Страна Арманьяк. Бастард - Башибузук Александр

Подтянул к себе эспаду… она и есть. Тяжелая, длиной сантиметров восемьдесят пять, можно рубить и колоть, на чашке причудливо изогнутый захват… золотая чеканка… россыпь мелких камней, и главное… полный аутентик, хрен спутаешь… мечта Портоса.

— Тьфу, бред какой-то…

Еще раз посмотрелся на себя в лужу…

Парень лет двадцати пяти, с длинной брюнетистой шевелюрой и ободранным лбом. Не то чтобы красавец, но и явно не урод, морда волевая, нос зачетный, горбатый и длинный, можно даже сказать — тоже волевой. В воде отражался белый балахон, стянутый в поясе ремнем. На балахоне вышитый герб в виде геральдического щита со вздыбленными львами по всем его четвертям. А под балахоном еще кираса… Или панцирь? Никогда в доспехах особо не соображал, вот в оружии — совсем наоборот…

«Составная кираса», — опять подсуетилась память. Да откуда я это знаю?

Под кирасой — кожаный камзол… Да не камзол, а колет, под колетом белая рубаха из довольно грубого по современным меркам полотна, тоже полный натурэль… На шее тяжелая золотая цепь с массивным крестом и вторая цепь, тоньше и изящнее, с какой-то ладанкой.

Штаны… вернее, колготки… шоссы и пуфы… Да, это пуфы, и ботфорты чуть ли не до паха, да еще под коленом ремешком стянуты…

Да что за карнавал, едрена вошь, и почему у меня морда юнца, а не сорокалетнего нормального мужика? Тут поневоле в чертовщину всякую поверишь…

Присел на валун и задумался…

Я тренер сборной страны по сабле… Должен был подписать контракт с федерацией Катара… Выкореживался, набивая цену, и не подписал, за что был серьезно вздрючен председателем нашей федерации и вызван на ковер к министру для вздрючки на более высоком уровне…

А потом?

В памяти ясно отпечаталась мощная решетка радиатора грузовика, летящая мне навстречу…

Ну… получается, потом я умер…

Вздохнул свежего, такого вкусного пряного воздуха…

Да нет, не умер.

Встал и несколько раз присел… бодренько так присел; отлично… только лоб болит, да долбаные колготки в зад врезаются…

Зачерпнул из ручья воды и промыл лицо.

Ерунда, кожа расцарапана да шишка порядочная, сотрясения вроде нет… подобрал с травы малиновый берет с пучком павлиньих перьев. Надо же, как авантажно… берет с перьями; насколько помню, пейзане в Средние века головные уборы другие носили… Значит, не пейзан, слава богу.

Ну ладно, там я погиб, а здесь что со мной случилось, да и кто я?

— Слышь, коняка, а я кто? — поинтересовался у коня, норовившего поймать губами мое ухо.

Жеребец всхрапнул и закивал головой.

— А мог бы и подсказать, Роден. — Бесстрашно протянул руку и потрепал коня по морде.

Роден! Роден… похоже, из моей памяти отрывками все-таки прорываются какие-то воспоминания…

— Так ты — Роден?

Жеребец согласно кивнул, всхрапнул и полез губами в лицо…

— Но, не балуй…

Получается… получается, меня каким-то загадочным образом занесло не пойми куда, да еще и вселило в чье-то тело… И как это? Там помер, а здесь ожил. С одной стороны, прикольно, а с другой… да что за черт, чешется же все.

Содрал перчатку и потер шею… м-да… да ты, братан, минимум месяц не мылся. Вот это не очень… мыться срочно… да и переодеться не мешает…

— Давай, Роденушка, посмотрим, что у тебя в сумках. — Взвесил в руке тяжеленный шлем, притороченный к седлу, похожий на спартанский, только без гребня и творчески переработанный.

М-да… барбют называется, всплыло название… не мои это знания, я сроду в доспехах и всяких там латах особо не разбирался. Это память старого хозяина тела, скорее всего, подсказывает.

— Слушай, братан, подсказывай давай все и сразу, а не порциями… — обратился внутрь себя.

Оттянул тугую бронзовую пряжку на чересседельной сумке и разложил все содержимое на травке, затем проделал ту же процедуру со второй. Отвязал вьюк позади седла.

