Ингредиент - Мария Фалалеева

– Почему «конечно»? – поинтересовался я.

– Она была замужем трижды. Хоть и страшна как смертный грех, и очень несдержанна на язык. Но уж если угостит того, кто ей приглянулся, хоть куском пирога, тот как привязанный за ней ходит. Говорят, ей уже под сто лет.

Анита помолчала, водя пальцем по краю пустой чашки.

– А знаешь, Хёрби совсем не изменился. Я ведь его уже двадцать лет знаю.

– Я устроился туда, чтобы выкрасть рецепт эликсира бессмертия. Но ты догадалась. Поэтому, сама понимаешь, лишний свидетель мне ни к чему. – шёпотом сказал я, наклонившись к Аните через стол.

– Если некоторые считают газировку с чипсами самой здоровой пищей, то через пару десятков лет никакой эликсир… – начала Анита.

– Все, все, все! Ресторан великолепен, мне невероятно повезло, я – дурак, не понимающий своего счастья, и т.д, и т. п. Плачу за чай.

– Чи-чи! Я после работы побежала в банк, потом в магазин, потом сюда, а мой пёсик сходит с ума – один, в пустой квартире!

Чи-чи – толстый, белый чихуахуа с хитрой мордой – занимал в сердце Аниты пространство значительно обширнее того, в которое была втиснута моя скромная персона. Я вздохнул и позвал официанта, чтобы попросить счёт.

Глава 3

Тучи висели над городом, как тяжёлые серые губки, которые кто-то огромный выжимал на зазевавшихся прохожих и хохотал потом над ними раскатистым смехом. Торопясь в ресторан, я разбивал тугие дождевые струи пестрыми краями зонта. Резкий ветер, используя эффект неожиданности, подло вырывал зонт у меня из рук. Я успевал удержать зонт в последний момент, но ледяные струи проливались мне за шиворот, я окончательно продрог и был рад оказаться в тёплой кухне, где на плите уже вовсю пузырилось какое-то варево. Пахло свежим и пряным. Было влажно и душно, как в непроходимых зарослях Амазонских джунглей. Впрочем, я там никогда не был, поэтому фантазии свои объяснил запахом приправы, которую Хёрби сосредоточенно добавлял из корзинки в кастрюлю. Внутри этой плетеной корзинки на ворохе свежих листьев, лежало нечто, похожее на морского ежа. Хёрби осторожно постукивал по корзинке, ёж ворочался и из него сыпались пурпурные иглы, которые Хёрби ловко извлекал и приправлял ими свой очередной шедевр.

– Что это? – осмелился я подать голос, засовывая в угол мокрый зонт.

Хёрби величественно глянул на меня, но не удостоил ответом.

– Окей, я займусь чисткой камина в главном зале, – бодро продолжил я разговор с самим собой.

– Это существо называется мирайба. – вдруг произнёс Хёрби. – Его родина – густые леса Амазонии. И люди пока не успели вырубить все места его обитания. Для роста мирайб необходим солнечный свет, поэтому они гнездятся на деревьях, высоко от земли. Их мягкие иглы, которые они сбрасывают, стремясь отвлечь врагов, и увести их от следа, обладают весьма интересным ароматом, который, впрочем, нос такого болвана как ты, едва ли способен уловить. Но это не всё. Амазонское племя Нгунга кормит этими травяными иглами своих охотников, и они начинают различать запахи на расстоянии половины дня пути.

– Бедный мирайба, – посочувствовал я, – сидит в буфете без солнца…

– С сегодняшнего дня ты ежедневно будешь выносить мирайбу на солнечный свет. Минут на пять, не больше. Но не вздумай трепать языком с соседями! – загремел Хёрби.

– Ок, шеф!

Совсем чокнутый, подумал я. И задал вертевшийся у меня на языке вопрос:

– А что, наши сегодняшние гости собираются поохотиться?

– Да. – буркнул Хёрби. – Фотографы дикой природы. Теперь на одного зверя приходится пара десятков фотографов. Сам понимаешь, ставки высоки, и без чудодейственного Ингредиента великого Хёрби обойти конкурентов не удастся!

В дверь кухни постучали. Не дожидаясь ответа, в дверь протиснулся маленький круглый человечек, подслеповато помаргивая на люстру через запотевшие стёкла очков.

Он достал из кармана пальто красную книжицу и помахал ей перед моим носом.

– Главный санинспектор Управления по антисанитарным условиям и защите горожан от некачественного питания. – выпалил он скороговоркой.

– О, господин санинспектор! – проворковал Хёрби елейным голоском.

– Имею предписание, господин Хёрби, уведомить Вас, что завтра мы закрываем Ваш ресторан для всестороннейшей тщательной экспертизы.

– Какого чёрта вы там жметесь, инспектор? Проходите ближе и объясните толком!

