Голубое небо Земли - Юрий Нестеренко

— Дома, — произнес Томлинсон и почмокал губами. — Я хочу домой.

— Спи, дружище, — Браун помог ему натянуть одеяло.

— Как вы полагаете, мистер Прауд, с такого расстояния мы уже можем связаться через малую антенну? — спросил капитан.

— Не знаю, сэр. Последнюю попытку я предпринял два часа назад, сигнал все еще был слишком слаб. Мы могли бы попробовать направленную связь с другими бортами, но я не знаю их координат…

— Попробуйте еще раз связь с Землей. На частоте Орбиты Главной. Надеюсь, они ее не поменяли.

— Да, сэр.

Узловатые пальцы Прауда несколько раз ткнулись в клавиши. Все остальное делал компьютер — сканировал частоты, ловил несущую, поворачивал антенну, осуществлял подстройку…

— Есть связь, сэр!

МакГрегор резко дернулся к пульту, но тут же поморщился от боли в спине и бережно, словно хрустальный сосуд, опустил свое дряхлое тело в кресло. Из динамика доносился приглушенный голос диспетчера, говорившего с каким-то бортом. МакГрегор дождался, пока они закончат.

— Орбита Главная — космический крейсер «Доминатор», — твердо произнес он в микрофон. — Идем торможением к Земле, негускорение один и два, рассчитываем выход на эллиптическую орбиту апогей пятьсот перигей триста восемьдесят. Расчетное время прибытия… — он покосился на экран навигатора — двадцать пять часов.

Полуминутная пауза. По сравнению со звездными масштабами, пять мегакилометров — пустяк, и все же сигнал должен проделать путь туда и обратно…

— «Доминатор» — Земля Дальняя, — откликнулся наконец динамик недовольным голосом. — Почему используете неверный позывной?

— Понял, Земля Дальняя, — поправился МакГрегор.

— «Доминатор», вас нет в моих полетных планах, — продолжал диспетчер.

— Мы… только что вернулись из звездной экспедиции, — голос капитана предательски дрогнул.

— Какой? — диспетчер, похоже, не находил в этом ничего странного. Видимо, межзвездные полеты успели стать рутиной…

— Четвертая экспедиция к звезде Барнарда.

— Четве… — видимо, он вводил запрос в компьютер, и тут, наконец, поперхнулся: — Как вы сказали — четвертая?!

— Подтверждаю — четвертая, — на сей раз МакГрегор не удержался и добавил в официальную формулировку язвительности.

— Но это же… Слушайте, не морочьте мне голову! У меня на контроле пятьдесят семь бортов, а вы лезете с дурацкими шутками! Я доложу вашему командованию! Кто на мостике, «Доминатор»?

— На мостике капитан Малькольм МакГрегор, личный номер два-семьодин-ноль… («черт! неужели забыл?! ну же, ну!..»)… один-пять-шесть. Проверьте архивы, Земля Дальняя.

На этот раз пауза была дольше. Затем тот же голос, но уже совершенно растерянный, произнес:

— Все сходится. Крейсер «Доминатор», четвертая барнардианская, капитан МакГрегор. Числится пропавшей без вести. Но… она же отправилась 88 лет назад!

— На обратном пути у нас возникли неполадки с маршевым двигателем. Мы не смогли развить расчетную скорость.

— Погодите, 88 лет — это же, выходит, еще до изобретения гипердрайва… Так у вас что, прямоточник?!

— Именно так.

— Великий Космос… («Как видно, это восклицание пришло на смену архаичному „Господи Иисусе“», механически отметил МакГрегор.) Никогда бы не подумал, что увижу действующий прямоточник… Но… столько времени добираться от звезды Барнарда… с какой же скоростью вы шли?

— В среднем ноль пятнадцать c.

— И сколько времени прошло на борту?

МакГрегор усмехнулся. Сидя перед компьютером, диспетчер и сам мог бы это выяснить.

— Земля Дальняя, на таких скоростях релятивистское сокращение почти не проявляется. Оно имело место, лишь пока мы шли туда. Так что по бортовому времени прошло восемьдесят лет.

Пауза вновь затянулась. Затем голос из динамика с каким-то даже испугом спросил:

— Капитан… сколько же вам лет?

— Сто двадцать один.

Диспетчер еще чуть-чуть помолчал, затем иным, решительным тоном произнес:

— «Доминатор», передаю вас командованию Флота. Частота двести тридцать три и три.

— Земля Дальняя — «Доминатор», частоту двести тридцать три и три принял, конец связи.

Прауд выставил новую частоту. Какое-то время доносилось лишь механическое попискивание, показывающее, что связь установлена. Затем эфир отозвался уже новым голосом, низким, с неистребленным столетиями акцентом южных штатов:

— «Доминатор» — Кондор-Два. Как слышите?

— Кондор-Два — «Доминатор», слышу вас хорошо.

— Капитан МакГрегор? Это вице-адмирал Мердок. Рад с вами познакомиться, капитан.

— Я тоже, сэр. («А ведь он, пожалуй, во внуки мне годится…»)

— Каково состояние вашего корабля?

— Маршевый двигатель функционален частично, заглушен, опасность взрыва отсутствует. Большая антенна отсутствует. Эрозийные повреждения заборного конуса 30 %. Незначительные отказы бортовой электроники. Прочие системы в номинале.

— Я вас правильно понял, что угрозы безопасности корабля нет?

— Так точно, сэр.

— Сколько людей на борту?

— Двенадцать… из двадцати восьми. Семь членов экипажа и пять ученых.

— Кто-нибудь нуждается в срочной медицинской помощи?

— («Еще бы! Мы все в ней нуждаемся уже, по крайней мере, лет сорок.») Нет, сэр. Полагаю, до Земли мы все дотянем.

— Могу я поговорить с вашим бортовым врачом?

— Вряд ли, сэр (он вновь позволил себе сарказм). Наш бортврач умер.

— Хорошо, — произнес адмирал и, осознав, что ляпнул что-то не то, поспешил сменить тему. — Мне доложили, что вы шли на ноль пятнадцать c. Но ведь эта скорость недостаточна для работы прямоточного двигателя?

— Именно так, для номинального режима недостаточна. Конус собирает слишком мало космического водорода, чтобы реактор мог давать непрерывную тягу. Поэтому мы шли в импульсном режиме.

— Как это?

— Летели с нулевым ускорением, пока не удавалось накопить достаточно водорода для кратковременной работы реактора. Потом включали его, он выжигал водород, и цикл повторялся.

— Разве двигатели прямоточников вашего класса оптимизированы под подобный режим?

— Не оптимизированы. Наш инженер Томлинсон осуществил теоретическую и практическую оптимизацию. (МакГрегор отметил, что отбросил «сэр», и его собеседника это не возмущает.)

— Томлинсон… жив?

— Да.

— Подготовьте представление о его награждении. Он ведь спас всю экспедицию, не так ли?

— Именно так. («Вряд ли Херберт обрадуется награде. Он еще помнит что-то из того, что было полвека назад, но происходящего сейчас не понимает совершенно. Вообще, награду от него пришлось бы прятать. У нее, небось, острые края, а у него в последнее время появилась детская привычка тянуть в рот попадающие под руку предметы.»)