Парус любви - Лори Макбейн

– Сэр капитан. – Нетерпеливо стараясь привлечь внимание Данте, Конни даже осмелился потянуть его за рукав. – Сэр капитан, вы правда думаете, что мы найдем испанские сокровища? Лонгакр говорит, что каждому могло бы достаться по тысяче золотых монет. Тогда мы стали бы богаче самого короля Георга. Вы и правда так думаете, сэр капитан? – с надеждой и мольбой в голосе снова спросил Конни. Из-под упорно сбивавшегося на лоб завитка черных волос выглядывали наивные синие глаза этого, в сущности, совсем еще мальчика, с семи лет плававшего на рабовладельческом судне. Вот уже три года, как Конни был членом экипажа «Морского дракона», и Данте не переставал удивляться тому, как хорошо он понимает переменчивые настроения моря. Мальчик, конечно, видел, как ведут себя матросы, особенно сходя на берег, но Данте относился к этому снисходительно.

– Ответьте мальчишке, капитан. Я и сам хотел бы верить, что мои карманы скоро наполнятся испанскими дублонами. Это не только меня бы успокоило, но и моих знакомых заимодавцев, – сухо заметил Аластер Марлоу, суперкарго[3]«Морского дракона». По своему положению он мог бы обращаться к капитану по имени, но предпочитал лишний раз выказать свое уважение хозяину судна.

Данте Лейтон взглянул сначала на круглоглазого юнгу, затем на суперкарго, весело размышляя о том, какие еще байки, подобные этой, распространяет шлюпочный старый пират Лонгакр, особенно с тех пор, как они нашли карту.

– Выдумщик он большой, каких только кровавых историй не рассказывает из прежней пиратской своей жизни, – Аластер с легкой усмешкой, правильно угадав мысли капитана и так же правильно истолковав раздражение в его взгляде. – Но иногда, кажется, даже я ему верю, – признался суперкарго. В ответ на эти признание.Данте недоверчиво вскинул брови.

– Вы один из самых рассудительных люден, каких я знаю. Поэтому-то и были назначены суперкарго «Морского дракона», – отрезал Данте, оглядывая Алаетера, пользовавшегося среди экипажа репутацией человека сверх меры серьезного и честного. Данте знал, что ему нет еще и тридцати, но иногда он казался не по годам мудрым и опытным. Аластер держался спокойно и замкнуто, редко делился своими заветными мыслями с другими, но порой на него нападало игривое настроение; и он мог с убийственной меткостью передразнить не только любого матроса на борту, но и всяких важных особ, включая и царствующих.

Аластер криво усмехнулся, устыдившись, видимо, того, в чем собирался признаться.

– Одно время я был, а может быть, просто воображал себя этаким «прожигателем жизни». Я вращался среди малопочтенных лондонских молодых джентльменов, и моя семья потеряла всякую надежду увидеть меня когда-нибудь респектабельным человеком, – сказал он. – Поэтому мои родные ничуть не огорчились, узнав, что я подписал с вами контракт. Впрочем, увидь они меня сейчас, – добавил он и, хохотнув, покачал головой, – навсегда отреклись бы, я думаю, от собственного сына, ибо люди они порядочные и почтенные.

Данте взглянул в упор на своего суперкарго, снова отметив его чрезмерную скромность. Главный его недостаток, если таковой и был, заключался в том, что он недооценивал себя и, уж во всяком случае, никогда не распространялся о своих достоинствах. И еще Данте знал, что если и есть человек, которому он может доверить свою жизнь, то это Аластер Марлоу.

