Тутта Карлссон Первая и Единственная, Людвиг Четырнадцатый и другие - Ян Экхольм

Этого папа Ларссон не знал.

— Хитрый Лабан, — продолжал лисёнок. — Все боятся меня и знают, что на целую милю в округе я хитрее всех.

— Ты гордость нашей семьи. — Папа Ларссон похлопал сына по плечу. — А теперь вся твоя учёность должна пойти нам на пользу. Ты должен позаботиться о Людвиге Четырнадцатом. И заставить его думать не так преступно, как он это делает. Ты ведь, наверное, слышал, как он заявил, что не хочет быть хитрым. Отщепенец!

Лабан скис.

— Выходит, мне придётся играть с самым маленьким? — обиделся он. — Не хочу!

— А чтобы у тебя был брат, за которого стыдно, ты хочешь? — строго спросил папа Ларссон.

Лабан покачал головой.

— Лис просто обязан обманывать, только тогда он может называться лисом, — продолжал папа торжественно. — В нашей семье всегда были и есть только настоящие лисы. Ты помнишь, что написано на этой табличке?

— Да здравствует хитрость! Ура Ларссонам! — закричал Лабан.

— Вот, мой мальчик, — просиял папа Ларссон. — Ты сделаешь Людвига Четырнадцатого настоящим плутом.

Лабан от удовольствия потянулся.

— Обещаю сделать всё, что смогу, — сказал он. — Я с охотой займусь и другими братьями и сестрами. Я хитрее всех на милю вокруг…

— Не очень важничай, — прервал его папа Ларссон. — Пока ещё самый хитрый в этой семье я. Я сам намерен обучить Людвига Четырнадцатого всем нашим приёмам. Ты же должен лишь проследить, чтоб он не играл с Юкке-Юу, Туффе-Ту и другими уличными мальчишками, которые учат его глупостям.

— Да, папа, — покорно ответил Лабан. — С завтрашнего утра Людвиг Четырнадцатый будет играть только со мной.

ГЛАВА ТРЕТЬЯ

На следующий день рано утром Лабан разбудил своего маленького братца, Людвига Четырнадцатого.

— Поднимайся, — прошипел он кисло. — Ты и я, мы с тобой будем играть.

Людвиг Четырнадцатый протёр глаза.

— Я не хочу играть с тобой. — И он зевнул. — Все мои друзья считают, что ты настоящий плут.

Лабан расплылся в улыбке.

— Приятно слышать. Ну, поднимайся!

— Я сказал, не хочу, — заупрямился Людвиг Четырнадцатый и принялся облизывать свою рыжую шубку. — Юкке-Юу, Туффе-Ту и я, мы собирались сегодня играть. В прятки.

— Ты больше не должен встречаться с этими уличными зайчишками! — озлился Лабан. — Это папа решил, что ты больше не будешь играть с ними. Вместо этого я буду учить тебя уму-разуму.

— Пожалуйста, ты можешь учить меня и уму и разуму. Но ты не научишь меня, как обманывать других.

— Посмотрим, — пробурчал Лабан. — Пойдём.

И лисята вышмыгнули из норы.

— Вот это гриб, — заявил Лабан, — показывая правой передней лапой на большую красивую шляпку.

— Грипп? Меня не обманешь, — рассмеялся Людвиг Четырнадцатый. — Ты хочешь сказать, что если её съесть, эту шляпку, то можно заболеть этим… гриппом? А почему же тогда белочки их сушат?.

— Ты глупее, чем я думал, — прервал его Лабан. — Я не имел в виду никакой болезни. Это гриб. Не грипп, а гриб, понимаешь? Да, многому тебя придётся учить.

Лисята крадучись пробежали по всем лесным тропинкам. Лабан учил Людвига Четырнадцатого, как называются деревья, кустарники, ягоды, грибы и цветы. Учил и многому другому.

К вечеру Лабан спросил Людвига:

— Может, ещё что-нибудь хочешь узнать? А то побежим домой. У меня совсем пересохло в горле, да и живот пуст.

— Я хочу ещё посмотреть, как живут люди, — сказал Людвиг Четырнадцатый.

— Этого нельзя! — Лабан замахал передними лапками. — Это очень опасно.

— Ты что, боишься?

— Я? Я самый храбрый на милю вокруг.

И они побежали. Остановились они только у глубокой канавы, что возле самого леса. И вдруг они увидели плетёную ограду.

— А вот это называется забор, — тихонечко прошептал Лабан. — То, что ты видишь по другую сторону его, называется поле, там растёт овес. Из него мама делает нам кашу.

— Я бы хотел посмотреть на поле, где мама берёт крупу, чтобы делать нам рисовую кашу, — также шёпотом ответил Людвиг Четырнадцатый. — Рисовая каша лучше овсяной.

— Каша! Дурак! — зарычал Лабан. — Посмотри-ка вот сюда, между прутьями. Видишь, вон там, на другой стороне поля, коробку с окнами? Это нора для людей. Называется — дом. А около него коробки без окон, это дома для коров и лошадей. А в самом главном маленьком домике живут куры, цыплята и яйца.

Лабан облизал губы.

Людвиг Четырнадцатый смотрел не мигая, и его глаза делались всё круглее.

