Все извинения сразу - Валентин Цапков

Перед самым входом я решил, что вторую бутылку пива я все-таки допью. Стоило мне об этом подумать, как во двор заехала машина Максима.

– Не рано для пива? – спросил он и протянул руку.

– Не знаю, – ответил я, и мы поздоровались.

– Катя сказала, что ты слоган по молоку мне сегодня выдашь. Я очень надеюсь, только до встречи, молочники ждут от меня письма до шести.

– Да, как раз уже собираюсь подниматься в офис, – ответил я и сделал два больших глотка.

– Как вы это пьете, это же из порошка делается? – сказал Максим, и мы вошли в здание.

Катя как всегда сидела за столом, она мило со мной поздоровалась, я растекся в улыбке и спотыкнулся, она засмеялась.

– Ты иди работай, в четыре первая подача от тебя по молоку. Все, жду, – сказал Максим и ушел в свой кабинет.

Я посмотрел на часы – почти час дня.

В кабинете сидели грустные дизайнеры и еще более грустные бухгалтеры. Одни смотрели в мониторы, другие – в бумаги. Я поздоровался со всеми и сел за свой стол. Компьютер мне так и не купили.

«Молоко, молоко», – два раза вполголоса сказал я, потянулся и подошел к окну, закурил.

Окно выходило в другое окно. На самом деле между ними было расстояние, но мало. Петербургские дворы-колодцы построены таким образом, чтобы солнечный свет вообще не попадал в окна, но при этом в них абсолютная тишина. Раньше меня это расстраивало, теперь я не понимаю, как может быть по-другому.

Точно напротив на расстоянии примерно десяти метров открылось соседское окно, и оттуда выглянула девушка.

– Привет, сигаретой не угостишь? – робко спросила она.

– Боюсь, что я не доброшу, – ответил я.

Она было одета в безразмерную рубашку в красную клетку на голое тело. Возможно, там была какая-то еще одежда, но верить в это мне не хотелось. Длинные прямые коричневые волосы ниже пояса и удивительный голос.

– Может, спустишься во двор, если несложно, и я спущусь, курить хочется, а дома все закончилось, – предложила она.

– Две минуты.

Я бросил сигарету в окно и побежал вниз.

Когда я докурил пятую, прошло почти полчаса, во дворе было так же тихо, ко мне никто не вышел, даже кот, которого я звал, так и не вылез из-под машины. Я поднялся снова в кабинет, ее окно было закрыто и зашторено.

«Молоко, молоко», – два раза вполголоса сказал я и потянулся.

Денег не осталось совсем, а голова уже начинала болеть, вопрос о работе отпал сам собой. В такой ситуации единственный выход – это выпить еще. Потому что иначе утра ты не дождешься, ляжешь спать часов в семь вечера и, проснувшись ночью, будешь умирать от тоски. Но самое страшное наступит немного позже – пожирающее и опустошающее все нутро чувство вины. Оно не даст тебе уснуть, не даст сил встать с кровати, не даст тебе позвонить друзьям. Ты будешь лежать и до утра смотреть телемагазин. Единственное, что тебе останется ждать, – когда остынет вскипяченный чайник, чтобы попить.

Обычно Максим никогда не писал sms, предпочитая звонить. Но не в этот раз. «Зайди ко мне, дело есть», – написал он, и я сразу подумал, что для молочников еще ничего не сделано.

Я постучал три раза и открыл дверь. Максим сидел за столом и курил. Пепел он стряхивал в большую хрустальную вазу.

– Мне по молоку еще час нужен.

– Да подожди. Садись. Тут видишь, какая штука получилась. У молочников наших пожар случился на производстве. Только что звонили, сказали: проект замораживаем и по новой упаковке, и по рекламе. Продавать-то нечего теперь, – он улыбнулся. – Но хорошего тут мало. Когда они теперь все там починят и починят ли, это вопрос. А я жене только машину взял новую в кредит, – сказал Максим и достал бутылку коньяка.

– Ты ведь коньяк пьешь?

Я кивнул. На самом деле на такие вопросы я кивал почти всегда. Мне повезло: всегда, когда кто-то спрашивал, пью ли я это, – это был дорогой алкоголь. Это про дешевый не спрашивают, пьешь ли ты это, а про дорогой спрашивают всегда.

– Хорошо, – продолжил он. – Вот ты зачем пьешь, знаешь? Да ладно, не отвечай, вижу, что пьешь, потому что не знаешь, зачем здесь и что делать. Эти вопросы всех волнуют в разной степени.

Он налил, мы выпили.

Я хотел сказать, что всякое бывает и появятся новые заказчики. Но не успел. Максим поднял указательный палец ко рту и налил снова.

На пятой рюмке он достал портсигар и угостил меня черной сигаретой, она пахла гвоздикой.

– У тебя дети есть?

– Нет.