Хёрби сунул мирайбу в буфет и достал стеклянную банку с жидкостью янтарного цвета. Плеснув в бокал вина из большой плетеной бутыли, он добавил несколько капель янтарной жидкости.

– Отведайте, инспектор, вам понравится!

– Благодарю!

Судя по тому, как заблестели глаза инспектора, отговорки «я на службе» не должно было последовать. Я не ошибся. Инспектор взял бокал и выпил вино в два глотка.

– Так в чём дело, старина? – проворковал Хёрби.

– Хозяин кафе – того, что напротив, – жалуется, что от вас бегут крысы.

– Всё правильно! Куда же им деваться, как не в эту лавочку?

– Но господин Хёрби, мы должны должным образом отреагировать…

Тут инспектор вдруг выронил свой бокал и попятился задом к двери, переводя глаза с банки с янтарной жидкостью на Хёрби. Он издал невнятное мычание, нащупал ручку двери, и выскочил из кухни.

– Что это с ним? – спросил я.

– Он просто увидел настоящего Хёрби. Редко кто способен это выдержать и сохранить ясность мысли! – довольно пророкотал Хёрби. – Впрочем, тебе давно пора чистить камин.

– А настоящий Хёрби – это кто?

– Я – это я! – Хёрби вошел в своё привычное раздражённое состояние, – Если какой-то бумагомарака считает себя достойным проверять самого Хёрби!

Я взял ведро, тряпку и совок и вышел в зал под многоречивое описание Хёрби своих достоинств.

Один из гостей пришёл слишком рано, и стоя спиной ко мне, глядел в окно, в которое дождь швырял пригоршнями мутную воду.

– Я Вам не помешаю? – вежливо спросил я.

– Ничуть. – нараспев произнёс гость и обернулся.

Я выронил ведро и попятился к двери кухни.

– А, Джонсон, дружище!

Дверь за мной распахнулась, больно ударив ручкой меня в спину, и выпустила объемную фигуру шефа.

– Прошу извинить моего излишне впечатлительного друга, он ещё, по молодости лет, не научился усмирять своё воображение.

– Вполне понимаю, – усмехнулся гость, чьё лицо привело меня в такой ужас, – когда-то и мои фантазии занесли меня в такие высоты, откуда нельзя свалиться, не покалечившись.

Гость, он же Джонсон, задумался и умолк. Я украдкой рассматривал его. Вместо правого глаза была пустая глазница, ничем не прикрытая. Шрам, тянувшийся от уголка губ до самого уха, в полумраке создавал впечатление дьявольской усмешки. Теперь я видел перед собой просто человека, ставшего жертвой несчастного случая.

– Джонсон был укротителем львов, – сказал мне Хёрби. – Одним из тех безумцев, которые полагают, что могут бесконечно играть с судьбой, складывая голову в пасть льва на потеху публике.

– Это в прошлом. – промолвил гость, – теперь моя исключительная внешность успешно потешает публику вне цирка.

– Я не видел тебя пять лет! Только читал о твоём несчастье в газетах. Что привело тебя сейчас?

– Я ужинал у тебя, Хёрби, в тот вечер, ровно пять лет назад, как раз перед злополучным представлением. И не скрою, не раз задумывался, уж не твои ли колдовские охотничьи зелья заставили льва почувствовать угрозу?

Единственный глаз Джонсона вспыхнул злобой. Хёрби молча развернулся и ушел в кухню.

– Будешь ужинать – оставайся, – донеслось оттуда, – а нет – так иди своей дорогой. Не дело бродить по свету, злиться на весь мир да искать виноватых.

– Прощай, Хёрби! Всегда приятно повидаться со старым приятелем, не так ли? И Вы, молодой человек, простите, что оскорбил Ваше чувство прекрасного. – съязвил он и вышел в дождь, хлопнув дверью.

Когда я зашёл в кухню, Хёрби сидел за столом, уставившись тяжёлым взглядом в дверцы буфета. Он не обратил на меня никакого внимания. Я подошёл к плите и увидел, что овощи в супе начинают развариваться. Тогда я, на свой страх и риск, выключил плиту. Подошёл к буфету, взял корзинку с мирайбой и начал постукивать по ней.

– Э, нет! – сразу же очнулся Хёрби. – Поставь мирайбу на место! Никогда не тревожь его без дела!

Он подошёл к плите, увидел, что она выключена, и возопил. Я слушал неутихающие ворчания и всё же думал, что тот образ грубого толстокожего Хёрби, который у меня сложился, несколько примитивен, как и все ярлыки, которые мы ловко навешиваем на людей при первой встрече, так же легко, как шары на новогодние ели.

Близилась полночь, я отмывал последнюю кастрюлю, мечтая только о том, чтобы упасть на свой старенький диванчик и спать, спать бесконечно долго. Хёрби достал две увесистые глиняные кружки, насыпал в каждую из бумажного кулька по две ложки какой-то сушёной травы и залил кипятком. Затем он вынул из буфета злополучную банку с янтарной жидкостью.