— А где живёт тот ужасный Максимилиан, о котором папа всегда рассказывает? — прошептал он.

— Точно не знаю. Но буду первым из папиных детей, кто обманет это кривоногое страшилище.

— А может, я обману его раньше тебя! — похвастался Людвиг Четырнадцатый.

Лабан громко рассмеялся:

— Ты-то! Ты же не хочешь быть хитрым! Я покажу тебе, как это делается. Я обману первого, кто встретится нам на пути домой. Хочешь пари?

— Не-е-т, — протянул Людвиг Четырнадцатый.

— А я всё-таки обману кого-нибудь, — настаивал Лабан. — Просто, чтобы доказать тебе, какой я хитрый.

По тропинке возле самой норы Ларссонов бежали зайчишки Юкке-Юу и Туффе-Ту. Они хотели припустить наутёк, увидя, что их друг Людвиг Четырнадцатый идёт не один, но было слишком поздно. Людвиг Четырнадцатый окликнул их:

— Где вы были?

— В киоске, и купили медовых пряников, — ответил Туффе-Ту и показал кулёк.

— О-о-о-о!.. — застонал вдруг Лабан. — О-о-о-о, бедное моё горлышко!

— У тебя что, горло болит? — дружелюбно спросил Юкке-Юу.

— Спрашиваешь, — опять застонал Лабан. — О-о-о-о! Людвиг и я как раз идём от доктора Совы. И она сказала мне, что я очень болен. Есть только одно лекарство, которое может мне помочь.

— А какое? — поинтересовался Туффе-Ту.

— Медовые пряники, — вздохнул Лабан. — Лечебный мёд, лечебный мёд, он нежен, сладок и приятен.

— Значит, вы тоже идёте покупать медовые пряники? — спросил Юкке-Юу.

Лабан притворился, что плачет.

— Я не могу купить медовых пряников. Деньги, которые мне папа дал на неделю, кончились. А больше у папы не выпросишь, и придётся мне всю жизнь ходить с больным горлом.

Зайчата долго смотрели на Лабана.

— Это правда? Ты не обманываешь? — спросил Юкке-Юу.

— Охота мне обманывать вас, лучших друзей Людвига Четырнадцатого. Скажи, Людвиг, разве я обманываю?

Лабан больно ущипнул Людвига Четырнадцатого за кончик хвоста. И вместо «нет» Людвиг закричал «а-а-а».

— Что ты говоришь? — дружно спросили Юкке-Юу и Туффе-Ту.

— Мой младший братишка хочет сказать «да», но иногда он переставляет буквы в слове, — пояснил Лабан. — Когда он говорит «тен», он имеет в виду «нет», а когда он говорит «ад», он хочет сказать «да».

— Твой брат говорит правду? — спросил Туффе-Ту у Людвига.

— А-а-а! — вскрикнул Людвиг, когда Лабан снова ущипнул его за хвост.

— Вот, слышите, он говорит «да». А сам я уже совсем не могу говорить, кхе, кхе… — И он прохрипел: — О-о-о, моё бедное горло!

Зайчата стояли в нерешительности, переминаясь с ноги на ногу. Наконец Юкке-Юу сказал:

— Только потому, что ты брат Людвига Четырнадцатого… Пожалуйста, вот тебе весь кулёк.

У Лабана вдруг прорезался голос:

— Две тысячи спасибо! Три тысячи спасибо! Пять тысяч спасибо! Семь тысяч спасибо! Вы лучшие друзья во всём лесу. Обещаю, что не забуду вас.

ГЛАВА ЧЕТВЁРТАЯ

Зайцы ускакали, а Лабан стукнул себя в грудь и воскликнул:

— Да здравствует хитрость! Вот как должен поступать лис, если ему хочется медовых пряников! Ну, чем плохо обманывать?

Юкке-Юу и Туффе-Ту не успели ещё отбежать слишком далеко. Они услышали, что сказал Лабан, и тут же возвратились.

— А мы-то думали, — глядя на Людвига, сказал Юкке-Юу.

— Обманщик! — добавил Туффе-Ту. — Больше мы с тобой не играем.

И они снова исчезли, а Людвиг Четырнадцатый повесил нос.

— Мои лучшие друзья! — упрекнул он. — И тебе не стыдно?

— Мне никогда не стыдно, — улыбаясь, ответил Лабан. — Глупым зайчатам не нужны медовые пряники. А тебе не нужны зайчата. Разве ты не помнишь, что сказал папа?

Лабан открыл пакетик и сунул в него нос.

— Как пахнут! Ты смотри, а я буду лопать их. Сразу, все-все съем.

— Ну и дурак, — загадочно сказал Людвиг Четырнадцатый.

Лабан было засунул уже лапу в кулёк, но вдруг остановился и удивлённо посмотрел на брата.

— Я — самый хитрый лис на милю вокруг, — напыжился Лабан. И всё-таки поинтересовался: — Почему же я дурак?

— Если бы я был в твоей шкуре, я сохранил бы все пряники, пока мы не вернёмся домой, — ответил Людвиг Четырнадцатый. — Представь себе, как наши братья и сестры полопаются от зависти, когда ты будешь есть пряники, а им останется только облизываться.

Лабан задумался.