Вагон «milleНИАЛ» - Святослав Романович Шевченко

в центр телодвижений.

Танцпол напоминал античный алтарь из мрамора и белого камня. Незнакомые друзья вызывали дождь и чувство неловкости.

В мозгах у нас всяко разное творится.

Духовности не хватает… Высокого полёта мысли.

Мне кажется, я понял, что всем нам нужно. Всё просто!

Надо…

Ой, нет. Только не сейчас.

Ко мне подошёл незнакомый друг и стал трепать меня за плечо:

— Эй, ты чего завис? А ну вставай! Вставай, вставай! Давай выпьем!

— Тебе не кажется… — попытался пробубнить я.

— Кажется! Всё мне это кажется! — охрипшим голосом сказал он, — На, не пролей. ЗА ЛУЧШИЙ ДЕНЬ С ЛУЧШИМИ ПИПЛ! ЮЮХХХУУУ!

Толпа подхватила, поднимая бокалы с оливкой.

Сейчас начнётся…

* * *

Чу-чу-х

Чу-чу-х

Чу-чу-х

Чу-чу-х

Тащится поезд да тащится, никому дела нет.

Вагончик «milleНИАЛ» всё ещё бодр и подвижен для трёхмерного пространства.

— ЦУНАМИ! ВЕЛКОМ ТУ ХЕЛЛ, СУЧКИ! — крикнул басом диджей в микрофон, поднимая букет рваной крапивы над головой.

Хорошо, что я родился раньше, чем эти пиздюки с телефонами вместо мозгов. Почему мне эта мысль пришла в голову?

Вагон точно сейчас сойдёт с рельс.

Теперь вместо неловкости и дождя, незнакомые друзья вызывают базу.

Им сейчас хорошо. Как и мне.

Я вспомнил ещё один фрагмент, для лиц 21+:

Нынче черни нет, и нет рабов,

Есть свободный разносол,

Пылающий одною мыслью перед сном:

«Счастье будет, но потом,

Когда пройдет монеты звон,

В жизни скудной до предела!

Оставлю на потом свои проблемы,

Время сна, как обычно — времени веретено…

Галлюцинации одна за другой наперебой:

«Неудача — закон. Путают часто с судьбой.

Былое величие души не имеет значение,

Перед деспотизмом выдуманного значения.

Вера в призрак становится тоньше,

А товар, что в ходу выпускают все больше.

Тот, что прогнил, ест сила рабочая.

Фекалий гармония остаётся мухам благородным,

Которые беспощадно жужжат, не умолкая над ухом».

Содержимое очередного стакана с оливкой растворилось во мне как мой отец, когда увидел две полоски.

Так, незнакомые друзья идут ко мне.

Меня взяли за руки и потащили на танцпол. Алтарь загорелся красным, затем синим. Толпа вверх, я с ними:

Let's bring it back to you and me

There's no one else around

Now don't get lost in gravity

Cause I want you to

Hold me now!

Nothing else matters!

It's just the two of us!

And if it all falls down

Nothing else matters

I know we're strong enough!

I'm not giving up!

I'm not giving up on us!

I said I'm not giving up!

I'm not giving up on love…

Love… Я так и не понял, что такое любовь. Сегодня до гроба, завтра за хлебом.

Странно как-то…

Без сил, я плюхнулся обратно на кресло.

Внезапно солнечный свет исчез за окном. Стало темно. Капли дождя застучали в окно.

К нам вошла банда из двух мужиков.

Побитые, покоцанные, но счастливые, с гагаринскими улыбками до ушей. Судя по виду, из соседнего вагона. Никто не обратил на них внимания, кроме меня.

Они подошли к подоконнику. Твою мать, мужики походу нарики. В этот момент из чёрной дыры со свистом и сквозняком, пророс цветок, чем-то похожий на розу. Цветок показался мне беззащитным и хрупким.

Один из банды вырвал цветок с корнями. Чёрная дыра затянулась и исчезла.

— Тут пусто!

— Зачем ты его вырвал, херов ботаник?!

— Да иди на хуй!

— На хороший хуй можно и сходить, зайчик.

Это было сильно. Добавить нечего.

Хотя я и так молчу.

— Прекрати!

— Что делать с ним будем?

— Очевидно, профессор. Скурим.

— Балда! Это же… Искусство!

— Тем более! Чего добру пропадать?

— Тебе всё равно не понять… Ладно, пошли. Газета есть?

— Для искусства — всегда найду. «Правда» пойдёт?

— Пойдёт. Только для полноты момента, нужна страница с… Как там было… С речью… Ну помнишь, как когда-то сказал наш общий отец: «Если бы не обычная ржавая «Буханка», не было бы «Патриота».

— Точно. Всегда при мне. В нескольких экземплярах.

— Блеск. Двинули от этих уродцев.

Спектакль закончен.

Черви начали бурное обсуждение:

— Я дом моей тени.

— Кого я обманываю…

— Я тень дома моего.

— Мы тут решили скинуться тебе на улыбку.

— Ага.

— Верёвка у нас уже есть. Осталось принести дерево.

Незнакомые друзья взяли паузу в ритуалах и разошлись по сторонам для заправки. Некоторые, проходя мимо, кидали в мою сторону пролетарский реверанс. Я не понимаю, к чему бы это…

Я вспомнил, как когда-то давно выдала одногруппница: «После 25 лет женщину можно "списывать"». Этот речевой конструкт был не про мою иллюзию с чёрными волосами. Девочка, что так часто бросала на меня огонь холодных глаз…

Я забыл её имя, но помню её первый взгляд. Помню, как она с жаждой обнимала мою шею, запустив пальцы в немытые волосы… Потом амнезия, с редкими вспышками непонятных и нелогичных фрагментов.

Наши отношения можно было описать одним словом: МногосLove. И ничего более.

А теперь всё по-другому.

Она не смотрит на меня. Всё больше бросает двусмысленный взгляд на приоткрытую дверь комнаты, где результат нашего эгоизма с задумчивым видом и в молчании сидит за тетрадкой и что-то выводит огрызком карандаша.

Эгоизм — странная вещь. С моими глазами и аккуратным носом, её ртом и характером. В четырёх стенах мы (а нас трое, не считая собаки) перестали друг друга понимать. Да и не хотели.

Девочка или мальчик? На этот вопрос нам ответ был не нужен.

На все остальные, мы отвечали предельно честно: «Будь что будет».

Теперь я и она здесь, в вагончике, а эгоизм у родителей.

Она фальшиво улыбается и мнёт в руке пластиковый стаканчик с 30+ по цельсию, делая вид, что всё в порядке. И я… с лицом, по которому проехался дорожный каток.

Она всегда думала, что я чем-то болен. Пыталась вылечить. От чего? Не знаю. Даже сейчас, она идёт ко мне со взглядом доктора.

Она села рядом.

Что-то говорит.

Я молчу.

Она взяла со стола «Шипучку». Легенда вкусовых рецепторов прямиком из нашего детства. Одним аккуратным движением, она кидает её в мой бокал с оливкой.

— Что это? — пробубнил я невнятно, вспомнив, что умею разговаривать.

— Лекарство. — прошептала она на ухо. — Пей, тебе станет легче.

Я выпил.

Пауза.

Черви в голове замолчали.

Всё вокруг замедлилось.

Неоновый свет расплылся по комнате мягким пледом.

Что происходит…

— Выдыхай, бобёр, ты всплыл. — её слова прозвучали эхом в моей голове. Она ушла, оставляя за собой тень, тянущуюся как сыр моцарелла.

Я…

Я…

Чувствую… Чувствую… аааа…

Как хорошо быть воздухом.