Ну, что у нас есть…

Развязал шнурок на тяжелом мешке… вот это я понимаю. Повертел в руках маленький золотой кружок с выбитым на нем мужиком на коне и с мечом. Золото. В мешке килограмм, не меньше, это сколько же в долярах будет?

— Окстись, придурок, — рявкнул на себя в голос, — какие доляры?! Нет, надо срочно определяться, куда меня занесло и, главное, в кого…

Память услужливо подкинула название монеты — конский франк…

И тут я внезапно понял…

Это не сон…

Это не шутка…

И я не брежу и определенно не свихнулся…

Внезапно накрыло ощущение полной беспомощности и дикого ужаса; так накрыло, что я сел на камень и впал в мрачное уныние, отказываясь понимать все, что случилось со мной. Это в книгах про попаданцев бравые парни моментом вписываются в жизнь и, вооруженные массой знаний, переворачивают все в истории с ног на голову.

А я?

Судя по надетым на меня доспехам — Средние века. Главный источник знаний про Средние века у меня — книги Александра Дюма… И все. Разве что еще Вальтер Скотт.

Больше же ничего не знаю. Совсем ничего…

Не врач я…

Не ученый…

Не гениальный полководец…

Не инженер…

Не химик… твою же мать, я даже не имею ни малейшего представления о составе пороха, который, судя по книгам, назубок знает любой приличный попаданец!

Я не знаю истории! Совсем!

Я умею только фехтовать.

Да, черт возьми, я это только и умею, но… умею фехтовать современной спортивной полукилограммовой саблей, которой даже при всем желании барана не зарубишь, а здесь мечи должны быть тяжеленными: вон только моя эспада больше кило весит…

Куда не ткнись, везде…

Состояние рассудка с каждой секундой становилось все плачевнее, я моментами впадал в дикую ярость, злой на весь мир, проклиная судьбу и неизвестные силы, сыгравшие со мной такую пакостную шутку. Ярость сменялась диким унынием, когда рука сама тянулась к кинжалу — прекратить всю нелепость моего положения. Я действительно не знал, что делать. Несмотря на мою обертку из этого мира, я остался тем, кем был, и не видел никаких перспектив для выживания. Не радовало даже молодое и сильное тело… твою же мать, здесь же, судя по крошкам моих знаний, тут даже зубы рвут кузнецы, а люди не моются никогда! Добавим чуму, тиф и всякие дизентерии…

Я не знаю, сколько просидел, занимаясь самобичеванием, но, как ни странно, привел меня в чувство голод; банальный голод и зуд давно не мытого тела.

Солнце, весело пускавшее зайчики через прорехи в листве, ушло к горизонту. Стало немного прохладнее.

— Сдохнуть? — спросил я сам себя и повертел страхолюдную дагу. — Вот взять и заколоться этой железякой…

Но, несмотря на полное уныние и упадочническое настроение, этот вариант не привлекал. Жить хотелось. Жить и пользоваться всеми благами жизни и молодого, полного сил тела… Да и чума с тифами не так страшны…

Заурчало в животе. Вспомнил, что сегодня вечером собирался в испанский ресторанчик с Юлькой Сенчиной, тренером молодежки…

Не-э-эт… сдохнуть я всегда успею. В данном периоде истории это как раз совершенно не трудно. По крайней мере, сначала надо набить чем-то пузо.

Вытащил и расстелил на траве темно-зеленый плащ из плотного сукна и на него вытряхнул все содержимое сумок.

Сразу отсеял все несъедобное в сторону, развернул несколько свертков из грубой, но сравнительно чистой холстины и подвинул к себе полный кожаный бурдюк.

Выдрал пробку, нюхнул, затем влил в себя несколько полновесных глотков…

Вино! И неплохое вино. Терпкое, с приятной кислинкой, с миндальным послевкусием. Поискал современные аналоги и не нашел… Но хорошее вино, черт побери!

Да, именно, черт побери.

Судя по фильмам, у дворян… а я надеюсь, судя по золотым шпорам, что я дворянин, — это самое распространенное ругательство. Значит, не будем выпячиваться из эпохи.

В свертках оказалось несколько приличных ломтей копченого мяса и сыра. По паре головок лука и чеснока, пучок незнакомой мне зелени с пряным запахом и в завершение — большая булка слегка черствого, но чертовски вкусного сероватого хлеба.