Правда истории или мифология? Пограничные войска НКВД в начале Великой Отечественной - Владимир Иванович Городинский

испытал боль утрат своих боевых товарищей в ходе летнего отступления 1941 года, а также в период выхода из окружения под г. Харьков в мае 1942 года. Войну закончил в Австрии. На фронте он познакомился со своей будущей женой, Марией Тихоновной, которая в 17 лет добровольцем ушла на фронт. За три года войны ей пришлось выносить раненых с поля боя, послужить медсестрой в санитарном поезде, а также начальником смены в полевой хлебопекарне дивизии.

Вспоминая свои юношеские годы, хочу заметить, что наши родители не очень-то любили вспоминать о войне. Но иногда, особенно после просмотра очередного художественного фильма о войне, в котором авторы очень легковесно подавали события того времени, они на наши вопросы о впечатлениях от просмотра отвечали, что на реальной войне все было по-другому. А дальше начинались скупые рассказы о том, какой им запомнилась Великая Отечественная война. К сожалению, это было очень редко. Не исключено, что их правдивые рассказы о войне в то время были далеко не безопасными.

Уже на втором курсе Московского высшего командного Краснознаменного пограничного училища КГБ СССР я, впервые прочитав мемуары Г. К. Жукова «Воспоминания и размышления», задумался над тем, что в свои 18 лет еще очень мало знаю о той страшной войне. С этого момента, наверное, и начался процесс моего осмысленного «погружения» в историографию Великой Отечественной войны.

В 70-80-е годы прошлого столетия это происходило под мощным воздействием официальной советской версии о причинах развязывания и основных этапах этой войны. Но уже в период так называемой перестройки у меня, как и у многих людей того времени, появились первые сомнения в правдивости не только официальной версии истории Великой Отечественной войны, но и всего советского периода в истории страны. Так, во время учебы в Академии общественных наук при ЦК КПСС я впервые подробно узнал об обстоятельствах гибели семьи последнего российского императора Николая II, познакомился с секретными протоколами Молотова-Риббентропа. Немало и других открытий в тот период я сделал для себя. За прошедшие десятилетия под воздействием новой, порой противоречивой информации о Второй мировой войне менялись и мои взгляды на те или иные события, подвергались ревизии, казалось бы, неоспоримые ранее факты и события далекого прошлого.

Очередным этапом в переосмыслении моих взглядов на историю Великой Отечественной войны стал период службы на Северном Кавказе в должности заместителя командующего Кавказским особым пограничным округом. А началось это так. Как-то в 1997 году в округ прибыла делегация пограничной службы Финляндии во главе с тогдашним ее руководителем. В составе делегации также были его помощник, переводчик и жена руководителя финских пограничников. По решению командующего округом мне было поручено ознакомить высоких гостей с достопримечательностями Ставропольского края и Карачаево-Черкесской Республики. В предпоследний день их пребывания на участке округа я преподнес гостям наши пограничные сувениры, подготовленные к 75-летию округа, которое мы отметили накануне. Среди них была и книга, изданная, как принято, к очередному юбилею, под названием «75 лет на страже южных рубежей Отечества». Я не сразу обратил внимание на то, с каким интересом финские офицеры стали рассматривать и листать эту книгу. Но вот переводчик, открыв очередную страницу, начал переводить текст для остальных членов делегации. Через некоторое время среди них послышался смех, нередко переходящий в громкий хохот. Удивленный столь необычной реакцией гостей на прочитанное, я поинтересовался у переводчика, что же так их рассмешило в подаренной им книге. Он, немного смущаясь, сказал, что изложенная в тексте наша версия участия Советского Союза в войне с Финляндией в 1939–1940 гг., мягко говоря, не соответствует действительности. Что не Финляндия, а СССР развязал ту войну.

За повседневными делами и заботами я как-то позабыл об этом случае, тем более что расстались мы с гостями как искренние и давние друзья. Уже потом, по истечении нескольких месяцев после этого случая, более основательно познакомившись с историей так называемой «Зимней войны» между СССР и Финляндией, я понял причину смеха финнов в тот раз. Они были искренне удивлены тем фактом, что в России по истечении многих десятилетий, минувших после завершения советско-финляндской войны (1939–1940 гг.), до сих пор считают, что тогда Финляндия напала на СССР, а не наоборот. Что мы по-прежнему героизируем все, связанное с той войной, забывая, что Лига наций квалифицировала действия СССР против Финляндии как неспровоцированную агрессию и исключила нашу страну из своего состава. Честно говоря, мне стало стыдно, потому что, как оказалось, живя в конце XX века, я, как и многие другие граждане России, по-прежнему руководствуюсь сталинскими оценками тех далеких событий.

В одном я был по-прежнему твердо убежден: боевая деятельность пограничных войск НКВД СССР в годы Великой Отечественной войны представляет собой образец мужества, героизма, высокого профессионализма и верности долгу перед Родиной. Поэтому, как и абсолютное большинство моих сослуживцев, я продолжал рассматривать этот героический период в истории пограничной службы России в качестве основного средства воспитания у подчиненных любви к своей Родине, гордости за принадлежность к элите Вооруженных сил страны, готовности продолжать славные традиции воинов-пограничников.

Некоторые сомнения по этому поводу у меня возникли чуть позже. Нет! Не по поводу героического прошлого пограничных войск, а по поводу утверждения о том, что история страны вообще, а Вооруженных сил и пограничных войск в частности должна быть основой для воспитания патриотических чувств у граждан России, гордости за свое Отечество. Ведь у каждого народа есть как героические, так и трагические страницы его истории. Одними можно и нужно гордиться, другими нет. К примеру, как гражданам России можно гордиться массовым террором, развязанным сталинским руководством в отношении собственного народа в 30-е — 40-е годы прошлого столетия? Или какие патриотические чувства может вызвать практически полный разгром кадровой Красной армии в начальный период Великой Отечественной войны? Не может наполнять душу гордостью и тот факт, что наши Вооруженные силы понесли в той войне значительно большие потери в личном составе, чем Германия и ее союзники.

Подобные мысли привели меня к твердому убеждению в том, что если история — это научная сфера деятельности, а не средство манипулирования общественным сознанием, то она прежде всего должна быть строгим и бесстрастным учителем для нынешних и будущих поколений граждан нашей страны, особенно для людей в погонах. Потому что настоящая историческая наука оперирует только теми событиями и фактами, которые получили объективное отражение в архивных документах или свидетельствах очевидцев. Она не приемлет политической конъюнктуры и связанных с нею исторических мифов. Очень точно по этому поводу высказался выдающийся русский историк Н. М. Карамзин, заметив, что «история — не роман, не мирный сад, где все