Пик наслаждения. Озорная эротика - Марк Довлатов

– Вы не курите, девчонки? Нет? Схожу на террасу.

Михаил покурил, вернулся, по залу сновали официанты, «…а котлету по-киевски будете?», «по-киевски так по-киевски – водка с горячей закуской – прямо по Булгакову», «…а теперь – первый танец невесты!», «ну что, вы не созрели на беленькую?», «…на брудершафт? Да с удовольствием!», «…танцуют молодые!» Обстановка в зале становилась все более душевной, начались танцы, уже Вячеслав Иванович кружился с Мариной и что-то говорил ей на ухо, бледная ее кожа начала розоветь от лица к шее. Пойти Белку вытащить пора. Вот черт, уже этот лопух в нее вцепился. Тогда покурим.

После перекура он вернулся в зал, поискал глазами Белку – она танцевала уже с главврачом, смеялась и резким движением отбрасывала назад рыжие кудри. Вот паскуда, в новые фаворитки рядится! Он подошел к столу, не садясь, выпил рюмку, развернулся – к нему подходила Марина.

– Потанцуешь с невестой?

– Пошли.

Михаил осторожно взял Марину за голые плечи, опустил глаза вниз, стараясь не наступить на подол; под белым гипюром грудь девушки легко поднималась.

– Распрощались? С Вячеславом Иванычем?

– Он сказал, что мы останемся друзьями…

– Ага, останемся, значит. Друзьями. Дальше.

– Не знаю, Миша.

– А ты его случайно не любишь?

– Люблю.

– А он тебя?

– И он.

– А Колю ты любишь?

– Да.

– Хорошо вам всем. По-французски.

– Почему.

– Амур де труа.

– Миша.

– Что.

– А ты… когда фото у него с компа удалял… мои… ты меня видел?

– Видел.

– И я… тебе… понравилась?

Господи, ну что за гребаный этот божий мир. И что им движет. Что движет всеми этими людьми, в этом зале, в этом городе, на этом шарике. Вот, ты ощущаешь пальцами кожу девушки, которую раньше уже видел всю голую, она принадлежала одному, теперь другому, а предлагает себя тебе – прямо в белом платье непорочной невесты, предлагает снять его – в памяти, вспомнить все ее прелести; она тебе и не нужна, но стояк на тебя напал. Ты не позовешь ее трахнуться в гардеробе прямо сейчас, но от возбуждения ты избавиться не можешь; это зависит не от тебя, так тебя устроила природа, эволюция требует, чтобы ты дрючил все, что движется, чтобы не прервалась нить жизни. Твое супер-эго стоит на страже и говорит тебе «низя!», как раньше Моисей читал со скрижалей евреям «не возжелай», а ты желаешь, хоть тресни. И остальные тоже. Вон Белка с этим кобелем танцует, он ей всякие сальности говорит, она цветет и пахнет, ей это нравится. Так что, она тебя не любит? Любит. А ты? И я. И как же это все совместить в одном коктейле. Не знаю. Знаю только, что сейчас больше всего на свете мне хочется засветить в глаз этому дохтуру, но Моисей не велит, в скрижалях. Надо покурить. Музыка кончилась, он церемонно поклонился Марине, она присела в книксене.

– Да, Марина, ты там была очень хороша. И сейчас.

– Спасибо.

На веранде задувал ветерок, почти никого не было. Михаил закурил и потрогал уши – они горели. Холодненького нужно. Пива, что ли. Ко лбу приложить стакан. Не, надо Белку потанцевать.

В зале было душно, танцы были в разгаре, Белки не было. Он почувствовал руку на своем предплечье, обернулся – черные гранаты сверкнули ему с сочно-золотистой плоти почти обнаженного бюста Анны Сергеевны.

– Потанцуем, Миша? Когда еще выпадет такой случай.

– Конечно, – он вздохнул и подставил локоть. На площадке Анна Сергеевна развернулась и одним движением возложила свой роскошный бюст Михаилу на грудь и прижалась к нему бедрами; он вяло попытался отстраниться.

– Ну перестаньте, Миша, мы же взрослые люди, я все равно чувствую Вас, вот, сейчас. Я все равно знаю. И не пытайтесь отрицать.

– Да я и не отрицаю. Я…

– Так не отодвигайтесь. Дайте Вас потрогать… хоть бедром.

– …просто не знаю, что с этим делать.

– Да ничего не делать. Просто плывите… в танце. Просто чувствуйте. Вам же нравится. Скажите.

– Не буду.

– Ну Вы совсем не джентльмен, Миша. Дамам нужно делать комплименты.

– Вы… роскошная женщина.

– Позвонили бы когда-нибудь. Роскошной женщине.

– В куда?

– У меня Билайн, 812—15-21. Запомните?

– Да проще простого. Наполеоновский номер.

– Ну да, 812. А остальное?

– 15 – Ватерлоо, а в 21-м он умер.

– Надо же – какой у меня грустный номер!

– Ну чего тут грустить – побыл Наполеоном, так потом и не жалко…

– А Вы не хотите?

– Что.

– Побыть Наполеоном.

– Хочу, конечно.

