Первоисточники по истории раннего христианства. Античные критики христианства - Абрам Ранович

Теория возникновения христианства вне Палестины тесно связана с так называемой мифологической школой, приверженцы которой отрицали историческое существование Иисуса. К этой школе принадлежал и А. Б. Ранович, что отразилось в комментариях и вводных статьях не только к «Первоисточникам», но и к «Античным критикам христианства». Мифологическая школа зародилась еще в XVIII в. в связи с рационалистической критикой христианства; она продолжала развиваться на протяжении XIX и начала XX в. В работах, принадлежавших к этой школе ученых, высказывалась точка зрения о существовании в Палестине культа дохристианского бога (Иисуса). По их мнению, в основе евангельских легенд находились народные мистерии и различные аллегорические рассказы, которые рядовыми христианами понимались буквально [7]. Крупнейшим представителем мифологической школы, чьи работы оказали большое влияние на Рановича, был Артур Древе. Христианские легенды он разлагал на отдельные элементы и возводил их к различным языческим мифам, прежде всего солярным (солнечным) [8].

В 30—40-е годы мифологическая школа безраздельно господствовала в советской исторической науке. Помимо связи христианства с древними культами умирающих и воскресающих богов, различных солнечных божеств у сторонников этой школы было еще несколько линий аргументации: отсутствие сведений об Иисусе у писателей I в. (а те, которые были, считались вставками переписчиков — интерполяциями), поздняя датировка евангелий Нового завета, доходившая до середины II в., и отрицание какой-либо достоверности содержащихся в них рассказов; развитие образа Иисуса от бога к человеку в канонических произведениях, начиная с Апокалипсиса Иоанна. Эти аргументы не учитывали, однако, жанровой специфики священных книг (в частности, апокалиптической литературы), раннюю иудеохристианскую трактовку Иисуса как просто праведного человека, а также те элементы его евангельской биографии, которые не несли в себе вероучительного смысла.

Параллельно с мифологической существовала и историческая школа, выявлявшая реальную основу евангельских рассказов. Усилению позиций этой школы в XX в. способствовало общее развитие источниковедения, отказ от гиперкритицизма в отношении сообщений античных авторов, большее доверие к традиции. Немалую роль в изучении собственно христианских источников сыграли так называемая «критика текста» и «критика форм» применительно к книгам Нового завета. Метод «критики текста» существует с конца XIX в., «критика форм» развилась уже в XX в. Оба метода ставили своей целью выявить подлинное ядро учения Иисуса. Приверженцы первого метода сравнивали тексты евангелий с учетом рукописных расхождений, пытаясь найти общее, характерное для всех евангелий (речь шла прежде всего о первых трех, так называемых синоптических). Ученые же, разрабатывавшие «критику форм», [9] искали следы устной традиции, выделяли ее отдельные блоки — речения Иисуса, притчи, рассказы о чудесах — и этапы развития. Углубленное изучение христианской литературы, находки папирусов с текстами евангелий, которые позволили удревнить время их составления по сравнению с принятым мифологистами, раскопки Назарета — все это приводило к тому, что сторонников исторической школы становилось все больше.

В настоящее время советские историки, за редким исключением [10], признают существование исторической основы у повествований Нового завета. Последнее научное достижение в этой области — обнаружение арабского перевода свидетельства Иосифа Флавия об Иисусе, которое, по мнению исследователей, восходит к подлинному тексту иудейского историка I в. Дело в том, что в греческой рукописи «Иудейских древностей» Иосифа Флавия содержался рассказ об Иисусе, где он назван Христом; прямо говорилось о его воскресении. Ученые считали этот текст благочестивой вставкой христианского переписчика, поскольку Флавий был верующим иудеем и не мог признать в Иисусе мессию. Правда, шли споры, было ли это место сочинено с начала до конца или в первоначальную версию были вставлены отдельные фразы [11]. В 1971 г. израильский ученый Ш. Пинес опубликовал средневековую, написанную по-арабски рукопись «Всемирной истории» христианского епископа Агапия. В этом произведении была приведена цитата из Флавия, где речь шла об Иисусе. Ученый предположил, что перевод сделан с сирийской рукописи, в которой сохранился первоначальный смысл рассказа Флавия. Этот рассказ очень напоминает текст греческой рукописи, но Иисус там назван мудрым человеком, сообщение о его воскресении не факт, а рассказ учеников. Сопоставление двух вариантов ясно показывает, как работал переписчик, который не сочинял сам, но «улучшал» Флавия с позиций своей веры. [12] В Приложении к «Античным критикам христианства» помещены оба варианта, и читатель может их сравнить.

