Цена свободы - Павел Нечаев

— Цунами. Сейчас будет цунами, — произнес рядом Вайнштейн. Голос у него был довольный, у психа чертова: сбылась мечта идиота. Скоро мы увидели огромную, в несколько этажей высотой, приливную волну. Она шла стеной, играючи подминая под себя стоящие на рейде корабли. Волна обрушилась на берег, захлестнула порт и нижний город. Поднимая фонтаны брызг, заваливались друг на друга башни портовых кранов, точно отброшенные пинком капризного ребенка яркие цветные кубики, разлетались контейнеры. Сверху все это казало чем-то ненастоящим, хотя разум, точнее его забившиеся куда-то в угол жалобно скулящие остатки, подсказывал, что все это — взаправду, не блокбастер, не фильм катастроф. Что бы ни случилось, а по-старому уже не будет, доигрался хрен на скрипке.

Я услышал сзади какой-то шум, и медленно обернулся. Это Вайнштейн открыл багажник, и доставал оттуда раскладные кресла для пикника. Увидав эту сюрреалистическую картинку, я ущипнул себя за руку, чтобы удостовериться, что все это мне не снится. Вайнштейн расставил кресла у края площадки, извлек из рюкзака бутылку коньяка, затем неторопливо, по одному, стаканы, и пафосно сказал:

— Помянем старый мир, земля ему пухом.

— Да пошел ты, Вайнштейн, — разозлился я, — нашел время пить!

— А что? — уже нормальным голосом сказал он. — Давай выпьем, может, такого шанса нам больше не представится. — В его словах был смысл. Безумие — да, но все же…

— А, черт с тобой, — я сел рядом с ним и немедленно выпил. И мы еще долго сидели так, поминая провалившийся в тартарары мир. Не без помощи коньяка, шок прошел, и я даже порадовался за нас: остались живы, руки-ноги целы, машина есть — живем.

Как выяснилось, сильно пострадали только несколько районов. Вообще, Земля Отцов сравнительно легко отделалась, как мы потом узнали, прошедший Песец лишь зацепил нас кончиком своего пушистого хвоста, а оттоптался на других. За океаном, в Империи, огромный кусок тамошнего материка просто прекратил свое существование. Всю планету тряхнуло так, что во многих местах камня на камне не осталось, облако вулканического пепла накрыло планету, миллиарды тонн вулканических аэрозолей поднялись в стратосферу. Как писали в сети, такого не случалось десятки тысяч лет, и в прошлый раз это закончилось ледниковым периодом. Земля Отцов, хоть и располагалась на каком-то там разломе плит, отделалась сравнительно легко. Во многих местах обрушились дома — кривострой, он и есть кривострой, кое-где разошлась земля, но, в основном, все осталось как было.

Но все это было потом, а тогда, прорвавшись домой через засыпанный обломками город, мы радовались тому, что наш дом уцелел, да и соседние тоже стоят, ничего им не сделалось. Трущобы — трущобами, а домики оказались прочнее, чем новострой-кривострой. Вот вам и стандарты сейсмоустойчивости — столетняя халабуда стоит, а высотка-новостройка о шестнадцати этажах в труху. Даже приливная волна-цунами, оказалось не такой высокой и всеразрушающей, какой могла бы, не будь Срединное море внутренним. Почти сразу она потеряла свою силу, и разрушения ограничились прибрежной полосой.

Разбирать завалы никто не стал, расчистили кое-как центральную улицу района, по которой даже пустили автобусы, но было понятно, что все это ненадолго. В воздухе витало ощущение скорого развала. Через несколько дней вернулось электричество, заработала сеть. Значительные ее куски не работали, но кое-что функционировало, децентрализация серверов сыграла свою роль, сеть ведь и зародилась в рамках подготовки к ядерной войне. Тогда же заработала и сотовая связь, и тут же мне на сотовый пришло сообщение — повестка по форме восемь.

Форма восемь означает — родина в опасности, всем идти на фронт, всеобщая мобилизация. В окно я видел, как соседские мужики с тюками тянулись к автобусной остановке, я тоже засобирался. Вайнштейн, подпирая стенку, отпускал ехидные комментарии:

— Давай-давай. Иди, подставляй лоб за чмуликов. Таких, как ты, всегда имеют, хоть подумал бы, ведь сколько книжек прочел, и все без толку.

— Я присягу давал, — проворчал я, продолжая складывать сумку.

— Присягу, — слово «присяга» Вайнштейн протянул с таким презрением, будто произносил название венерической болезни. — Присягу он дал, лопух. Как же вас, баранов, легко обмануть. Стоит вам произнести на плацу десяток ритуальных фраз, и вы бесплатно готовы отдать то, что при других обстоятельствах ни за какие деньги не отдали бы.

— Слышал я уже этот спич, — спокойно возразил я, — ничего нового ты мне сейчас не сказал.

— Думай. Думай своей головой. Зачем, по-твоему, тебя и всех остальных мобилизуют?

