Одна зима на двоих 2 - Полина Верховцева

разбудил ее, когда солнце еще не поднялось и лишь украдкой подсвечивало горизонт, – нам пора выдвигать.

Ким не стала задаваться вопросом, куда выдвигаться, зачем. Просто поднялась и, не глядя на Хасса, потянулась за своей рабской одеждой.

– Оставь, – Хасс жестом остановил ее, – поедешь в другом.

Она покорно разжала пальцы, и ненавистная серая одежда упала на пол. Такая заношенная, потрепанная, ненужная, как она сама. В груди неприятно жгло и давило. Особенно, когда чувствовала, как он смотрит. Без единой эмоции следит за ее движениями. Равнодушно. Без слов.

Было страшно. И этот страх с каждым мигом все усиливался, давил, вынуждая делать судорожные вдохи.

– Мы едем в столицу? – наконец, не выдержала она.

Хасс долго молчал, прежде чем ответить, потом абсолютно ровно произнес:

– Не мы. Ты.

Вдохи стали не просто судорожными, а надрывными.

Она просто не представляла, как это быть в Андракисе без него! Каждый день, с того момента, как похитил ее из долины, Хасс был рядом. Незримой мрачной тенью преследовал ее, где бы она не находилась. А что теперь? Как без него?

Ким даже предположить не могла, что когда-нибудь будет бояться остаться без своего молчаливого хозяина. Это было так нелепо и в то же время отчаянно больно.

– Вещи там, – он указал на стопку, скромно лежащую на лавке рядом со столом.

По его приказу для нее еще вчера приготовили комплект одежды, в которой было удобно путешествовать верхом – легкие замшевые брюки, рубашку, плащ и высокие ботиночки. Путь до столицы займет не меньше недели, и в рабском рубище, кожа на ее бедрах превратится в кровавое месиво, еще на исходе первого дня. Он не хотел этого.

Ким не задавала вопросов, не смотрела на него, не жаловалась. Просто молча кивнула и начала одеваться в то, что он приказал.

Эта отстраненная покорность разозлила Хасса. Хотелось хоть чего-то. Криков, обвинений…просьб не отпускать ее, не отдавать ее. Все что угодно, лишь бы не это натянутое молчание. Он всегда был холоден с остальными, но впервые чужое равнодушие задевало его самого.

Дурак! С ней он точно становился дураком.

Не в силах бороться с самим собой, Кхассер проворно вскочил с кровати и начал одеваться. По-походному быстро, желая скорее выйти на улицу. Ким украдкой наблюдала за его напряженной спиной, за тугими мышцами, играющими под смуглой кожей. Странно, но сегодня раны выглядели так, будто он получил их не накануне, а как минимум пару недель назад. Его способность к восстановлению впечатляла. Ким бы тоже не отказалась от такой, что избавиться от боли. Только ее раны не снаружи, а глубоко внутри. Пульсировали, давили, истекая кровью.

– Через пять минут я жду тебя в центре, – процедил сквозь зубы и ушел, оставив ее наедине со своими невеселыми мыслями.

Ким думала о том, что ждет ее дальше. Жизнь в лагере была непростой, но хотя бы понятной. Она уже привыкла, знала, чего ждать каждый день, даже в какой-то мере смирилась, а теперь снова подступала неизвестность.

Пользуясь тем, что Хасс ушел, она вытащила из-под шкуры на сундуке свернутую карту. Зачем она теперь нужна, Ким не знала. Просто взяла с собой, засунув в глубокий карман походного плаща. Пусть будет. Так сохранялась иллюзий будто она хоть что-то сама решает в своей жизни.

Как и обещал, он ждал ее возле главного шатра. Рядом с ним стояли Аксель и Килай, чуть поодаль – Брейр. Заметив ее, он отвернулся, будто увидел что-то неприятное.

Ким подошла ближе к кхассерам.

– Я готова.

Хасс смерил ее тяжелым взглядом с ног до головы и нахмурился. Пора было ехать, но все внутри протестовало, просило задержаться еще хоть ненадолго. На пару дней. Его зверь угрюмо скалился, недовольный принятым решением, но Хасс придавил его, загнал в самые темные глубины своего сознания.

Едва перебарывая раздражение, он свистнул, подзывая свою вирту. Та подбежала, резво потряхивая темной гривой, и недовольно заржала, когда он неоправданно грубо проверил подпругу.

– Могу я взять Лиссу? – она обратилась к хассеру с тихой просьбой, – пожалуйста.

Он смотрел на нее сверху вниз, без единой эмоции – все они уже были под контролем. Окольцованы, посажены на цепь, сокрыты от посторонних глаз.

Хочет вирту? Пусть берет. Так он будет избавлен от необходимости везти ее с собой, обнимать и чувствовать этот проклятый запах, который намертво въелся в легкие и отпечатался на подкорке.

– Мы не даем виртам имена, – холодно обронил кхассер, наблюдая за тем, как она встревоженно закусывает свои полные красивые губы.

К черту. Губы как губы. Они у всех одинаковы, только различаются формой и размером.

– Я …я так не умею, прости, – Ким опустила глаза, – мне жалко ее оставлять.

Прости… Сколько покорности, когда ей это надо. Столько тревоги за какую-то вирту, и столько равнодушия для него.

Почему это так царапает?

– Бери, – согласился, небрежно пожимая плечами, – мне все равно.

Ким вскинула на него растерянный взгляд. Непонятный, наполненный потаенной тоской и обреченностью. Хасс еще ни разу не говорил, что ему все равно….

– Я сейчас, – прохрипела и, развернувшись, бросилась прочь с песчаной площади.

Больше не будет ни танцем, ни костров, ни шумных вечеров, наполняющих лагерь музыкой. Больше не будет ничего.

Вирта все так же сидела на привязи чуть в стороне от их шатра.

Их шатер…как глупо звучит.

Ким подскочила к ней и начала развязывать веревку, чувствуя, как подкатывают внезапные и совершенно бессмысленные слезы.

– Мы уходим, девочка. Насовсем. Нам больше здесь не место.

Лисса подозрительно склонила голову, будто пыталась понять, что это значит.

– Идем, – Ким потянула ее за гриву, – идем.

Когда они пришли в центр, Хасс кивком приказал седлать Лиссу. Проворный молодой парень, тут же накинул седло, затянул подпругу, набросил недоуздок.

Ким с удивлением рассматривала затягивающиеся раны на боках своей вирты. Они тоже выглядели не так страшно, как ей казалось ночью, когда напали валлены.

Здесь все умели быстро восстанавливаться. Кроме нее.

Лагерь они покинули спустя полчаса. Проехали по узким проходам между пыльных шатров, свернули на запад и присоединились к группе воинов, возвращающихся в столицу после долгой службы.

Весь день они продвигались по долине, на ночь становившись возле гигантского камня, похожего на голову валлена, а с первыми лучами солнца снова тронулись в путь.

Никто не разговаривал с ней, никто не смотрел в ее сторону. Она чувствовала себя невидимкой, наскучившей игрушкой, которую решили передарить кому-то другому. Хасс ехал во главе отряда и ей, зажатой посередине, оставалось только смотреть ему в спину.

Он чувствовал этот взгляд. Обжигающий и горький, но