– Жена?

– Нет.

– Девушка?

– Нет.

– Три «нет». Я так и думал, – он откинулся на кресло и закурил. – Когда мужчине к тридцати и он отвечает три «нет» подряд, значит, дело плохо. Вероятность того, что следующие тридцать будут такими же. Ну, понимаешь, никакой ответственности нет, а значит, и стремлений тоже нет. Ты ведь на амбразуру за новый костюм не полезешь? А за то, чтобы у дочки все было самое лучшее, – полезешь. Вот о чем я и говорю.

Мы помолчали.

– Хороший ты мужик. Ну, все, на сегодня рабочий день для меня закончен. И для тебя тоже. Поехали, свозишь меня в клуб, куда-нибудь, где вы собираетесь.

Клуба, где мы собирались, не было, потому что уже давно никто со мной никуда не собирался.

– Можно в «Мод» съездить – там сегодня концерт будет.

– Отлично, только сначала заедем в ресторан, выпьем.

– Максим, понимаешь, у меня сейчас денег с собой нет.

– У тебя их и не с собой нет. Значит, угощать я тебя сегодня не буду больше. Поступим так. Выпишем тебе премию за хорошую работу и высокие показатели ки-пи-ай.

Он открыл бумажник и положил на стол 300 долларов.

Что такое ки-пи-ай, я даже представить не мог, мы сели в машину.

– Знаю хорошее место на Рубинштейна, там такие лонги подают. Ты водить умеешь? Я просто после еще трех начну сшибать столбы.

– Умею, – сказал я и понял, что последний раз за рулем сидел лет десять назад, тогда мне не удалось даже тронуться с места.

В баре «Барселона» я был дважды. Первый раз на дне рождения Вики, девушки, которая первая мне показала, что значит «Когда страсть – любой вариант в сексе приемлем». И второй раз год спустя заходил в туалет. Местная администрация – первая, что привезла в Петербург писсуары из Голландии в виде больших женских красных губ.

Сангрию принесли в литровых бокалах, украшенных зонтиками и фруктами. Испанский слабоалкогольный напиток на основе красного вина был очень кстати. Он легко пьется после любого алкоголя.

– Давай выпьем за жен. А, да, у тебя же нет, ну тогда давай выпьем за женщин. Ты же наверняка с кем-нибудь встречался.

– Встречался.

Мы заказали еще по одной.

– Максим, я выйду позвонить.

– Только надолго меня не оставляй, – сказал он и подсел к девушкам за соседний столик.

Я вышел и закурил последнею сигарету. Обменный пункт был напротив. В маленькое окошко было видно, как за бронированным стеклом сидела красивая молодая девушка, она смотрела на мобильном телефоне телевизор.

Я положил 300 долларов в маленькую щель под стеклом.

– Паспорт нужен? Можно мелкими купюрами?

– Мелкими можно, а паспорт не нужен.

Она просунула пачку новых рублей в ту же щель, рубли проходили тесно.

Интересно, ее кто-нибудь встречает после работы и ведет гулять по Александровскому парку? Нельзя быть таким молодым и красивым девушкам одинокими, потому что если уж они не могут никого себе найти, то что делать мне?

Максим сидел за столом, обнимая одну девушку, а другой, наклонившись, что-то шептал на ухо. Она смеялась. Я сел рядом.

– Марина и Марина, это наш незаменимый сотрудник, прошу любить. Он наклонился ко мне и сказал на ухо так, чтобы все слышали: – Представляешь, две Марины, вот это я называю подарок судьбы.

Девушки снова засмеялись.

Я посмотрел на часы.

– А нам торопиться некуда, – сказал Максим и закрыл рукой мне запястье. Мы вот лучше еще выпьем сангрии.

Девушки сангрию не хотели, они хотели текилу. В Петербурге все немного по-другому: мужчины курят тонкие облегченные сигареты, а девушки – толстые, мужчины пьют коктейли, а девушки – чистый Jameson. Я заказал водки.

Официант принес шесть стопок текилы, шесть стопок водки и двухлитровый бокал сангрии. Максим настоял на том, что пить мы должны залпом и на скорость, участвуют все. Марины похихикали, но участвовать согласились. Все подняли бокалы, Максим дал отмашку, и мы начали пить.

Первые четыре стопки прошли незаметно, на пятой я потянулся за лимоном. Все смотрели на меня. Было видно, что Марины, выпив по одной текиле, остановились, Максим не торопясь допивал первый бокал. Я прожевал лимон и выпил еще. Марины, до этого абсолютно не похожие, все больше походили на близняшек. «Какие же они красивые», – подумал я и улыбнулся им, после чего заснул.

Считается, что если человек от алкоголя резко засыпает, то предел отравления организма преодолен и у него срабатывает защитный механизм. Мозг обездвиживает тело, чтобы оно больше не навредило само себе.