Законы Беззакония - Оратор

следовало извиниться перед буддистами, которых я не раз крыл благим матом; либо я сошёл с ума; либо… полицейские вкололи мне какую-то дрянь, и теперь я мучаюсь лютыми отходняками. Да уж! Ни один из вариантов не сулил ничего доброго, однако, если уж выбирать, то первый казался наименее губительным. Ведь окажись я в лапах копов — пиши пропало: столько их я положил, что и не счесть. Хотя… В целом с большинством у меня были довольно продуктивные отношения ведь они были готовы закрывать глаза на тёмные делишки за мендую монету, а точнее — за животворящий доллар. Пока в моей голове плохие думы сменялись ещё более мрачными, у двери послышался цокот каблуков, а за ним — скрип дверных петель. Подняв голову, я увидел в нескольких метрах от себя симпатичную женщину лет сорока: длинные волнистые волосы, юбка-карандаш, мягкие черты лица, излучавшие теплоту и любовь, несмотря на обеспокоенное выражение. Стоп! Что такое, в принципе, юбка-карандаш, и, что более важно, откуда мне известно, что это? Так, стоп, ещё раз! Что-то внутри кричит о том, что это моя биологическая мать. Стоп? Что!? Как настолько молодая женщина может быть моей матерью?

—Артём, что ты с собой сделал? — отчаянно вскричала женщина, её взгляд метнулся по комнате, зацепившись за кровавые пятна, разбросанные по всей квартире. В приступе паники она судорожно захлопнула дверь, задвинув верхний замок, и устремилась к дивану.

—Ничего, просто порезался, пока бутерброды резал. Нож ужасный, китайское качество, одним словом, —устало пробормотал я.

Не поверив мне, она резко сменила направление и, в порыве тревоги, бросилась в ванную. Увидев там лужицу крови, разразилась пронзительным визгом.

—Зачем? — выдохнула она, всё же добравшись до дивана. Тушь растеклась по её лицу, а в глазах пылал страх.

—Дураком был, — произнёс я, отмахнувшись рукой и с трудом поднимаясь с дивана. Я попытался обнять заплаканную женщину, но она с силой оттолкнула меня, заметив алый бинт на руке.

—Почему? Я все эти годы пашу как ломовая лошадь, чтобы обеспечить нам нормальную жизнь! Мы даже перебрались в хороший район, сняли приличную квартиру. А ты? А ты…

—Ну полно, матушка, — неожиданно для себя самого произнёс я.

—Не успокаивай меня! Тебе срочно нужно в больницу, я вызываю скорую! — её руки дрожали, когда она схватила телефон, голос звучал как натянутая струна, готовая оборваться.

—Не нужно скорой, лучше дай что-нибудь холодное приложить — произнёс я спокойно, стараясь унять её тревогу.

Увидев мой уверенный взгляд, она медленно отложила телефон, словно боясь нарушить хрупкую тишину, открыла морозильник и извлекла пачку пельменей. Поднеся её к моей руке, продержала её минут десять, её пальцы слегка дрожали, но в её глазах уже читалась тень облегчения. Немного успокоившись, моя биологическая мать наконец спросила:

—Слушай, Артём, может, хотя бы трусы наденешь? — её голос прозвучал с ноткой смущения, словно она только сейчас обратила внимание на моё оголённое достоинство.

—Не мешало бы, — отозвался я, осознав всю странность ситуации, и в углу губ мелькнула тень улыбки.

Я без труда прогнал смущённую мать в её комнату, а сам подошёл к стулу, на котором в беспорядке висели разбросанные вещи. Ну и растяпой был прошлый Артём! Сложив джинсы и футболку, я достал трусы и длинные зелёные шорты, поверх них накинув гавайскую рубашку цвета детской неожиданности. Впрочем, и вкус у него был не лучше — чётко сделал я вывод. А в голове начала всплывать целая прорва вещей, о которых я даже никогда не слышал, и незнакомых чувств, смешанных с воспоминаниями. Возникло ощущение, будто их в меня засовывают силой, однако боль постепенно утихла, и главенство над всеми воспоминаниями заняли те, которые привели "меня" сюда. В голове всплыли образы оскорблений и унижений со стороны одноклассников. Ужас, каким же этот Артём был тряпкой! Пацаны его ни во что не ставили: заставляли бегать на переменах за едой, били, когда вздумается, обсуждали за спиной. Девчонки оскорбляли и смотрели свысока. Учителя, явно осознавая всю ситуацию, не решались за него — ну, в смысле, за "меня" — заступиться. Ну ничего, наваляю завтра всем этим ублюдкам! Чётко решил я.

—Как ты? Спрашивала мать, беззвучно словно камикадзе покинув комнату, и успев нависнуть надо мной, рассевшемся на стуле. Я уже позвонила классному руководителю и оповестила что тебя завтра не будет. Произнесла она ласкова проведя ладонью по моей щеке.

—Не нужно было, я намерен завтра пойти в школу. С полной уверенностью, отозвался я.

—Но твоя рука? Уж было хотела она возразить.

—Madre, не волнуйся, я в порядке.

—Madre?

—Недавно увлёкся итальянским.

Вот чёрт языки на мгновенье в голове смешались. —Ладно, мам, схожу отдохну в свою комнату.

—Давай. Лишь успела она отозваться.

Едва услышав её одобрение, я тяжело зашагал к своей койке. Открыв дверь, и оказался в комнате, которую можно было описать одним словом — барахолка. Повсюду валялись разбросанные вещи: сломанный джойстик, слои пыли, коробки из-под пиццы, а особенно меня поразила сентиментальная предсмертная записка, лежавшая на столе. «Бред полнейший», — заключил я и, не раздумывая, разорвал её на десять частей, после чего выбросил. Готово! Оставалось лишь выкинуть коробки, отсортировать вещи и тщательно протереть всё тряпкой. Но это всё завтра, на свежую голову. Решив сесть за рабочий стол, я машинально включил странную белую штуковину, лежавшую на нём, — зачем, не знаю, просто надо. Сначала я колебался, но постепенно меня затянуло, и весь оставшийся вечер я провёл, погружаясь в информацию о мире, в котором оказался, благодаря этому странному устройству, именуемому компьютером. Оказалось, я нахожусь в городе Химки Московской области, а на дворе уже 14 сентября 2016 года. Люди с момента моей смерти успели развязать мировую войну, отправить человека в космос и создать множество высокотехнологичных устройств. О, и нас с Лукой всё же упомянули в газетной статье. Хоть что-то радует. Оторваться от компьютера было невероятно сложно, и лишь когда я начал откровенно клевать носом, усилием воли выключил эту приблуду и с грохотом завалился на кровать.

Проснувшись на следующее утро, я приступил к водным процедурам, не удивившись наличию душа в ванной. Ведь уже знал, что это такое, и, всё ещё окутанный паром, направился на кухню, чтобы что-нибудь закинуть в хлеборезку. Там с удивлением обнаружил тарелку с яичницей, терпеливо ожидавшую меня на столе — видимо, моя заботливая мать приготовила её перед уходом на работу. Раздумывать было некогда, и, мысленно поблагодарив её за доброту, я с удовольствием