День без Смерти - Феликс Дымов

— Оттаял немножко? — Линка чуть отстранилась, заставила его покивать.

Он все еще не видит ее лица, но знает, что она улыбается. Ему нравится, когда она улыбается. Ей тоже нравится, улыбка делает Линку симпатичной: хитрые лучики бегут от уголков губ, тонкими складками очерчивают щеки, собираются в две ямки у крыльев носа. Лицо лукавое-лукавое, глаза — и так-то колдовские — превращаются в затягивающие бесовские болотца…

— Оттаял, оттаял, вижу. А то от твоих страданий Кешка чуть не заикал…

Эриния по-прежнему притягивала взгляд: подалась вперед, лист поперек стебля, кисточка еле-еле колышется — словно массирует сердце или что там у нее под алой корой… И такая безнадежность в облике! Самое ужасное — эриния не солгала: Линкин приход не дал облегчения. Но откуда все это известно “марсианам”?!

Нет, что же творится в мире, если с Линкой стало хуже, чем без нее? Ее, как и эринию, не обмануть. Надо притворяться, лавировать, уходить от разговора. Знакомая волна боли поднялась из-под сердца.

— Я звонила тебе. Но пси-Маргарита не иначе ревнует. “Вам же известно, девушка: психолога нельзя отвлекать от эксперимента. Эксперимент — пик исследования, нерв науки!”

— Роськины слова! — Ралль наконец обернулся, и две Линки — одна из его памяти, другая настоящая- слились. — Ну, а ты?

— Ах, ничего особенного! Ты же знаешь мой характер!

— Представляю! — Ралль фыркнул. — То-то у Маргариты до конца дня на меня запала хватило.

— Не понимаю, Джеральд, что ты в ней нашел? Ни лику, ни шику! — Линка соблазнительно обтянула краем юбки колени, присела на подоконник и так похоже передразнивала Маргариту, что Ралль выглянул, нет ли той поблизости: — Неловкая, угловатая, блестит и режется, как стекляшка. Фу!

— Ага, разоблачили? — Ралль привлек девушку за плечи, ткнулся лбом в теплые волосы. — Я каждый раз после встречи с тобой руки осматриваю: нет ли новых порезов…

— Ну, тебе грех жаловаться, заинька, ты мое счастливое исключение. Я только и делаю, что шипы втягиваю да острые грани от тебя отворачиваю, — Линка смешно выпятила задорный подбородок. И сразу же посерьезнела: — Ты хоть понимаешь, что мы любим друг друга?

— Ну, Линушка, не мы первые.

— А ты на других не смотри. Тоже мне любовь — на сотню умников нашего института и одного ребенка не приходится!

— Так ты решила сделать из меня Адама? Боюсь, не выйдет. И потом, солнышко, один перевоспитанный ничего не решает. — Он подул ей в волосы, потерся Щекой. Похоже, ссоры снова не избежать. Что-то они участились. Это уже не первая. Но не дай бог, если последняя! Хорошо бы и этой встрече окончиться не хуже предыдущих. От Линки можно ждать чего угодно. — В конце концов, Линушка, я отношусь к тебе Как все.

— А нравишься мне, между прочим, как раз тем, что не похож на всех. Не до конца похож… Хоть и боишься в этом признаться, стремишься за остальными, Ты больше мой, чем их…

— Опять ты за свое. Не надоест тебе самокопание…

— Я же не могу, как вы, поставить проблему любви в лаборатории. На бедном Кешке.

— Мы не занимаемся стандартными психическими реакциями.

— Жаль. Представляешь влюбленного нетопыря, а? Смешно. А главное — нестандартно!

Вот сейчас, сейчас, торопил развязку Ралль. Еще слово—другое, еще минута—две, и они уйдут друг от друга расходящимися амплитудами ссоры. Сейчас. Еще слово — и конец.

Однажды они уже сидели так, в тихом ресторанчике на Невском. Столик на двоих здесь понимали буквально: одно ребро столешницы вогнутое, другое выпуклое, третья неизбежная сторона завивалась улиткой, так что третьему за столом места не было. По залу бесшумно сновали приветливо-безразличные роботы-официанты в белоснежных рубашках и немнущихся брюках. Скрытые вентиляторы нагоняли из кухни синтетический шашлычный чад.

— Нравится тебе здесь? — спросила Линка.

— Несколько часов посвящать еде среди других жующих? Довольно унизительный возврат к природе.

— На людях веселее.

— Если не думать, куда девать руки.

— Твой шеф занял бы их раскуриванием трубки.

— Которая здесь, в общем, так же уместна, как этот искусственный дым: мясо жарят дистанционно, а чадят отдельно, для экзотики.

— Брюки на роботе тоже условность. Как и все его человскоподобие. Проще было построить тележку с манипуляторами.

— В Каунасе я заходил в охотничью корчму. Шкуры на стенах. Скобленные добела столы. Деревянные ложки…

— А по лавкам — “охотнички” в черных пиджаках и галстуках-бабочках, правда? Помню. Нелепо, хотя и красиво. Впрочем, насколько мне известно, шкуры там искусственные.

— Дожили! Возрождаем то, что давным-давно утратило смысл.

— А ты полагаешь, ваша ужасная рациональность всегда осмысленна?

— Что ты имеешь в виду?

— Например, хвост общего любимца лаборатории д^ими. Почти натуральный мышиный цвет из дымчатого стекловолокна. И нулевая полезность…

— Кстати, нам не подали меню. Позвать официанта?

— Весьма кстати. Но мы не торопимся.

Из вазы посреди стола показалась горстка сине-розовых, сморщенных, словно озябших, бутонов сирени и с мультипликационной быстротой распустилась на глазах — будто каждым соцветием выстреливали. Верх гостеприимства — возгонка букета персонально каждой паре. А подумаешь, как заряжают букет, как подстерегают момент, как лупят бедное растение токами или вспрыскивают химией… Все автоматизировано, поневоле коробит: мы ведь люди, не роботы!

Линка зарылась лицом в свежую влажную гроздь:

— В старину, говорят, цветок из пяти лепестков приносил счастье.

— Ну, при возгонке все цветы один в один отштампованы. Ты ведь знаешь…

— Лучше бы не знать. — Линка понюхала букет, сморщила носик и отодвинулась.

Ралль повел рукой по ребру столешницы. Линка повторила его движение на своей стороне. Руки встретились.

— Как хорошо, что, несмотря на прогресс, две линии по-прежнему пересекаются. — Линка вздохнула.

— Даже такие разные, — подхватил Ралль. — Моя сторона вогнутая — словно мир молча замыкается вокруг. Зато твоя выпуклая, открытая — ты ведь сама беспрерывно излучаешь!

— Раньше девушкам говорили: “Ты мое солнышко!” Нынче — “Ты беспрерывно излучаешь!” И все равно жить хочется, правда?

Ралль лихо крутнул, пальцем по извиву столешницы:

— Гиперболическая бесконечность. Похожая на ту взаимную разомкнутость, которая была до нашей Встречи и наступит после…

— Как ты умеешь все запутать и утопить в слова! Почему бы не сказать проще: “Давай расстанемся”? Не прибегая к иносказаниям?

— Я же совсем не об этом, я о третьей лишней стороне. Необходимое заставляет думать о сиюминутном, лишнее — о перспективе, замечаешь? Толчок новым мыслям…