Портрет в русской живописи XVII-первой половины XIX века - Андрей Борисович Стерлигов

или выяснить отношения между персонажами. Портреты — как „двойники“ героев или как материальное воплощение воспоминаний, мечтаний, любви или ненависти — влияют на судьбы живых людей, на ход интриги. А. С. Пушкин, М. Ю. Лермонтов и И. В. Гоголь, Л. Н. Толстой, Ф. М. Достоевский и И. С. Тургенев, А. К. Толстой — трудно перечислить русских писателей, которым необходимо было обратиться к образу портрета. Портреты создаются и уничтожаются, они оживают, разговаривают, пророчествуют, обольщают и даже сводят с ума и убивают, они воскрешают в памяти героев былые чувства или напоминают о прошлой жизни, благодаря им в литературу входит тема искусства или ставятся „проклятые“ вопросы о смысле жизни.

Секрет такой популярности портрета в литературе, конечно, в его „человечности“, но также и в присущей этому жанру особой „жизненности“, в вытекающем из самой его природы реализме. И здесь мы встречаемся еще с одним „акцентом“ русской художественной культуры — с ее неустанным стремлением к правде. Напомним известное высказывание П. Мериме в письме к И. С. Тургеневу: „...ваша поэзия ищет прежде всего правду, а красота потом является сама собой“. В самой природе свойственного русскому искусству реализма мы видим в качестве основной движущей силы страстное желание верно постичь человека. Человечность и реализм русской культуры неразрывны, они питают друг друга, они вбирают в себя и устремление с надеждой в будущее, и утверждающее, и критическое отношение к действительности. Жанровые задачи портрета совпадают с идеей русского „человечного реализма“, поэтому так органичен, так „удобен“ портрет для русского изобразительного искусства. „В русском портрете нашло себе выражение то правдолюбие и стремление постигнуть сущность человека, тот нравственный критерий его оценки, о котором говорили и великие русские писатели“[4]. Лучшие мастера портрета могли бы сказать вместе с Ф. М. Достоевским: „Меня зовут психологом: неправда, я лишь реалист в высшем смысле, т. е. изображаю все глубины души человеческой“.

Реализм так понятый, конечно, нарастал в портрете постепенно. В XVIII веке „глубины души“ еще не были в такой степени доступны художнику, но честная правдивость в отношении к человеку и тогда оберегала русский портрет от преувеличений лести в парадных полотнах, от умиленности или эротизма в интимных картинах, от слезливости и экзальтации в портрете сентиментализма, от излишеств внешней экспрессии в обликах людей эпохи романтизма.

Стремление к правде в русском портрете не вело, однако, к бесстрастному натуралистическому жизнеподобию. Будучи „зеркалом“ общества и отдельной личности, портрет умел отразить не только их внешнюю видимость, но и чувства и мысли, борение страстей, идеи, общественную и нравственную позицию русских людей. Что может быть в изобразительном искусстве богаче по содержанию, чем лицо человека, весь его облик? Сюжетная и композиционная скромность портрета лишь подчеркивает глубину, иногда бездонную, открывающегося перед зрителем внутреннего мира изображенной личности. Поэтому содержательные возможности портрета и его зрительного восприятия поистине безграничны. Поэтому так часто в высказываниях о портрете художников, писателей, ученых появляются понятия „душа“, „душевное богатство“, „сердце“, „ум“. „Зеркало“ становится говорящим и нередко, у лучших мастеров, очень красноречиво. Портрет способен выразить общественные идеалы и духовную жизнь общества и человека. Лучшие русские портретисты всегда идейны, и идеи в не меньшей степени, нежели общеевропейское стилистическое развитие, видоизменяли русский портрет, становились эстетической и этической „поправкой“ во взаимоотношении искусства с действительностью. „...Что же делает тут художник (Достоевский пишет именно о портретисте. — А. С.), как не доверяется скорее своей идее (идеалу?), чем предстоящей действительности? Идеал ведь тоже действительность, такая же законная, как и текущая действительность“.

В своей совокупности портреты каждой эпохи, являясь „коллективным портретом“ общества, вобрали в себя его коллективное сознание, игравшее такую огромную роль в России, и выразили его. Художник-портретист мог быть суровым судьей, его анализ личности мог быть беспощаден. Но гораздо чаще, естественно, портрет — искусство, утверждающее личность, и реализм художника граничит с романтической мечтой. Когда интересы народа, страны и личности друг друга не исключают, когда они воодушевляют и модель и художника, когда границы интересов личности раздвигаются до патриотических идей, тогда портрет приобретает силу гражданского искусства. Огромные возможности портрета утвердить достоинство человека, выразить идеи общественного долга, служения отчизне (будь то война или творчество, служба во славу укрепления дворянской российской империи или борьба с деспотизмом, активная любовь к народу или задача раскрытая своих душевных сил) — такова еще одна причина его заслуженно привилегированного места в русском искусстве.

В наши дни портрет не утратил своей притягательной силы. Больше того, сейчас ощутим рост внимания к нему, и не только, даже можно сказать — не столько, в художественной практике. Особенно горяч интерес к портрету зрителей, широких кругов любителей искусства. Интерес этот стимулирует деятельность искусствоведов, музейных работников, реставраторов. Множатся популярные книги и научные исследования о портрете, наверное, не случайно именно теперь открываются забытые имена старых мастеров, организуются прекрасные портретные выставки, ставшие важнейшими событиями нашей художественной жизни. Они привлекли десятки, сотни тысяч самых серьезных и неравнодушных зрителей, с пристальным вниманием всматривавшихся в экспонаты не из-за требований моды, а следуя глубокой внутренней потребности.

Конечно, важнейшая причина особой популярности портрета в той его ключевой позиции в русской культуре, о которой уже говорилось, в его способности вобрать лучшие национальные черты и выразить самые высокие национальные идеи. Другая причина — живописное качество портретов. Почти все лучшие русские мастера кисти либо отдали дань портрету, либо были портретистами. Достаточно назвать Ф. С. Рокотова, Д. Г. Левицкого, О. А. Кипренского, К. П. Брюллова, И. Е. Репина, М. А. Врубеля, В. А. Серова. Это — вершины русской живописи, живописного мастерства в самом прямом, профессиональном смысле слова. Их портреты — шедевры нашей национальной школы по виртуозности и вдохновенности кисти, по красочному богатству. Но дело не только в этом.

Герой живописного произведения в портрете — всегда живой, конкретный, реально существовавший (или существующий) человек. Поэтому процесс создания картины здесь всегда диалог художника и модели — и при заказе портрета, и во время его написания. В создании помимо индивидуальности художника активно участвует и личность модели, впоследствии всегда представляющая собой интерес для зрителей — будь то современники портретируемого, его близкие или его потомки, или — спустя десятилетия или даже века после появления картины — посетители выставок и музеев. Направленность мысли и эмоций зрителя на сам оригинал помимо живописного образа картины — свойство портрета, отсутствующее в других жанрах. При восприятии старого портрета возникает магический треугольник: модель—художник—зритель,— и помешать их безмолвному общению время оказывается бессильно. Уверенность в том, что модель действительно жила на свете, что это не