Бортжурнал N 57-22-10 - Игорь Фролов

Проводы второй эскадрильи в Афганистан. На рулежке[1] поставили трибуну для начальства, полк построен в колонну по четыре для торжественного марша в честь убывающих офицеров. Начальство, взобравшись на трибуну, произносит обязательные теплые речи. Слышится команда: "К торжественному маршу!".

В это время к кучке «гражданских» лейтенантов, стоящих в толпе жен и детей убывающих, подбегает замполит полка и говорит:

— А вы что здесь стоите? Давайте в колонну, проводите товарищей!

— Да как-то неудобно в такой одежде! — мнутся лейтенанты.

— Встаете в правый крайний ряд, с трибуны вас не видно будет! Быстро, сейчас уже пойдут!

Лейтенанты бегут к колонне и распределяются цепочкой по правому краю. Звучит команда, и колонна начинает движение. Идут, чеканя шаг, держа равнение налево, на трибуну, где стоят командир полка, начштаба и еще несколько полковников из штаба округа. Лейтенанты, скрытые от начальственных взоров плотными рядами, идут, посмеиваясь своей чужеродности и ожидая конца марша.

Но вдруг голова колонны делает "правое плечо вперед" и колонна начинает левый разворот, чтобы пройти мимо трибуны — теперь уже обратным курсом! Лейтенанты начинают крутить головами, пытаясь понять, куда им бежать. Но бежать уже поздно и некуда — кругом расстилается идеальная равнина летного поля. Лейтенанты заворачивают "по внешней дорожке", выходят на прямую. Вытянувшись, прижав руки и глядя в затылки друг другу, они вразнобой машут ногами прямо перед трибуной, пытаясь чеканить шаг в своих кроссовках.

С трибуны изумленно смотрят на идущих мимо давно нестриженых людей в куртках, джинсах, кроссовках, — они маршируют не в ногу, но видно, что стараются. Один из полковников, держа руку у козырька, наклонившись к командиру полка, спрашивает:

— А это что за махновцы?

— А это тоже наши, — держа руку у козырька, отвечает командир, — только они сегодня не в форме…

Занятия в ангаре продолжаются. У лейтенантов есть толстые общие тетради, в которых они ведут конспекты — переписывают из инструкции по эксплуатации основные сведения. Конспекты вести приходится, поскольку обещана проверка этих конспектов высоким начальством.

Однажды, перед самой проверкой, лейтенант Ф. позаимствовал конспект у лейтенанта С-ханова — списать по студенческой привычке. Необходимое пояснение: лейтенант С-ханов, по национальности башкир, говорил по-русски с характерным акцентом — в частности, вместо буквы «Ч» он произносил «Щ». А тянуть службу по причине плохого зрения ему предстояло не в небе, а в технико-эксплуатационной части (ТЭЧ). Переписав конспект, лейтенант Ф. в порыве благодарности оставил в тетради лейтенанта С-ханова краткую надпись крупными буквами: Я — ТЭЩИСТ. Тетрадь вернулась к владельцу, который положил ее на стол, не открывая.

Вошел зам по инженерно-авиационной службе майор Черкасов с незнакомым подполковником. Прочтя лейтенантам лекцию о важности знания матчасти и всех инструкций, которые "написаны кровью", подполковник попросил показать конспекты. Лейтенант С-ханов, сидевший на первой парте, протянул свою тетрадь. Полковник открыл ее, посмотрел на первую страницу и спросил:

— Что это, товарищ лейтенант?

— Где? — спросил лейтенант С-ханов, вставая и перегибаясь через стол к своей тетради.

— Ну вот, что это за слово — «тэщист»? Я — тэщист, — написали вы в тетради, видимо, гордясь предстоящей службой. Но правильно было бы написать "Я — тэчист"! От слова ТЭЧ — технико-эксплуатационная часть. Понятно?

— Да, — сказал лейтенант С-ханов, ничего не понимая.

— Вот и скажите: Я — тэчист!

— Я — тэщист… — краснея, сказал лейтенант С-ханов.

— Ну, знаете, — возмущенно сказал подполковник, обращаясь к майору Черкасову, — если они до сих пор таких простых вещей не усвоили, как же доверить им технику и жизнь людей?

И забыв про остальные конспекты, начальство покинуло ангар.

После месячной подготовки будущие борттехники сдают экзамен по матчасти вертолета МИ-8Т. (В институте на военной кафедре они изучали МиГ-21.) Никто из них до службы близко вертолет не видел, и даже сейчас некоторые из будущих борттехников полагают, что хвостовой винт толкает вертолет вперед, тогда как несущий винт, соответственно, тянет вверх.

