Эффект искаженных желаний - Юлия Ефимова

спеши осуждать. Я родилась и жила в Одессе, была молода и красива, отец даже успел дать мне неплохое образование до того, как разорился и повесился. Сначала я очень винила его, ведь он оставил меня, восемнадцатилетнюю девушку одну с огромными долгами, а сейчас я жалею его.

– И что ты сделала? – спросила Оля, не скрывая огромного удивления.

– Когда все, чем владел отец, забрали за долги, я хотела утопиться, но на пирсе ко мне подошел красивый парень. Он был прилично одет и отговорил меня сводить счеты с жизнью. Его звали Святослав. Он пообещал, что даст мне работу и семью, и что никто меня там не обидит. Так я и попала в банду. Именно ее имел в виду под словом «семья» мой спаситель.

– И что вы там делали?

– Грабили, – как-то просто произнесла Арка. – Им нужна была красивая и образованная приманка для богатых, и я подходила на эту роль. Ты знаешь, дорогая, красивым все дается легче, им все прощается. Перед красивой женщиной открываются запертые двери, а строгие правила становятся лояльней. Les belles femmes peuvent être un peu plus.

– Красивым женщинам можно чуточку больше, – опять машинально перевела Оля.

Повариха замолчала, словно бы оценивая, что можно еще сказать маленькой Ольге, а что нельзя.

– А что потом? – поторопила ее Оля, понимая, что все самое интересное впереди.

– Знаешь, какой самый большой недостаток красоты?

Ольга помотала головой.

– Она очень быстро увядает, – грустно пояснила Арка, – превращается в воспоминания, уходя вместе с молодостью и самоуверенностью. Да, – махнула она рукой, – если честно, я никогда не хотела этим заниматься, не лежала у меня душа, и потому как-то незаметно я превратилась в хозяйку малины. Готовить мужикам банды обеды и стирать вещи я научилась очень быстро, да и получалось это у меня неплохо и потому в тридцать восемь лет уже стала просто обслугой.

– А как же они без красотки? – нахмурилась Оля.

– А без красотки никак, – подтвердила Арка с улыбкой. – Вскоре она у них и появилась, только это была не я, размазня и нюня – это была звезда. Звали ее Сонька, а прозвище ей дали «Золотая ручка», ведь к чему бы она ни прикасалась, все обращалось ей в прибыль. Она умела вытащить портмоне из кармана или часы, составляла головокружительные планы налетов, а еще очень талантливо перевоплощалась. Иногда даже я не могла ее узнать, ей бы на сцене играть, а не в бандах водиться, но ничего уж не поделаешь, судьба такая. Сонька не терпела конкурентов и запретов, ей нужно было все и сразу, мне казалось, что она и страха-то не испытывала никогда, один кураж. А уж везло-то как ей – и не расскажешь, вот прям оберегал ее кто. Кстати, про талисман это она мне и рассказала, был у нее у самой такой. Так вот другие воровки, зная о Сонькиной везучести, очень хотели от нее подарочек заиметь, чтоб и себе талисман сделать. Поговаривали, то, что побывало в руках у Соньки, приносило его обладателю воровское счастье.

– Она была красивая? – спросила Оля, уже представляя эту бесстрашную женщину в образе воительницы.

– Ну почему была? – улыбнулась Арка. – Уверена, она и сейчас очень хороша собой. Слышала я, Соньку недавно в ссылку отправили в Иркутскую область, но наверняка даже там она самая красивая и долго не засидится.

– Ты-то откуда знаешь? – поинтересовалась Оля.

– Так рассказали мне, когда я надумала тебе подарок непременно найти, – Арка махнула в сторону заколки. – Что купить дочке ювелира, который всему Петербургу заказы делает? Думала я, думала и вспомнила про одного еврея, что торгует такими красивыми вещами. Мы с ним еще по старой жизни пересекались в Одессе, а в прошлом месяце, когда я по поручению твоей матушки в первопрестольную ездила, тогда-то увидела его в лавке на Хитровке и поняла, что он, как и я, сбежал из Одессы, только я в Стрельню, а он в Москву перебрался. Вот когда твоим подарочком озаботилась, тогда и вспомнила о Якове Кривом.

– Он правда кривой? – захихикала девочка?

– Нет, это он себе такую фамилию выдумал. По родителям он Кац, но решил, что родная, слишком кричащая для ювелира, – хихикнула Арка.

– А он про Соньку откуда знал? – допытывалась Ольга.

– Так вот эту заколку она ему и принесла на оценку еще в Одессе. Не простая она, из камней и золота сделана, а камни в ней все сплошь драгоценные, так мне Кривой сказал. Уж какие – не знаю, но Кривой в этом деле всегда спецом считался, и врать ему смысла нет. Сонька ему еще и историю знатную рассказала, что заколку эту ей подарил сам цесаревич Николай.

– Не может быть! – округлила глаза от восторга Оля.

– Да, конечно, – засмеялась снисходительно Арка. – Сонька та еще выдумщица, ей бы книги писать. Соврала, скорее всего, для того, чтоб с Кривого больше взять, вещицы с историей всегда хороших денег стоят. Так вот, отдала она птичку, а за деньгами в назначенный срок уже не вернулась, Кривой узнавал через свои связи, что направилась Сонька в Иркутск, ссылку отбывать, потому Яков с вещицей этой в Москву и приехал. Держать у себя птичку не хотел, боялся, что она замешана в чем-то, но и продать без разрешения Соньки не мог, она бы ему этого не простила. Поэтому как увидел меня, так и обрадовался, помнил, что мы с Сонькой семьей были, вот и отдал ее мне от греха подальше, даже денег не взял.

– А если Сонька придет и потребует заколку? – испугалась Оля.

– Не переживай, солнышко. Кривой знал, что делал, потому как мы не просто бандой были, мы семья. Поэтому бери заколку, мой тебе подарок, и помни обо мне, только историю эту никому и никогда не рассказывай, особенно своим родителям, прогонят они меня. Умение хранить секреты – это один из главных секретов счастливой жизни. А я вот, дура старая, что-то с тобой разболталась, – засмеялась Арка, – пора ведь мне тесто ставить.

Оля подошла и поцеловала еще раз повариху, однако сейчас она взглянула на нее по-другому, через морщины и серость усталой кожи она все же разглядела и красоту, и былое благородство, а самое главное – ее любовь к маленькой Оле. Ни мать, ни отец не любили ее, и потому она это очень тонко чувствовала.

– Я тебя, Арка, никогда не забуду, – сказала Оля. – А вырасту, стану богатой – к себе в дом заберу. Ты там работать не будешь, а только на пяльцах вышивать и книги вслух мне читать, – и