– Позвоните?

– Ладно. В следующей жизни.

– Никуда Вы от себя не денетесь, Миша.

Он довел Анну Сергеевну до ее столика и вышел на веранду, потом вниз, в садик. Надо проветриться. Уже начинало темнеть. Слева в кустах раздавалось негромкое пыхтенье, ухканье и ахканье, видна была склоненная девушка с задранным подолом и двигающий бедрами парень со спущенными брюками. О, молодцы, время зря не теряют. Куда ж от этого всего деться. И куда это Белка пропала. Пойдем в зал.

В зале царил тамада: «А теперь мы переходим к веселым конкурсам! Мне нужны две команды: пять девушек и пять ребят. … так, рассаживайтесь на стулья… сначала садятся мальчики… вот вам по листу бумаги… положите на колени… так… а девушкам – зубочистки… их нужно взять в рот… и прокалывать в бумаге дырочки… кто больше проколет за минуту – тот и выиграл! Начали!» Парни на стульях дурновато лыбились, девушки постановились на колени и куриными движениями стали дырявить листы бумаги; зал хлопал и улюлюкал. «А теперь нам нужно украсить зал… вот у нас и шарики есть… их нужно надуть… мальчики, взяли насосы, поставили между ног, надели на них шарики… так, молодцы… девчонки, двигаем насосы, надуваем! Быстрей!» Михаил сел на свое место, ему было совсем не весело, он налил рюмку водки. Он чувствовал себя так, будто просидел в аэропорту целые сутки: в ушах был невнятный гул, глаза слипались. «Так, украсим зал шариками? Нееет, сначала надо проверить, крепкие ли они! Кто у нас самый смелый? Прааавильно, свидетели! Папрашу сюда! Ставим стул… девушка, держитесь за спинку руками… тааак, берем шарик… прикладываем… а Вы, молодой человек, должны проверить его крепость… только руками себе не помогать! Начали!» Сквозь зыбкое марево Михаил видел стоящую у стула Белку, щеки ее были малиновыми, глаза зажмурены, попка отставлена назад, тамада приложил к ней шарик, и свидетель начал радостно долбить его ебат*льными движениями; зал хором считал «раз! два!… пять!…», шар лопнул прямо в голове у Михаила; он резко вскочил, залез на стул и заорал во все горло:

– Ах ты, козел вонючий, ну щас палучишь ты у меня за всю х*йню! – он уперся руками в стол и как в спортзале перенес рывком тело вперед, уронив всего один бокал, умудрился приземлиться на ноги, выпрямился и рванул вперед. Тамада мгновенно оценил опасность и ринулся ему навстречу, расставив руки. «Отвали, пидор толстожопый! Пустите меня! Пустите меня все! Белка! И ты палучишь! Пус… ти… те…»

Михаил пытался вспомнить, что было дальше, но вспоминалось все крайне фрагментарно: терраса, люди, сигарета, такси, кровать. Черт, и душ не помог. Надо кофе попить. Во, гульнули вчера, а. Чё ж теперь делать. Телефон завибрировал, и он со страхом и надеждой схватил его в руку. Тимка.

– Здорово, брат, как оно ничего.

– Да херово, брат, дальше некуда.

– После свадьбы? Значит, не зря сходил. Пивчик есть, или подбросить?

– Та не, не в том дело.

– А что.

– Да я там… вчера…

– Мордобой устроил?

– Ты как знаешь?!

– Так это святое дело. А кого бил? Жениха?

– Свидетеля.

– Правильно. А его за что?

– Так Белка свидетельницей была.

– Ааа… Щупал?

– Да лучше бы щупал…

– А чиво?

– А знаешь с шариками такой конкурс: его прикладывают девке на задницу, а потом…

– Да видал! Бахнул?

– Трахнул.

– Белку?

– Мать Терезу.

– Нууу… а ты? Ты ж ему… от души?

– От всей. Все костяшки сбитые. Только я не помню всего.

– Легче стало?

– Да не знаю, может, вчера и стало, а сегодня херово совсем.

– Так пивчиком полечись.

– Да не в том дело! Там же вся больница была! Белку теперь уволят. Вечером веселье будет. Дома.

– Та не ссы! Приезжай ко мне, если что. А больница – фигня. Возьмем ее к себе, если надо. Гаджеты рекламировать.

– Ну гад же ты, Тимка. Успокоил, называется.

– Да все перетрется. Ты ее хоть не бил?

– Не помню. Но хотел.

– И это правильно.

– Так уйдет.

– Вот ты Дуридом. Еще крепче останется.

– Ты думаешь?

– Конечно! Хочешь – на спор? На упаковку?

– На две!

– Заметано. Ну, держись там, не кисни.

– Ладно, бывай.

Михаил маялся, в душе его боролись три чувства: остаточная злость, страх пополам с надеждой и стыд. Он вертел в руках телефон, елозил пальцем по контактам, но позвонить не решался. Внезапно телефон зазвонил сам, на экране возник портрет рыжеволосой девушки с трубочкой от коктейля во рту. Все три чувства смешались в нем в коктейль, и он, помедлив, нажал «Ответить».