Девушка и талисман - Наталья Евгеньевна Маркелова

В тот день мы с Рони и младшей сестричкой Лени играли в прятки. Замок был просто создан для этой игры. Главное было прихватить с собой интересную книгу, пару бутербродов и флягу с водой, потому что искать тебя могли несколько часов, а то и дней. Однажды Рони не мог обнаружить меня трое суток. Я успела изрядно проголодаться, но сдаваться не собиралась. В тот раз, когда я нашла потайную комнату, снова была очередь брата водить. Я уже отчаялась обнаружить такое место, где Рони не смог бы меня отыскать, – с каждым разом это становилось всё труднее – и забралась под самую крышу замка, в старую башню. Выглянув из ничем не защищённого окна, я замерла в восхищении: насколько хватало глаз, зеленели деревья. И только вдалеке красным, кровавым пятном выделялся Священный лес. Однажды я спросила отца, почему листва у деревьев Священного леса красная? Он, ни секунды не задумываясь, ответил: «Это особенное место. Разве ему не положено выделяться?» Я не поверила, что основная причина только в этом. Тогда отец посмотрел на меня очень пристально и сказал: «Ты права, Дная. Дело не в этом». Больше Тнай ничего не добавил, а я не стала расспрашивать, потому что тон, которым был дан ответ, здорово меня напугал.

Я отвела взгляд от красных деревьев – они всегда внушали мне только ужас – и уже собиралась спуститься вниз, когда услышала шаги брата. В панике оттого, что Рони так быстро меня найдёт, я заметалась в поисках укрытия. Но спрятаться было абсолютно негде. И неожиданно мой страх разбудил одного из хранителей замка. В старину хранителей было много. Теперь же из них бодрствовал лишь один – тот, что сторожил ворота замка. Был он стар и прятался на дне давно высохшего рва под мостом. Остальные хранители впали в спячку или исчезли вовсе. Моя паника пробудила хранителя старой башни. Должно быть, ему показалось, что дело действительно серьёзно, и он, неожиданно появившись предо мной, разинул огромную беззубую пасть и застонал. Я перепугалась ещё больше, услышав этот звук. А чудовище, поманив меня за собой, подошло к стене и, коснувшись лапой ничем не приметного камня, указало мне на образовавшийся проход.

«Спасибо, – пробормотала я, чувствуя, как бешено колотится сердце. – Ты помог мне».

Я потрепала чудовище по лохматой голове – хранители очень ценят благодарность – и ступила на лестницу, убегающую куда-то вверх. А хранитель вновь слился с камнями замка, погружаясь в сон. Прятки были забыты. Впереди меня ждала тайна. Рони тут же откликнулся на мой зов, мгновенно появившись передо мною. Его магия была сильнее моей, иногда я завидовала брату, но чаще им восхищалась. Ни слова не говоря, мы начали подниматься по ступеням. И в конце концов наткнулись на запертую дверь. Рони прижал руку к замку, и тот, недовольно проскрежетав, отворился. В нашем замке перед Рони отворялись все двери. И немудрено, ведь однажды Рони должен был стать хозяином Замка Седых земель. Замок это знал и любил своего будущего господина. Иногда мне казалось, что замок любил Рони больше, чем нашего отца. Но я держала свои мысли при себе, отцу вряд ли бы понравилась такая правда. Он и так был слишком суров с Рони. Дверь открылась, мы вошли в небольшую комнатку. Всё здесь было устроено с большой любовью: каждая безделушка, каждый предмет в ней – всё говорило о заботе и нежности. Комната была хорошо освещена. Множество окон смотрели во все стороны света, и казалось, помещение заполнено солнцем и ветром. Удивительно, что, глядя со стороны, я никогда не замечала эти окна на старой башне. Должно быть, комнату защищала магия. Вначале я очень обрадовалась находке и, танцуя, закружилась на месте. А потом мы с Рони увидели её… Хозяйку комнаты. Точнее, то, что от неё осталось. Кости в изящном, расшитом драгоценностями платье. Она расположилась в кресле, словно на минутку присела отдохнуть, и на коленях у неё лежала золотая шкатулка, крышка которой сверкала и переливалась, потому как её украшали настоящие крылья фей. Даже одно такое крылышко стоило целого состояния. Ведь фей давно не осталось. А их крылья могли не только сверкать, но и лечить, и продлевать жизни, и усиливать магическое воздействие. Но напугали нас с братом вовсе не кости – за время исследования замка мы уже привыкли к виду человеческих останков. Хозяйка комнаты была прикована. Тонкая цепь крепилась одним концом к её ноге, которую обвивал похожий на изящный браслет наручник, другой конец цепи был прикреплён в середине помещения к толстому, вмонтированному в пол кольцу. Этой цепи как раз хватало на то, чтобы свободно передвигаться по комнате, но выйти за дверь женщина уже не смогла бы. Кто приковал её и не освободил даже после смерти, этого мы с братом так и не узнали. Более того, мы и не хотели знать. Было во всём этом что-то до омерзения неправильное. Чрезмерная забота и невероятная жестокость одновременно. От этого сочетания становилось дурно. Мы с Рони поспешно покинули комнату, закрыли за собой проход и поклялись не возвращаться сюда. Но с того самого дня по ночам я начала слышать шорохи у своей двери – так могло шелестеть роскошное платье той мёртвой женщины. Во сне же мне часто виделось, как она поднимается со своего кресла и шепчет, протягивая ко мне костлявые руки:

– Разве ты не чувствуешь своей цепи, Дная? Разве ты не чувствуешь её? Не уходи, поднимается ветер. Он успокоит тебя. Почему бы тебе не вернуться и не заглянуть в мою шкатулку? Тебя там ждёт сокровище, оно твоё…

И мне нестерпимо хотелось пробраться в ту комнату, приподнять тяжёлую крышку шкатулки и посмотреть, что же там лежит. Потому что каждый раз, пробуждаясь после такого сна, я была уверена, что это очень важно. Но страх был сильнее. Я привыкла доверять ему. Ведь кто, как не наш страх, более всего печётся о нас? Даже сегодня я следовала велению своего страха. Потому что мне было значительно страшнее оставаться в родном замке, чем бежать отсюда.

Собрав вещи в дорожную сумку, я осторожно выскользнула из своей комнаты. Пройти по коридорам замка так, чтобы никто меня не обнаружил, не составило особого труда. На несколько минут я задержалась у комнаты брата. За дверью горел свет. Я знала, что кормилица сидит рядом с кроватью Рони и стережёт его сон. Я прикусила губу, чтобы не заплакать. Того Рони, что хранило моё сердце, уже не существовало, и