Три сердца и три льва (сборник) - Пол Андерсон

В 1942 году начали, однако, поступать известия, из которых можно было понять, что терпение Дании лопнуло. Дело еще не дошло до взрыва (который в конце концов прогремел в виде всеобщей забастовки, после чего немцы немедленно низложили короля и превратили страну в еще одну порабощенную провинцию), но уже были пущены в ход карабины и динамитные шашки.

Вопрос о возвращении домой стал для Хольгера своеобразной idee fix. Он обсуждал его и так и этак, но никак не решался поставить точку. На принятие окончательного решения у него ушло много вечеров и пива. Наконец последовала капитуляция. После седьмой и последней, как говорят в Дании, Хольгер перестал быть американцем и решил исполнить свой гражданский долг. Он уволился, мы устроили ему прощальную вечеринку, и на следующий день он уже всходил на борт судна, идущего в Швецию. Из Хельсингборга он добрался домой на пароме.

Некоторое время он старался держаться в тени, не без основания побаиваясь, что поначалу немцы будут держать его под особым контролем. Он получил место на заводе «Бурмейстер и Вайн», специализирующемся на производстве корабельных двигателей. В середине 1942 года он решил, что оккупанты уже вполне уверились в его лояльности, и присоединился к движению Сопротивления. И тут оказалось, что его служба – настоящая золотая жила для диверсий и саботажа.

Не стану утомлять вас длинным перечнем его подвигов. Довольно сказать, что он работал на совесть. Их небольшая организация в сотрудничестве с английской разведкой действовала не менее успешно, чем эскадрилья бомбардировщиков. Во второй половине 1943 года они совершили самую дерзкую из своих акций.

Необходимо было вывезти из Дании некоего X. Союзникам был нужен его талант. Немцы, прекрасно осведомленные о способностях X., держали его под строжайшим надзором. Подпольщикам удалось, однако, вывести X. из дома и доставить в Зунд, где уже ждала лодка, приготовленная для отправки в Швецию. Оттуда он должен был попасть в Великобританию.

Наверно, навсегда останется тайной, пронюхало ли гестапо об этой засекреченной операции, или ночной патруль наткнулся на пляже на группу подпольщиков совершенно случайно. Кто-то вскрикнул, кто-то спустил курок – завязался бой. Пляж был каменистым, плоским. Звезды и огни со шведского берега лили на него тусклый, но ровный свет. Лодка уже отчалила, и подпольщики решили вызвать огонь на себя, чтобы дать ей без помех добраться до цели. Откровенно говоря, на это было мало надежды. Лодка была неуклюжей и тихоходной. Тот факт, что ее так отчаянно прикрывали, говорил о ценности груза. Через несколько минут, в течение которых датчанам удастся в лучшем случае убить десяток солдат, немцы вломятся в ближайший дом и по телефону свяжутся со штабом оккупационных войск в Эльсиноре. И мощный патрульный катер перехватит беглецов прежде, чем они достигнут нейтральной территории. Но подпольщики сделали свой выбор. Пути к отступлению не было.

Хольгер Карлсен понял, что сегодня умрет. Перед его внутренним взором пронеслись картины безмятежного прошлого, в котором было так много солнца, где кричали над головой чайки, а на крыльце дома, полного дорогих ему мелочей, стояли его приемные мать и отец… И почему-то он вспомнил старинный замок Кронборг, красную черепицу, и высокие башни, и покрытые патиной перила моста над зеркальной водой…

С пистолетом в руке он укрылся за камнем и палил в темные расплывчатые силуэты. Вокруг свистели пули. Рядом раздался чей-то стон. Хольгер в очередной раз прицелился и выстрелил…

Мир вокруг взорвался ослепительной вспышкой, и упала тьма.

Глава 1

Когда он пришел в себя, все его ощущения сводились только к одному – адской головной боли. Потом стало медленно возвращаться зрение. Вскоре он смог различить, что странный предмет, маячивший в тумане перед его глазами, – корявый древесный корень. Он шевельнулся – под ним зашелестели сухие листья. Ноздри щекотали запахи земли, мха, влаги.

– Где я нахожусь? – пробормотал он. – Что за черт!

Он сел. Потрогал голову и нащупал запекшуюся на волосах кровь. Должно быть, пуля только скользнула по черепу. Сантиметра бы на два ниже – и…

Ладно, но что же случилось потом? Сейчас ясный день, он в диком лесу, и вокруг никого. По-видимому, его товарищам удалось покинуть побережье, и они вынесли его на плечах. А потом спрятали в этой чаще. Но почему они раздели его догола и бросили одного?

Он заставил себя подняться на ноги. Мышцы ломило, во рту было сухо и гадко. Подташнивало от голода. Голова разламывалась от боли. По бьющим сквозь кроны деревьев лучам он определил, что солнце уже в зените: утренний свет не имеет такого золотистого отблеска. Ого! Он провалялся без памяти часов двенадцать!