— Понятно, зачем. Раз Империи нет, соседи наедут, к гадалке не ходи. Так надо…

— Надо опередить их, и наехать первыми, да? — перебил меня Вайнштейн.

— Типа того. Как вариант — прикрыть границу, резервации с сарацинами отгородить. Да и с последствиями землетрясения бороться надо? Надо. Твой Песец не пришел, Вайнштейн, вон, электричество дали, магазины заработали. Нам повезло — инфраструктура сама на себя замкнута, от соседей не зависим. Все наладится, надо только…

— Наладится!? — Вайнштейн опять меня перебил, — да включи ты голову! За океаном рванула кальдера, там теперь супервулкан. Через неделю облако пепла достигнет нас. Судя по новостям, уже половина планеты передралась. — И правда, по сообщениям из сети картинка рисовалась страшная: вулкан рванул как раз в центре Империи, которая, естественно, сразу приказала долго жить. Авианосные группировки державшие под контролем покоренные страны, развернулись и на всех парах рванули домой — спасать своих. Оставшиеся без всемирного жандарма государства тут же вцепились друг другу в глотки. Север сцепился с Югом, в свалку вмешался Дальний Восток, и понеслось… Так понеслось, что земля дрожала по десять раз на день. Ядерные бомбы, химическое оружие — человечество радостно избавлялось от накопленного в арсеналах оружия массового, и не очень, поражения. Сеть доносила до нас новости, но с каждым днем от нее отпадал сегмент за сегментом, на карте мира становилось все больше темных пятен. — Сеть ведь заработала, остолоп, ведь только что читал: на нас идет облако пепла, еще неделя-полторы, в лучшем случае, и оно нас накроет. Электричество вернулось? А насколько угля на электростанциях хватит? Ты видишь в порту хоть одно судно?

— И что, шишки этого не понимают? — я понимал, что Вайнштейн во многом прав, но одно дело — игра в «мы готовимся к песцу и хомячим тушняк», а другое — вот так взять и отказаться от привычного, и кажущегося нормальным, рисунка поведения. При этом, во многом благодаря чтению рекомендованных мне Вайнштейном книг, я понимал, что не все так просто, и все эти идеи, само направление жизни, на самом деле кем-то мне навязано, они не мои. Кто-то, чертовски умный и изощренно изобретательный, отформатировал мне мозг, да так, что я сам этого не заметил.

— Понимают. Они потому вас, лопухов, и собирают. В стаде вами гораздо проще управлять.

— Ладно. Как вернусь, расскажешь, — я застегнул сумку, взвалил ее на плечо, и пошел к выходу.

— Заноза, чаю на дорогу? — Перехватила меня у двери Сарит, с чашкой чего-то ароматного.

— Спасибо. — Я отпил несколько глотков и пошел к выходу, но не дошел, сумка упала с плеча, и я мягко осел на пол.

— Извини, — Голос Вайнштейна доносился точно сквозь вату, — нам без тебя не выжить. Ты нам нужен, без тебя… — до конца я не дослушал — вырубился совсем. Подпоили, хитрюги.

Я провалялся в забытьи целые сутки, и пропустил массовый исход жителей Города. О том, как это происходило, я узнал со слов Вайнштейна, который, переложив мое бесчувственное тело на диван, не теряя времени, поехал в туристический магазин, что на новом автовокзале у южного выезда из Города. Он совершенно правильно решил, что пока за деньги еще можно что-то купить, надо их потратить. Автобусов почти не было, и Вайнштейна очень удивило, что они вообще еще ходят. Многим людям было трудно вот так с ходу сломать привычные шаблоны поведения, и они еще зачем-то ходили на работу, что-то пытались, по инерции, делать… Он поймал такси, и поехал в сторону южного выезда из города. Все шесть полос улицы, идущей вдоль берега моря, от Морского Института, и на юг, до Центра Информационных Технологий, насколько хватало глаз, были забиты машинами. Такси как съехало туда с боковой улицы, так и стало. Таксист-сарацин покрыл Вайнштейна матом, и тот не стал ему мешать, расплатился, вылез из машины и пошел вперед, вдоль пробки. Поток машин двигался со скоростью пешехода. Машины в пробке были в основном среднего и высшего класса. По словам Вайнштейна, недешевые машины, и люди, в них сидящие, смотрелись небедно. Пока он шел, из обрывков разговоров смог составить представление о том, куда и почему едут эти люди. Они ехали в аэропорт.

Есть среди нашего народа часть, которая настолько ценит себя, что при малейшем признаке опасности готова бежать хоть на край света. Особенно этим отличаются религиозные, «шляпы». Преобладали в пробке, однако, не «шляпы», а те, кого можно обобщенно назвать «менеджеры среднего звена». Именно эта категория людей бьет себя кулаком в грудь, выставляя себя великими патриотами, и произнося слово «Родина» с обязательным придыханием. И они же, стоит замаячить на горизонте хотя бы призрачной опасности, тут же сбегают за границу, предпочитая любить родину издалека. Так было и в последнюю войну, я прекрасно помню, какое столпотворение было в аэропорту, когда «лучшие люди» покидали страну.