Под его изучающим взглядом суперкарго почувствовал себя неловко. О чем, любопытно, думает капитан? Аластер Марлоу нетерпеливо провел рукой по своим каштановым, пронизанным солнечными лучами кудрям. Хотя он и был знаком с Данте Лейтоном вот уже девять лет, он понимал его так же плохо, как и в тот первый день, когда Данте спас его от весьма настойчивых вербовщиков. Даже английский джентльмен, а в 1761 году Аластер еще считал себя джентльменом, не был свободен от призыва, когда было приказано заполнить все вакансии в королевском флоте здоровыми и сильными молодыми людьми, хотят они того или нет. Разумеется, служить он не хотел. Аластер хорошо помнил, как боцман огрел его дубинкой по голове. Удар был так силен, что он повалился на колени. При этом его тонкие шелковые чулки оказались порванными, а атласные бриджи – заляпанными жидкой грязью. Он хорошо помнил и то, с каким изумлением и страхом поднялся на ноги. Стоял, покачиваясь, как налакавшийся матрос, держась за болезненно гудящую голову, и тут его вновь повалила на колени чья-то могучая рука. Помнил он и как потешались над ним вербовщики, когда его повели, как ягненка на убой, , по тесным булыжным улочкам Портсмута.

Неизвестно, дожил ли бы он до этого дня, если бы тогда в Портсмут не зашел «Морской дракон» и перед изумленными вербовщиками, как сам дьявол, не предстал собственной персоной Данте Лейтон. Напрягая глаза, в которых все пылало после полученного удара, Апастер смутно различал преграждавшую им путь высокую фигуру. В мерцающем свете факела, который держал один из матросов, темная, в накидке с капюшоном фигура капитана казапась почти фантастической, а тут сше заморосил мелкий дождь и факел заискрился, от него повалил легкий дымок, что еще более усиливало впечатление сверхъестественности. Все последующее запечатлелось в памяти Аластера, как видение из ада. Засверкали шпаги, громко прозвучал пистолетный выстрел, вес кругом окутал стойкий запах серы. Из-за спины Данте Лейтона выдвинулся некий человечек; в одной руке он держал пистолет со взведенным курком. То был Хаустон Керби, странный коротышка-стюард, с которым Аластеру суждено было скоро познакомиться.

– Ну что, джентльмены? – низким насмешливым голосом спросил Данте Лейтон вербовщиков, которые что-то ворчали себе под нос, но не осмеливались противиться угрожающей фигуре в накидке. – Как мы поступим? Надеюсь, вы не будете возражать, если у вас станет одним человеком меньше? – Он указал на изумленно глазеющего на него Аластера и, улыбаясь, со скрытой угрозой добавил: – Думаю, вы переживете, если он так и не увидит помощника своего боцмана и лишится счастливой возможности драить палубу вместе с остальными матросами?

По сей день сохранился в памяти Аластера и злобный блеск в глазах старшего из вербовщиков, когда, описав широкий полукруг своей дубинкой, он сказал:

– Мы только исполняем свой долг, сэр. На этот раз, милорд, нам придется спустить флаг, но в другой раз... посмотрим...

Обращался он к Данте Лейтону с откровенным презрением, даже не подозревая, насколько верно было употребленное им обращение.

Насмешливо сняв шапочку, он дал знак, чтобы пленника освободили. Аластер улыбнулся, вспомнив, с какой быстротой был выполнен этот приказ, он даже не успел излить свое негодование на представителей флота его величества. Все еще покачиваясь под мелким дождем – струйки воды бежали по его лицу, – Аластер наконец смог вглядеться в светло-серые глаза своего спасителя. Их взгляд не только не успокоил его, но и вселил какое-то не слишком радостное предчувствие. В этих осененных темными ресницами глазах было что-то сильно настораживающее, какая-то дикость, отчаянность; в этот миг он горько пожалел, что не вернется в портсмутское поместье своей семьи. Впрочем, как младший сын, он не имел права ни на титул, ни на наследство; все, на что он мог надеяться, – это поступить в кавалерию или на работу в какое-нибудь министерство. И то и другое вполне бы устроило его родных, озабоченных вовсе не судьбой Аластера, а тем лишь, чтобы не подписывать его векселей.