое за последние несколько часов оказалось обыкновенным кошмаром. Однако Теолрин понимал: пора было смириться с тем, что случившегося не изменить. Ему уже не стать обыкновенным человеком... точно так же, как и не вернуть его мать к жизни. Все, что он мог, так это последовать совету того странного (и почти сразу же куда-то исчезнувшего) мужчины в фиолетовом плаще и капюшоне: постараться сделать все возможное, чтобы принесенные жертвы не оказались напрасными.