Налет на Бек-Нияз - Михаил Зуев-Ордынец

— Это зачем же? — удивился главный. И, указывая на троих красноармейцев, стоявших около изотермического вагона, сказал: — Охрана имеется. Для чего же вам вооружаться?

— Да ить как знать! — не унимался Зосима. — Станция наша глухая, заглазная. А вдруг басмачи нападут? Разве им троим отбиться? Пустые это разговоры, что о басмачах-де уже более года ни слуху ни духу. Я басмачу не верю. Эвон она, заграница-то, — указал старик на лиловые пограничные хребты Копет-Дага, поднимавшиеся не больше как в пяти верстах от станции. — Они там сидят, выжидают! А как услышат о патронах и бинамите, так сейчас же сюда и махнут. Долго ли им…

Зосима не успел докончить. Звонкая трель свистка главного кондуктора оглушила его. Паровоз заревел, охнул и пошел, наматывая на колеса новые сотни километров. Взлетевший на воздух клочок газеты погнался было за поездом, но не догнал и упал на раскалившиеся рельсы. И снова зной, тишина нахлынули на маленький полустанок.

Все пошло прахом

— Эх, братец ты мой, знаешь, что я тебе скажу?

— Что?

— Тепло. То есть теплынь, я тебе скажу. Не смотри, что ночь.

Так разговаривали теплой ночью Зосима с одним из красноармейцев, оставленных для охраны страшного изотермического вагона. Ночью они охраняли все трое: один похаживал около вагона, двое других вышли дозорами за станцию, на железнодорожное полотно.

Красный далекий огонек семафора, казалось, висел в воздухе. Ближе, в тупике, снежно белел под рыжей луной изотермический вагон.

— А что, говорю, ежели поднести к вашему вагону спичку, чай, здорово бабахнет?

— Так бабахнет, что вашу станцию в порошок уничтожит!

— Ну вот то-то! — сказал строго, поднявшись с рельсины, Зосима. — Пойти в хату табачку зыбнуть. Теперь на улице и трубку-то боязно палить. Спокойной вам ночи, служивый.

— Взаимно, папаша, — ответил вежливо красноармеец, тоже вставая и оглядывая безмолвные пески.

Поднявшись на высокий перрон, Зосима подошел к своей будке и с силой пнул ногой закрытую дверь. К удивлению старика, его сунуло вперед. Нога, не встретив опоры, прошла дверь насквозь. А затем дверь на глазах Зосимы рассыпалась в порошок, трухой запорошив голову и плечи. Звонко брякнулись о каменные плиты перрона упавший замок и дверная ручка.

— Да воскреснет… расточатся врази… — зашептал испуганно старик.

Он помедлил и шагнул нерешительно через порог. Внутри все было обычно, все на своих местах: в углу койка, посередине огромный пень, заменявший Зосиме стол. Старик подошел к койке, опустился на нее и рухнул на пол. Сначала он подумал, что сел мимо. Но когда увидел все ту же труху, в которую превратилась крепкая койка, его охватил ужас.

Зосима вскочил и, крякнув смачно, словно на морозе рюмку водки выпил, что было силы лягнул пень. Нога его вошла в дерево легко, без сопротивления, словно в ворох сена. Зосима быстро, будто обжегшись, выдернул ногу. Она и наружу вышла свободно, но пень исчез на глазах у Зосимы, осыпавшись грудой щепочек и горсткой пыли.

Зосима кинулся к станции, на крыше которой, спасаясь от комнатной духоты, фаланг и скорпионов, спало начальство: чета Козодавлевых и Володя Фастов.

— Иван Степанович!.. Комсомол, Володя!.. Прочкнитесь для ради бога!.. Беда! Все прахом пошло!

— Чего ты орешь? — спросил строго еще не заснувший Володя, наклонившись с крыши. — Скорпион, что ли, укусил?

Но, взглянув на испуганное лицо старика, Фастов обеспокоился. Поднялся во весь рост, поглядел в сторону тупика. Изотермический вагон на месте, вон он синеет снежной глыбой. Рядом — темная тень часового.

— Чего такое произошло? — спросил тоже проснувшийся Козодавлев.

— Зосима с ума спятил! — засмеялся, уже успокоившись, Володя.

— Ничего не спятил! — орал внизу Зосима. — Сначала белье, потом дверь, потом койка. Все прахом пошло!

— Койка, дверь… Ничего не понимаю. Пойти посмотреть, что ли, — проскрипел уныло Козодавлев и спустил с крыши ноги, шаря деревянную лестницу, прислоненную к стене.

Но телеграфист одним махом очутился внизу, благо крыша была низкая.

— Странные ты вещи рассказываешь, Зосима, — обратился он к сторожу. — Все прахом, говоришь, пошло? Странновато, странновато! А ну, пошли в твою будку, посмотрим, что там случилось.

Первым, высоко подняв фонарь, вошел в путевую будку Фастов, за ним Козодавлев и Зосима.

— Колдовство какое-то, братцы! — стоном вырвалось у Козодавлева. В глазах его были недоумение и страх. Испуганно глядел он на мелкие, тоненькие обломки, устилавшие земляной пол Зосимовой будки. Только стены из сырцового кирпича стояли непоколебимо.

Володя быстро нагнулся и поднял с пола маленькую щепку. Это были остатки Зосимовой койки. Дерево было источено, изгрызено, нетронутым оставался только наружный слой толщиною в картон.

— Стой, стой! Начинаю понимать! — нервно потер он лоб.

— Что это? Глядите-ка! — крикнул одновременно с Володей Козодавлев, присев на корточки.

Из маленького круглого отверстия в земле струились тысячи крошечных белых насекомых и исчезали в таком же отверстии под стеной будки. Казалось, будто течет по полу струйка белой жидкости.

— Они! Стихийное бедствие! — крикнул Володя и, выскочив из будки, помчался к станции, к аппаратной. За ним побежали начальник полустанка и Зосима.

В аппаратной все было в порядке. Аппарат стоят на столе, придвинутом к окну. Володя взглянул на ленту. Она была чиста. Передач ниоткуда не было. Значит, на линии все спокойно, а беда свалилась только на Бек-Нияз. Володя подкрутил завод и, вцепившись в ключ, заколотил яростную дробь позывных. Но тотчас выпустил ключ.

— Ашхабад не отвечает, — растерянно обернулся он к Козодавлеву. — В чем дело? Ах, да! И это может быть.

Он подбежал к окну и посмотрел на линию. Рядом с нею уходили в пустыню тощие телеграфные столбы с подпорками, словно вереница нищих брела куда-то на костылях. Столбы, ближайшие к полустанку, упали, порвав спутавшиеся провода.

— А в сторону Красноводска? — крикнул Володя начальнику.

— Пока стоят! — ответил Козодавлев, выглянув в противоположное окно.

— Зосима, проверь шпалы! — приказал Володя.

В открытую дверь видно было, как спрыгнувший на рельсы сторож ударил пяткой в шпалу. Пятка вошла глубоко в дерево.

— Беда, комсомол! И тут все прахом пошло! — злобно проныл Зосима.

Снова залихорадил «Морзе». Аппарат отстрекотал ответную дробь: Красноводск ответил. Володя начал передачу. «Красноводску… говорит Бек-Нияз. Задержите все поезда. Связь Ашхабадом порвана. С вами тоже ненадежна… — повторял комсомолец вслух передаваемые слова. — Окольной связью сообщите Ашхабаду — прекратить движение. Полотно дороги разрушено. Бек-Нияз подвергся налету многочисленных…»