Изучение текста Иосифа Флавия подводит нас к проблеме христианских интерполяций и в других произведениях античных авторов, о которых писали представители мифологической школы. Так, А. Б. Ранович считал вставкой и рассказ римского историка Корнелия Тацита о христианах, казненных императором Нероном по обвинению в поджоге Рима. Этот текст приведен самим Рановичем в «Первоисточниках по истории раннего христианства»; для полноты картины редакторы включили его (в последнем переводе на русский язык) и в Приложение к «Античным критикам христианства».

Главный аргумент сторонников мифологической школы заключался в том, что в начале II в. Тацит не мог писать о «великом множестве» христиан, так как их в то время было еще очень мало. Правда, серьезные исследователи отмечали, что целый ряд деталей и прежде всего враждебный тон Тацита по отношению к христианскому учению говорят за подлинность этого места [13]. Сторонники версии об интерполяции не учитывали стилистического единства рассказа Тацита о казнях христиан с остальным текстом, психологическую невозможность для переписчика-верующего назвать христианство «зловредным суеверием», а своим единоверцам приписать ненависть к роду людскому. Ученые мифологической школы не ставили вопроса о мотивах переписчика, якобы искусно подделавшего текст Тацита (с их точки зрения, враждебность тона по отношению к христианам была выбрана переписчиком для большей достоверности [14]): ведь никто — и это видно из приведенного в «Античных критиках христианства» обширного материала — не сомневался в реальном существовании Иисуса, критики доказывали только, что он не мог быть богом или сыном божьим. Для язычников отрицательное отношение Тацита к христианам было лишним аргументом против них, независимо от того, много или мало было их при Нероне, а верующим никакие доказательства не были нужны. Что касается количества христиан в период правления императора Нерона (54—68 гг.), то из текста Тацита следует, что сначала были схвачены те, которые открыто называли себя христианами, а уже потом, по их указанию, множество других. Среди них, как это обычно бывает, когда хватают людей по оговорам, могло быть и достаточно большое число не являвшихся христианами: доносы не проверялись, а Нерону важно было обратить гнев римской толпы на чужаков, чтобы опровергнуть слухи об участии его самого в поджоге Рима.

Схожие соображения можно высказать и в отношении письма Плиния Младшего императору Траяну о христианах Вифинии [15]. Сам Ранович поместил его в Приложении к «Античным критикам христианства», считая возможной вставкой только свидетельство о распространении христианства. Однако Плиний тоже имел дело с доносами, причем среди тех, кого он сумел допросить, были и нехристиане. У него также не было точного представления о количестве христиан, и вполне возможно, что доносчики преувеличивали это число.

Позиция А. Б. Рановича в отношении ряда проблем истории раннего христианства отразила не только современный ему уровень развития науки, но и определенные политические тенденции середины 30-х годов: усиление идеологической борьбы с «классовыми врагами», всеми без различия буржуазными историками, «социал-фашистами», «поповщиной» и т. п. В его работах можно встретить отзвуки примитивной антирелигиозной пропаганды 20—30-х годов. Сама борьба вокруг проблемы историчности Иисуса, Иоанна Крестителя, Павла, Петра носила в то время, как отмечал впоследствии С. И. Ковалев, не столько научный, сколько политический характер [16]. Но каковы бы ни были общие установки А. Б. Рановича, которые не разделяют современные ученые, проделанный им труд по подбору источников периода раннего христианства не потерял своего значения и по сей день.

Книги А. Б. Рановича издаются с некоторыми сокращениями. В частности, исключены входившие в первые издания общие вводные статьи, не имеющие в настоящее время научного значения.