Рядом по пятнистому ковру из листьев и мха бежал ручей. Он наклонился и стал жадно пить. Потом умылся. Холодная вода несколько взбодрила его. Пытаясь понять, где же он находится, он внимательно осмотрелся по сторонам. Гриибский лес?

Нет, конечно нет! Здесь настоящая чаща: огромные буки и ясени, наросты лишайника на стволах, буйные заросли боярышника, черный бурелом… В Дании со Средневековья не было таких лесов.

Красной искрой взлетела на дерево белка. Пронеслась пара скворцов. Сквозь разрыв в листве он увидел ястреба, парящего в небе. Разве в его стране еще остались ястребы?

Он вдруг сообразил, что совершенно наг. Что делать? Предположим, его товарищи имели самые веские причины раздеть его и оставить здесь. Но тогда они не могли бросить его надолго… С другой стороны, не стряслось ли чего-нибудь с ними самими?

– Не дай бог, тебе придется провести здесь еще ночь в таком виде, друг мой, – сказал он сам себе. – И еще очень хотелось бы знать, куда тебя занесло.

До его слуха донесся непонятный звук. Он прислушался. Звук повторился, и Хольгер узнал в нем лошадиное ржание. Он воспрянул духом. Значит, где-то поблизости ферма. Он уверенно двинулся вперед, в ту сторону, откуда донеслось ржание, продрался сквозь заросли кустарника и остановился в изумлении.

Таких лошадей он никогда не видел. На поляне стоял жеребец громадного роста – настоящий першерон, но изящного и благородного сложения. Черный и блестящий, как дождливая ночь. Уздечка украшена серебром. Поводья с бахромою. Седло тонкой кожи, с высокой лукой. Белая шелковая попона с вытканными на ней черными орлами. Притороченный к седлу вьюк…

Хольгер протер глаза и подошел ближе.

– Все нормально, – произнес он, – кто-то питает слабость к костюмированным прогулкам верхом. Эй! Есть здесь кто-нибудь?

Конь потянулся к нему, встряхнул длинной гривой и радостно заржал. Потом подвинулся к Хольгеру и фыркнул ему в щеку. Хольгер потрепал его по шее. Славный коняга. Что это у тебя на уздечке? На серебряной пластинке было выгравировано архаичным шрифтом: «Папиллон».

– Папиллон, – позвал Хольгер.

Конь снова заржал, откликаясь на свое имя, переступая с ноги на ногу, и ударил копытом.

– Значит, тебя зовут Папиллон? – Хольгер взлохматил коню гриву. – По-французски это бабочка. Удачная шутка – назвать бабочкой такого зверюгу.

Его заинтересовал вьюк за седлом, он пощупал его и отогнул край ткани. Что за дьявол? Кольчуга!

– Эй! – крикнул он снова. – Есть тут кто? Выходи!

Тишина. Только прострекотала, словно издеваясь, сорока.

Оглянувшись вокруг, Хольгер заметил еще кое-что: к стволу дуба был прислонен длинный шест со стальным наконечником и защитной, как на шпаге, чашкой посередине. Копье? Ей-богу, настоящее турнирное копье!

Тот образ жизни, который вел Хольгер Карлсен во время войны, превратил его в человека, не робеющего перед буквой закона, как большинство его соотечественников. И потому он, не медля более, снял с седла вьюк и развязал его. Он обнаружил там длинную, до колен, кольчугу, конический шлем с пурпурным оперением, стилет, кожаный пояс и толстый кафтан. Кроме того, несколько комплектов одежды: штаны до колен, рубахи с длинными рукавами, короткие туники и другие предметы старинного туалета. Часть одежды была из грубого крашеного полотна, другая – из обшитого мехом шелка. Он уже не удивился, когда, обойдя коня, обнаружил висящие на седле щит и меч. Щит был прямоугольный, фута четыре длиной, в новеньком полотняном чехле. Он снял чехол: стальная пластина на деревянной основе была с лазурным покрытием, и на ней – три красных сердца и три золотых льва.

Герб. Чей? Показалось, что где-то его уже видел… Странно. Кто здесь собрался на карнавал? Он вытянул меч из ножен – длинный, двуручный, обоюдоострый, с эфесом в форме креста. Низкоуглеродистая сталь, профессионально определил он. М-да, так старательно не мастерят реквизит даже в кино. Странно. Он вспомнил мечи, которые видел в музеях. Средневековые предки не могли похвастаться высоким ростом. Этот же меч как будто был сделан специально для него, а ведь его считали верзилой в двадцатом веке.

Папиллон заржал и попятился. Хольгер резко обернулся. И увидел медведя.