Источник и молния - Елена Евгеньевна Тимохина

всегда оставалось сухим. Хотя в него дважды ударяла молния, его никогда не срубали. Деревенские до сих пор боялись молний и во время грозы не спали, ожидая смилостивится над ними непогода или нет. С Крестным ходом на Ивана Купалу больше не ходили и акафистов не пели, защиты ждать было не от кого. Иногда молния щадила деревню, иногда — нет. В случаях возгораний страховая компания уклонялась от покрытия ущерба, но жители все равно страховали недвижимость. Никакая, а все же защита.

На субботнике сельчане единодушно решили оставить сухое дерево у родника. Остальные заросли безжалостно истребили бензопилой. Работники рубили все подряд, насколько хватало взгляда, и остановились только, дойдя до опушки. Еще немного — и они спустились бы на берег Волге. Очистив место, мужчины развернулись и пошли домой, грязные и мокрые после работы. Суббота в тех краях — помывочный день, и у многих топились бани.

Только через неделю вышел из отпуска тракторист, который стащил машиной бетонные пасынки столбов, основу для помоста. Требовались руки, чтобы положить пасынки туда, где им полагалось быть. Мужчины смотрели друг на друга, не решаясь начать, казалось это чижало. Тогда два старика взялись за мебельные ремни, они и стянули с горы первый пасынок, потом и остальные последовали их примеру.

На пятачке выкошенной травы появилась первая трясогузка. Птичий зрачок сфокусировался на источнике, в нем играли отблески огненных молний. Пренебрежением водой издревле считалось тягчайшим преступлением, и сам бог Перун вылетел с инспекцией. Божественная птица осторожно обходила выбоины и колдобины, любопытствуя глянуть на то, как нынче живут люди, но убеждалась лишь, что всюду царит запустение.

По окончании черной работы люди возвращались по домам, их путь лежал мимо дома мундепа, который ковырялся у себя на грядках. Оба раза он на субботник не выходил, вероятно обиделся, что не получил специального приглашения. После выборов он больше не здоровался с деревенскими мужиками за руку и не подвозил бабок на своей машине. Эпидемия коронавируса пришлась весьма кстати, он теперь носил медицинскую маску, с людьми не разговаривал и даже кивать им перестал. Получив больше возможностей для развития, он твердо решил баллотировался и дальше и бескомпромиссно следовал своей линии. Старые знакомцы были ему в тягость. Вот и сейчас он сказал, что занят в огороде. Даже в день отдыха он продолжал работать — суровый и непрошибаемый, как в политике, так и во всем остальном.

С таким усердием и энтузиазмом взялись деревенские работники, что их источник вполне мог бы стать образцовым в районе, случись объявить такой конкурс. У кого-то возникла мысль окрестить родничок, но приглашенный батюшка отказался, обозвав их язычниками. Подоплёку и дети поняли: с открытием чудотворного источника туда устремились бы паломники, и денежный сбор с местных святынь, находившихся в ведении священника, оскудел бы.

Продолжая трудиться над помостом, люди уже представляли себе источник во всей красе. Два подростка носились по деревне на моторизованных плугах, собирая по дворам пиломатериалы. Женщины решили разбить садик над животворной струей и копали по лесам можжевельник.

Как-то раз у одного сельчанина зазвонил телефон, но поскольку связь была плохой, звонивший скоро постучал ему в окно. Он принес новость о том, что вода в источнике плохо пахнет. Не тиной, как утверждали недоброжелатели, уклонявшиеся от работы, а нечистотами.

На обследование вышли деревенские эксперты. Пройдя вверх по течению, группа миновала мыльню, откуда до сих пор брали воду домохозяйства, и вышла на бугор, называемый здесь Веретикой. Он круто сбегал в низину, которая постепенно переходила в берег Волги — становившийся в зависимости от сезона цветущим лугом или топким болотом. Времена, когда здесь пасли колхозный скот, давно прошли, и теперь здесь останавливались рыбаки и лодочники, излазившие берега в поисках подходящих мест для пикников.

К своему удивлению, деревенские обнаружили, что Веретика обнесена вешками. Новые жильцы, обосновавшиеся на берегу Волги за высоким забором, взяли в аренду общественные земли. Этих людей никто в глаза не видел, но через сельсовет узнали фамилию, она оказалась та же, что и у замглавы городской управы. Сам хозяин наведывался в здешние места крайне редко, поселив в особняке свою тёщу, которая и присматривала за его богатством. Как и два охранника с собакой.

Позже старая жительница деревни встретилась с этой тёщей в больнице. Две одинокие старухи сблизились, и богачка пригласила новую приятельницу в гости. «Они спускают нечистоты из септика в наш источник», — потом рассказывала деревенская жительница. И еще она говорила, что Веретика никогда к ним больше не вернется, так решил новый владелец, не желавший, чтобы люди на пикниках портили ему вид с террасы.

Осталось дождаться справедливости и бухтеть, имел ли какое отношение к поселению чужаков в водоохранной зоне мундеп, выбранный деревней, или же это произошло помимо него.

Всю дорогу за экспертами следовала трясогузка, после которой на земле оставались выжженные следы. Перун не хотел причинить вреда и поэтому избегал посещать дома и хозяйственные постройки.

На автобусной остановке собирались старушки, которых больше не подвозили до города. Кто-то из них сообщил, что новые жильцы срубили вяз на Веретике. Поскольку территория не относилась к деревне, это высокое дерево не причисляли к числу защитников от молнии. На косогоре никто никогда не жил.

Когда исчезает высокое отдельно стоящее дерево, нарушается природное равновесие, которое восстанавливается только тогда, когда подрастало другое, ему на смену. Поэтому в деревне поблизости от домов сажали ели, росшие всех быстрее.

В тот же год молния ударила в элитный коттедж на берегу Волги. Официальное расследование склонялось к варианту с молнией, это помогало воздержаться от разбирательств. Никакого экзистенциального кризиса не произошло, страховая компания выплатила все до копейки. Владелец рассчитывал восстановить дом, но обстоятельства изменились, средств ему не хватило, и строительство не возобновили.

Между тем, оборудование источника подошло к концу, и деревенские работники решили сфотографироваться на память. Фотография вышла четкой и отражала даже то, что у этих людей содержалось внутри — всё, что не сделано в молодости, и то, что заставляло их в старости кряхтеть от забот. Снимок сделал молодой человек в строительной каске, надетой на черный шелковый платок, всего один кадр. В этих краях его ранее не встречали: малый носил он черную кожу с головы до ног, лицо имел белое, глаза по контору были обведены черным, а зрачки… зрачки метали желтые молнии.

«…а потом пошлем наше фото в газету «Пенсионерская правда»…»

А что же малый в кожанке, шишка этой истории, Перун?

В тот раз любопытствующий бог молний предпочел явиться