Брат мой Авель - Татьяна Олеговна Беспалова

диалогу, приблизился, и Саша заметил, что пальцы его ног совершенно черны и невероятно мохнаты. Некоторое время Саша наблюдал, как художник готовится к работе, а потом расположился у него за спиной, попросив разрешения снимать процесс создания рисунка на видео. Настя присоединилась к играющим детям. Она хотела позировать художнику.

– Ты ведь не еврей… – проговорил художник через короткое время. – Ну, может быть, на четверть. А дети твои совсем не евреи.

– Так и есть.

– Тогда зачем вы здесь?

Саша молчал, разглядывая художника, и удивился: как человек может быть одновременно и смугл, и бледен? Однако доискиваться ответов на трудные вопросы в данный момент ему не хотелось.

– Бежали от войны? – спросил художник.

– Примерно так, – нехотя ответил Саша.

Саша наблюдал, как художник пачкает угольком белоснежный лист. Лицо Тихона уже ожило. Глазёнки мальчика улыбались. Лиза же всё ещё была едва прорисована.

– Какие милые малыши, – проговорил художник. – Тиша – совсем русское имя. Он совсем не говорит. Только гулит, как годовалая сестрёнка…

– Лизе скоро два…

– А мальчику сколько? Четыре? Пять?

– Тише шесть лет, – Саша отвечает нехотя, ощущая растущее раздражение от неуместной участливости чужих людей. – Он смышлёный. Всё понимает. Но говорить… Порой мне кажется, что он из вредности просто не желает разговаривать с нами…

Несколько минут художник молчал, сосредоточившись на рисунке. Саша наблюдал за быстрыми и уверенными движениями руки художника, веки его отяжелели, ему пригрезился Тиша, разговаривающий почему-то на арабском языке. Кругом руины, и немытый-нечёсаный Тиша рассказывает ему о том, как он голодал и прятался от обстрелов. Саша тряхнул головой, отгоняя морок. Потёр глаза. Нет, всё нормально. Да иначе и быть не может! Вот ленивый прибой, вот Тиша и Лиза играют, беседуя друг с другом на своеобразном птичьем наречье. Вот Настя, подставила лицо и грудь солнышку.

– Вы бежали от войны не в ту сторону, – внезапно произнёс художник. – Израиль обречён. Вокруг Израиля миллиард мусульман, каждый из которых считает десять миллионов израильтян самозванцами… Что такое десять миллионов против миллиарда?

Саша в растерянности уставился на лазурную с белопенной каймой ленивую полосу прибоя.

– Но ведь это не прям так сразу случится… И… мне кажется, мусульман только пятьсот миллионов.

– Израиль обречён, – повторил художник.

– Мусульмане… дикие орды… как-то не верится…

Саша вздохнул. Внезапно выплывшее из пасмурной хмари солнце припекало. Хотелось вздремнуть, он улёгся рядом с художником, накрыв лицо футболкой.

– Я поясню относительно орд мусульман, – проговорил Иероним. – У Будды не было детей. Если в бурной молодости от него кто-то и родился… Нет, он об этом никогда не говорил. Учение Будды, как вам наверное известно, отрицает мирскую суету. Будда звал к отказу от желаний, потому что желания – источник страданий. Он не стремился к организации царства на земле. Смысл его учения был в отрицании смысла любых царств. У Иисуса Христа тоже не было детей. Родственники его мало интересовали первых отцов церкви.

– Религия, возвещённая Христом, была религией угнетённых, но теперь, когда угнетения нет… – проговорил Саша из-под майки.

Ему почему-то хотелось казаться просвещённым перед этим странным человеком.

– Да, религия, возвещённая Христом, была религией угнетённых. Христос был великим утешителем. Он показывал путь спасения личности, но не общества. Учения Будды и Христа впоследствии стали идеологиями воинственных царств, приземлённых и хищных. Но эти последствия никак нельзя связывать с самими пророками. Они к этому не стремились и не призывали. Мухамед был пророком иным. Имена родственников пророка Мухамеда нам известны. Его неофиты не были угнетёнными. Религиозная система, разработанная им, отлично приспособлена для создания земного, сплочённого и агрессивного государства. То, что сделали последователи Будды и Иисуса после смерти пророков, Мухамед сделал сам. Он был воинственным суровым вождём. Его армии уходили в походы при жизни пророка. Будда и Христос оставляли ученикам слова, надежды и сомнения. Мухамед учил не сомневаться. Нищие апостолы, тайком проповедующие учение, – это не ислам. Ислам – это молодая феодальная империя. Учение Мухамеда было обращено к полководцам и купцам, которые спешили мечом утвердить молодую религию и утвердить торговые монополии. Если б у Будды был сын, он стал бы таким же бездомным мудрецом, как отец. Был бы сын у Христа, стал бы мучеником и погиб, как многие из ранних христиан. Родственники Мухамеда – это феодалы, знать духовной империи.

– А вы хорошо говорите по-русски. Не хуже любого лектора в московском гуманитарном вузе… – Саше хотелось казаться внезапным и остроумным, но Иероним отреагировал на его эскападу обидным спокойствием.

– Всё объясняется просто, – проговорил он, улыбаясь. – Я учился в России. Причём именно в гуманитарном вузе. А рисунок… Это так. Забыл русское выражение…

– Для поддержания штанов в трудное время, – проговорил Саша.

– Именно так!

– В Израиле траур, – продолжал художник. – Погибло много людей. И люди продолжают гибнуть…

– Траур? Это не наш траур. Мы с женой нынче пойдём на концерт… этот супермодный рэпер из Харькова. Как его?.. Жена знает…

– Его зовут Авель. Библейское имя, но кормится он от сатанинских дел…

– ???

– Разве вам не известна биография этого Авеля?

– Я не интересуюсь биографиями комиков.

– Авель вовсе не комик. Наоборот. Скорее трагическая фигура. Его отец… он… – художник умолк, подыскивая нужное слово.

– Денежный мешок? Олигарх? Постоянно живёт в Лондоне? А сынок скачет по израильским пляжам, потому что в Британии русский рэп никому не интересен?

Саша усмехнулся, иронизируя, но Иероним оставался трагически серьёзен.

– Смешной вы человек! – проговорил Саша. – У таких вот рэперов папы-мамы всегда денежные мешки. Кем же ещё может стать дитя олигарха? Им одна дорога – в шоубиз.

Иероним покачал головой.

– Авель художник, как и я, – проронил он. – Но мои родители бедны.

– По-вашему выходит, этот Авель – настоящий поэт?

Художник молчал. Скорбь на его лице была непонятна Саше и пугала его.

– Что-то не так с его отцом?

– Про Святослава Гречишникова мало что известно. Всего несколько статей. «The New York Times» тоже писала о нём…

– Что же она писала?

– Поставки оружия. После развала СССР на территории Украины осталось много военных складов. Кто-то хорошо нагрел руки на торговле советским оружием.

– Гречишников?!

– Чем, вы думаете, вооружены ребята из сектора Газа?

– Я не разбираюсь в оружии… не интересуюсь…

– В ближайшие десятилетия в этом мире выживет и даст потомство лишь тот, кто разбирается и интересуется оружием, – назидательно произнёс художник, и Саша ещё раз подумал, что под длинным балахоном бедуина может прятаться и несколько РГД, и АКМ, а может быть, где-то поблизости среди лежаков и пляжных зонтов припрятано и нечто покрупнее.

Насте не нравятся ни слова, ни назидательные интонации художника. Она забирает детей, вытряхивает из