Она - Марик Шир

целый абзац. Я заметил, что при описании внешности нос обычно не входит в расчет, если только он не искажен до безобразия. Вот если он большой или кривой, то может стать даже героем какого-нибудь серьезного произведения, может, как остальные уродливые вещи, участвовать в каламбуре неидеального мира художника-сатирика или вещать со страниц какого-нибудь юмористического рассказа. Об идеальных же носах никогда нигде не упоминается и не пишется ни слова. Идеальные носы обычно принимают как данность – ну нос и нос, что с него взять? Но идеальные носы – это большая редкость и огромная удача для художника. Обычно носы бывают с горбинкой, выдавая истинные корни его обладателя, веснушчатые, обсыпанные, словно звездное небо, коричневыми крапинками, или, к примеру, вздернутые, придающие некой наивности профилю милых девушек; ну а самые распространенные носы – ассиметричные.

Но у нее, моей незнакомки, он был идеальный: ровный, как бы она ни повернула голову, с прямой спинкой и размером в пору к ее неповторимому лицу. Она, в своей неяркой одежде, как-то по-особенному выделялась среди всех пассажиров этого несчастного 54 автобуса. Она была лучом света в этот пасмурный день. Она – подлинная красота всей женской сущности. Взгляд мой магнитом притягивался к ее очаровательному лицу, которое хотелось любить со всей нежностью и страхом.

О боги, если вы есть, позвольте мне запомнить эту прекрасную девушку, и я нарисую первый и самый красивый портрет в своей жизни. Это будет моя лучшая работа, как была когда-то лучшей работа Холлуорда. Я стану художником наконец, и никогда больше не вернусь к этой скучной работе и бесконечной игре со смертью.

3

Забыв про поликлинику, я бросился в ближайший художественный магазин, чтобы купить все необходимое. Пока искал его в незнакомом районе, пытался держать ее образ в своей голове. О боги, не дайте ее забыть. Она так прекрасна. Я напишу ее портрет. Я буду вырисовывать каждую черточку ее идеального лица с такой нежностью, с такой любовью, которую не испытывали ни одни любовники к своим жертвам, ни одни отцы и матери к своим детям.

Пока я ехал домой с мольбертом, какими-то кистями и красками, я старался не смотреть на пассажиров: мне было страшно. Мне было ужасно страшно, что они знают мои мысли и презирают меня, а еще страшнее было отвлечься на чьи-то безобразные губы и потерять ее образ или исказить хотя бы одну черточку этого невинного лица. Родинки – они спускались под шарф по ее нежной шее, нельзя потерять хотя бы одну.

Я приехал домой, будучи уверенным в своей памяти, – меня вело непреодолимое желание поскорее запечатлеть ее на холсте, не растеряв ни волосинки из ее густых каштановых волос. Я снял душившую меня куртку и до неприличия грязные ботинки, собирая по крупицам ее образ, и тут остановился.

Какого цвета были ее глаза…?

––

Я понял, что потратил эту жизнь зря. Я мог писать людей, которых с любопытством всегда разглядывал. Я мог изображать их кривые рты и созвездии родинок на щеках. Я мог заботливо вырисовывать морщинки между бровями той самой пухлой женщины, а не чинить чужие проводки. Черт возьми, я мог быть художником. Я мог бы мучиться в попытке найти нужный цвет, достичь идеальной пропорции тела, в конце концов, мог бы написать её – ту самую незнакомку из 54 автобуса…

––

В 6:35, с осенним рассветом, герой застрелился в своей одинокой комнате напротив пустого мольберта.

Примечания

1

Строчка из песни Б. Гребенщикова «Дарья, Дарья», взято из эл. ресурса https://bg-aquarium.com/ru/album/lilit

2

Строчка из песни В. Самойлова «Пантера», взято из эл. ресурса https://agata.rip/disco/texts/pantera_text.php