25 полемических суждений не в пользу шрифтоцентризма - Владимир Кричевский

12 Любые шрифты разного рисунко-начертания способны сочетаться при том или ином соотношении типоразмеров, цветовом решении, а также в зависимости от ряда других типографических обстоятельств. Сочетаемость — вопрос контраста и плотности композиции (выраженности границ структурного членения). Шрифт десятого кегля сочетается, пожалуй, с любым — сорок восьмого. Но зачем вообще сочетать, если ансамблевую слаженность сполна обеспечивает гарнитура?

Екатерина Даугель-Дауге, Иван Величко, Дарья Зудина. Заголовок. Booknik, № 18, 2012. Под вопросом не столько сочетаемость двух гарнитур, сколько сама необходимость сочетания.

13 Колорит типографической вещи стоит отметить особо. Типографика давно уже не чёрно-белое (плюс красное) искусство. При активном и сложном цветовом решении шрифтовая грамота, в частности в вопросе сочетаемости, может не действовать. В трёх нижеследующих примерах гармония типографики держится на непростом колорите.

Буклет, посвящённый введению в оборот нового банкнота. Amsterdam, De Nederlandsche Bank N.V., 1986 (?).

Приглашение на открытие выставки дизайна газет и журналов. Амстердам, Союз нидерландских дизайнеров (GVN), 1987. Чёрно-белый текст наслоен на репродукцию плаката выставки. Гармония сложного цвета умеряет нарочитый разнобой в шрифте и интерлиньяже.

Две сторонки буклета, выпущенного к выставке «Великолепие Испании». Amsterdam, De Nieuwe Kerk, 1998. Расцвеченный типографический элемент с выгодой для целого вторгается в репродукцию живописи.

14 Шрифт в типографике — это вопрос конкретного выбора, но не какой-то объективной предзаданности. По своей природе все шрифты универсальны, или, менее категорично, универсальность — безусловное благо. В официальной шрифтологии (см., например, каталоги «ПараТайпа») нет более неубедительного предписания, чем «шрифт для...».

15 Шрифт выбирают, основываясь на вкусовом предпочтении, традиции, типографической моде, литературном стиле, структурной сложности текста, по декоративным соображениям, с целью эпатажа или для внешнего эффекта и пр. Самое серьёзное основание — представление об абсолютном формальном достоинстве шрифта и о шлейфе его культурного служения. Самое свежее впечатление в новаторской типографической вещи производит бывалый шрифт. Ограниченность или отсутствие выбора — отнюдь не худшая основа для конкретного выбора (игра слов случайная).

16 Самая ненадёжная основа — смысловое наполнение слова, когда шрифт подлаживают под тему, сюжет, дух повествования, содержимое упаковки, авторскую интонацию, возраст читателя или (слышал и о таком) под новый курс журнала. Ассоциативная норма легкопреодолима, и её нарушение благотворно, как всякое избавление от штампа, от банальности. Зачем насаждать зыбкую зрительную аллюзию в каждой точке текстового пространства[9]?

17 Пора сделать обещанную оговорку. Как насчёт акцидентного шрифта? Шрифты «случайного» предназначения лучше вообще не культивировать, дабы не потакать неважным вкусам рекламистов и дизайнеров с неокрепшим профессиональным сознанием[10]. Мне неизвестны случаи, когда откровенно акцидентный шрифт способствует типографическому смаку. В типографике для внешнего эффекта и забавы (типографа и зрителя) успешнее всего работают всё те же «текстовые шрифты».

Ad Werner. Шрифтовая шутка. Typografisch papier (TyP), № С, 1987. Если вы догадаетесь, что здесь написано (по-нидерландски), вы поймёте, что менее ироничного контекста акцидентные шрифты не заслуживают.

Кирилл Благодатских. Приглашение на выставку. ММОМА, 2013. Один шрифт, три контрастных типоразмера, всё остальное — деформация литер и композиция. Этим шрифтом (его название значения не имеет) оформлены все музейные плакаты и приглашения.

Приглашение на выставку двух художниц. Городской музей Амстердама, 1999. Пространственная организация текста не замутнена шрифтовыми признаками.

18 «Текстовой шрифт» становится лучше с каждым новым употреблением — по мере наращивания потенциала своего культурного служения. Акцидентный опошляется с каждым вхождением в жизнь, тем более с каждым попаданием в точку ассоциативного соответствия. Если этого не происходит, значит, акцидентный шрифт настолько хорош и основателен, что ему светит перспектива превращения в «текстовой»[11].