Экзамен принимает все тот же майор Черкасов. Прогуливаясь по рулежке с лейтенантом Ф., майор спрашивает:

— Расскажите мне о назначении и устройстве топливной системы вертолета.

Лейтенант Ф. (уверенно):

— Топливная система служит для питания двигателей топливом. Она состоит из топливных баков и трубопроводов…

Он замолкает и выжидающе смотрит на майора, считая свой ответ исчерпывающим. Майор (уже подозревая неладное):

— Ну, хорошо, а масляная система?

— Масляная система питает агрегаты вертолета маслом. — Здесь лейтенант задумывается, и уже не так уверенно завершает. — Состоит из маслобаков и маслопроводов… — и после гнетущей паузы уже совсем неуверенно добавляет, — и маслонасосов…

Майор отрешенно смотрит вдаль, в сторону китайской границы. Потом спрашивает:

— А противообледенительная система?

— Противообледенительная система Ми-8 работает на спирту, — оживляется лейтенант. — Она состоит…

Майор прерывает его:

— …Из спиртовых баков и спиртопроводов, я уже догадался. Но я должен вас огорчить, товарищ лейтенант. Вы трагически ошиблись с местом службы — с обледенением на Ми-8 борется электричество…

Это провал — понимает лейтенант. Но, цепляясь за жизнь, на всякий случай бормочет:

— Да, точно, электричество. Это я с Ми шестыми перепутал…

Майор качает головой, смотрит себе под ноги, наклоняется, поднимает ржавый металлический стержень. Показывая его борттехнику, спрашивает:

— И последний вопрос: что это?

— Палец, — уже не веря самому себе, отвечает лейтенант, и хихикает от нелепости своего ответа.

— Правильно, палец, — говорит майор. — Что же тут смешного? Ну и, поскольку очевидно, что на земле вас больше держать нельзя — вы допускаетесь к полетам с инструктором.

После экзаменов начинающие борттехники некоторое время слонялись без дела. Наступили ранние амурские холода, а они все еще не были востребованы небом. Убедившись, что их еще никто уверенно не знает в лицо, лейтенант Ф. и лейтенант М. повадились сразу после утреннего построения удаляться из расположения части. Каждое утро после построения они, укрываясь от эскадрильского домика за ближайшим к нему вертолетом, медленно перемещались в сторону гражданского аэропорта, готовые вернуться при первой опасности. Перебравшись через ВПП, быстрым шагом шли в общежитие. Там, в своей двухместной комнате уставшие офицеры ложились в кроватки и отдыхали до обеда — беседовали, читали, спали. Все это называлось "пойти понежиться".

Так продолжалось целую неделю. Лейтенанты даже начали питать робкую надежду, что про них забыли навсегда. Через неделю к ним примкнул лейтенант Т. Поскольку он был немногословен и спокоен, то получил кличку «Свирепый». А поскольку на старом борту, который за ним закрепили, было кем-то давно выцарапано «Видас», то окончательно закрепилась кличка "Свирепый Видас".

Свирепый Видас, игнорируя совет бывалых прогульщиков сидеть дома, отправился после обеда в книжный магазин. Вернувшись, он сказал:

— Был сейчас в книжном магазине. Видел инженера эскадрильи.

— И что? — вскричали оба лейтенанта.

— Он на меня посмотрел.

— Ну — и?!!!

— Он меня не узнал. А может, испугался — сам ведь прогуливает.

Лейтенанты успокоились — и, действительно, если бы узнал, Свирепый Видас ходил бы сейчас нараскоряку.

На следующее утро хмурый инженер позвал всех троих в домик.

— Ф., М., где вы вчера были?

— Ходили получать противогазы на склад, товарищ капитан, — выдал лейтенант Ф. давно заготовленный ответ. — Прапорщика долго не было.

— А ты, Т.?

Видас растерялся. Легенды у него не было и ему не оставалось ничего другого, как идти след в след за товарищами:

— Я тоже был на складе.

— Противогаз получил?

Этого Видас не знал. Он неопределенно пожал плечами.

— А где этот склад находится? — нанес решающий удар инженер.

Склад находился в километре от стоянки, за дорогой в березовом леске. Но Видас и этого не знал. Он нерешительно поднял руку, дрожащим согнутым пальцем нарисовал в воздухе кривую окружность, и, глядя вверх, сказал:

— Там…

— Ты дурак, Т.! — торжествующе сказал инженер. — Ну, нахуя, спрашивается, съебывать со службы, если даже не знаешь, как соврать? Или ты в книжный за противогазом ходил? Все, раздолбаи, лафа кончилась! Я вас в небе сгною!

Так началась служба…