Фунт плоти - Софи Джексон

Окружив отца, нападавшие громко и грубо требовали у него бумажник. Сквозь какофонию их голосов до нее долетал отцовский. Отец велел ей бежать отсюда. Его избивали, он просил, умолял ее бежать. У нее вдруг заледенели ноги. Как отец может просить ее убежать? Ведь она должна ему помочь, спасти его! Ее лицо было мокрым от слез. Она что-то кричала, и ее голос напоминал писк маленького испуганного зверька.

Отца ударили в висок. Он стал оседать, потом упал. И тогда она рванулась к нему, но ее схватили за руку и потащили в противоположную сторону. Она облегченно всхлипнула, думая, что это полицейский или кто-то из охранников отца. Но тащивший был ненамного выше ее. Его лицо тоже закрывал грязный черный капюшон.

Незнакомец поволок ее прочь от места, где избивали ее отца. Она кричала и вырывалась, умоляя отпустить ее. Он шипел на нее из-под капюшона, требуя заткнуться. Неужели этот наглец не понимает, что отец нуждается в ее помощи? Если она сейчас же не поможет отцу, его забьют насмерть. Однако незнакомец продолжал тащить ее по улице. Так они одолели пару кварталов. Незнакомец втолкнул ее в дверь расселенного, пустого дома. А с места, где остался ее отец, теперь слышались револьверные выстрелы.

Крича во все горло, она наконец вырвалась и побежала обратно. Незнакомец нагнал ее, повалил на тротуар и придавил своим телом. Она продолжала вопить и брыкаться. Вскоре она почувствовала, что вся отяжелела. Ее крики сменились судорожными рыданиями. Она лежала, уткнувшись лбом в холодный бетон.

Потом незнакомец в черном капюшоне поднял ее и поволок обратно в парадную заброшенного дома, где было ничуть не теплее, чем на улице. Она еще пыталась отбиваться. Незнакомец только сопел. Она знала, что должна вернуться к отцу. Должна убедиться, что с отцом все в порядке. Иного она не допускала. Одной рукой незнакомец держал ее за плечи, второй подпирал ей щеку. Рука у него была ледяной.

Должно быть, она провалялась в парадной не один час. Возможно, даже заснула. Очнулась на руках бородатого мужчины, который нес ее к машине «скорой помощи». Открыв распухшие от слез глаза, она увидела полицейских, санитаров и несколько машин с красными и синими мигалками.

У взрослых были такие лица… Она еще не знала, что потом они станут преследовать ее, появляясь в кошмарных снах. Зато она безошибочно поняла: сегодня отец не уложит ее спать и не подоткнет заботливо одеяло.

Ни сегодня, ни когда-либо после.

Глава 1

Уэсли Джеймс Картер, заключенный исправительного учреждения Артур-Килл, непредсказуемый в своих выходках и вывертах, добавлявших головной боли служащим тюрьмы, ухмылялся, глядя на раздраженного надзирателя. Тот десять минут подряд требовал от него назвать свой тюремный номер. Сказать, что грузного, лысеющего надзирателя раздражало дерзкое поведение и наглая ухмылка на физиономии Картера, означало бы существенно преуменьшить положение дел. Толстяк был воплощением бессильной злости. Не хватало лишь пены изо рта.

Была пятница. Дежурство надзирателя закончилось пять минут назад. Картер знал об этом. Но сам он никуда не спешил. В тюрьме не так-то много развлечений, так почему бы не поприкалываться над этим куском сала?

Надзиратель отер вспотевшую шею, сощурился.

– Послушай, – произнес он тихим, угрожающим голосом.

Возможно, кому-то из заключенных этот голос был что нож, приставленный к горлу. Но только не Картеру.

– Хватит валять дурака. Ты называешь мне свой номер. Я записываю его в бланк, бланк передаю твоему консультанту и отправляюсь домой.

Картер вызывающе изогнул бровь и наградил надзирателя очередным презрительным взглядом.

Надзиратель откинулся на спинку вращающегося стула. Ему было не привыкать к вывертам заключенных, однако этот Картер был изобретательным паршивцем.

– Ты не желаешь назвать мне свой номер. Я опоздаю домой. Опоздание разозлит мою жену. Мне придется ей объяснять, что один говнюк уперся рогом и не желал называть свой номер. Это разозлит ее еще больше. Она начнет орать и спрашивать, почему налогоплательщики должны на свои кровные баксы содержать таких лузеров, как ты, обеспечивая их одеждой и трехразовой кормежкой. – Надзиратель подался вперед. – В последний раз спрашиваю: какой у тебя номер?

Картер невозмутимо поглядел на жирные пальцы надзирателя, потянувшиеся к поясу и обхватившие рукоятку дубинки, и выдохнул. Медленно, всем своим видом демонстрируя скуку. В другой день он бы довел дело до «спринцевания» – так это называлось на тюремном жаргоне. Он бы принял лупцовку спокойно, с приклеенной улыбочкой. Но сегодня он был не в настроении.

– Ноль-восемь-десять-пятьдесят шесть, – равнодушно бросил надзирателю Картер и подмигнул.

Хмурый от досады, что ухлопал столько времени на шесть поганых цифр, надзиратель быстро нацарапал их в соответствующей графе бланка. Отталкиваясь ногами, он подъехал к своему помощнику – молодому блондину – и передал бланк. Ему было лень отрывать свою жирную задницу от стула, чтобы пройти несколько шагов.

Картер ждал окончания спектакля. Блондинчик – так он мысленно окрестил парня – ввел номер в компьютер. Шесть цифр, которые вот уже полтора с лишним года заменяли Картеру имя. Он знал, какие данные увидит парень на экране монитора: угон машин, незаконное хранение оружия, незаконное хранение наркотиков, задержание в пьяном виде, угрожающее поведение в общественных местах и далее по списку. Вопреки распространенному мнению, Картер вовсе не был горд цепочкой своих правонарушений, даже если они и занимали целых два экрана. Однако список позволял ему ощущать себя личностью. Надо сказать, с раннего возраста и до своих нынешних двадцати семи лет Картер безуспешно искал себя. Поиски продолжались, пока сравнительно недавно его не вдарило: список – это… все его достижения.

А-а, плевать.

Картер почесал саднящий порез. Ему было противно думать об этом.

Скрип древнего принтера и шелест вылезающей оттуда бумаги вернули его к действительности.

– Так, мистер Картер, – вздохнул надзиратель, переходя на «вы». – Похоже, вы задержитесь у нас еще годика на полтора. А все кокаин, который у вас нашли.

– Кокс был не мой, – равнодушно возразил Картер.

Надзиратель посмотрел на него с фальшивым участием, потом усмехнулся:

– Чертовски вам сочувствую.

Зная, что до подачи заявления об условно-досрочном освобождении остались считаные недели, Картер решил не дерзить. Он молча взял бланк.

Толстяк наконец-то отправился домой. Его сменил другой надзиратель, похожий на робота. В его сопровождении Картер проследовал по длинному узкому коридору и оказался перед белой дверью. Ладонью толкнул дверь и вошел в тесную стерильную комнатенку, в которой, невзирая на внешнюю чистоту, отчаянно разило признаниями и даже исповедями. Он провел в этой дыре многие часы, но так и не сумел к ней привыкнуть. Вот и сейчас у него заколотилось сердце и взмокли ладони. Потом одеревенела спина и плечи. Он подошел к обшарпанному деревянному столу, за которым сидел крупный, похожий на обезьяну человек. И улыбался.