19 Ради эффективности графического творчества, ради творческой гибкости и шрифтовикам, и пользователям желательно избавиться от плена типологических перегородок. Чтобы создание шрифта не было всего лишь заполнением клеточки в таблице классификации, чтобы шрифт не превратился в почти готовый материал и для самого шрифтовика, чтобы на выбор шрифта не влияли наивные или надуманные предписания.

20 Уровень типографической культуры никак не связан с наличным ассортиментом, гарнитурным и внутригарнитурным. Любой текст (изрекаю банальность) можно с успехом оформить одним шрифтом единого начертания. Чем больше гарнитурный выбор, чем больше начертаний в гарнитуре, тем обширнее комбинаторные возможности и тем труднее прийти к оптимальному решению. Если есть на свете текст, нуждающийся в восьмидесяти начертаниях гаагской Греты[12], то сам этот текст настоятельно требует упрощения.

21 Вопрос «зачем» нависает над головами шрифтовиков, как дамоклов меч. Зачем русифицировать акцидентный латинский шрифт, заведомо обречённый на короткий срок службы? Зачем вообще так много новых гарнитур? К чему ещё одна? Зачем так много внутригарнитурных начертаний, кто — больше? Зачем столько лигатур и куда сунуться со «свошами»? Зачем так много самих шрифтовиков[13]?

22 Подхожу к пресловутому «русскому вопросу». Наши дизайнеры склонны комплексовать по поводу первородного качественного и количественного превосходства латинского шрифта. Но это тоже предрассудок. Русский шрифт, как и любой другой, хорош своей (недозрелой?) самостью. И чем он русистей (характерней), тем лучше.

Заголовки с обложки и титульного листа журнала. Санкт-Петербург, 1913. При взгляде на это слово хочется полюбить лес и русские буквы. Занятно: новый знак рубля напоминает ять в зеркальном отражении!

Герард Унгер. Некоторые строчные знаки шрифта DTL Argo, 2005. Родной шрифт русские делают лучше, чем голландцы. Чужой делают не хуже, чем те — наш. Однако, как пользователь, я бы легко закрыл глаза на широковатые «д» и «л».

23 Гарнитурный ассортимент русского шрифта действительно беднее и, посмотрим правде в глаза, таковым будет всегда. Но это никак не должно озадачивать ни делателей, ни пользователей. И не возвести ли эту «бедность» в достоинство?

24 Нынешний русский шрифтовой бум не в последнюю очередь вызван запросами эксклюзивных пользователей. Однако стоит ли потакать, мягко говоря, невысокому стремлению к монопольному обладанию? Общедоступность шрифта — величайшее культурное благо, отвечающее демократической сущности типографики.

25 Шрифтовой дизайн должен быть редчайшей, отнюдь не массовой, профессией, подобно профессии энтомолога. России, как и любой другой стране, достаточно десяти шрифтовиков, и великолепная десятка (её можно назвать навскидку) уже состоялась. Шрифтовики не должны плодиться, как грибы. Новые гарнитуры не должны печься, как блины. Появление нового шрифта должно быть событием, подобным рождению носорога в неволе.

Даёшь прекрасные шрифты — но пореже и поосновательней!

Даёшь русский «тайп-дизайн» — во благо хорошей зрительной формы любого добродетельного текста!

Примечания

1

Увы, зна­че­ние слова «шрифт» го­раз­до уже, чем в язы­ках, из ко­то­рых оно (в Пет­ров­скую эпоху?) было за­им­ство­ва­но. На­при­мер, ни­дер­ланд­ское «schrift» (схрифт) озна­ча­ет, кроме всего, и «тет­радь», и «гра­мо­ту», и «по­черк», и «жур­нал»... — Здесь и далее при­ме­ча­ния ав­то­ра.

2

 Те, кому до­ро­ги чужие слова, может счи­тать, что шриф­то­вик — это и есть тайп-ди­зай­нер. Впро­чем, в дан­ном слу­чае рус­ское слово (мо­гу­щее ко­му-то по­ка­зать­ся обид­ным) по зна­че­нию несколь­ко шире за­пад­но­го ана­ло­га.

3

Объ­ект моей «атаки» можно также на­звать шриф­то­ма­ни­ей, шриф­то­вым фе­ти­шиз­мом, шриф­то­вой ли­хо­рад­кой или, шутя, син­дро­мом пра­виль­ной за­сеч­ки.