Сказка про то, как царевич Никита судьбу пытал - Людмила Даниленко

купить можно, тем более если ты и в самом деле царский сын. А вот жизнь купить никому не дано!

Лишь вздохнул в ответ ему Никита, понятно всё было и без лишних рассуждений.

— Ладно, — вдруг сказал капитан Сыч — оставлю тебе кое-что. Нам по статусу не положено таких вещей носить, засмеют. А тебе в самый раз. — Расхохотался снова разбойник и бросил Никите платочек кружевной. Полетел он, словно пёрышко лебяжье. Замерло сердце, глаз не сводит с платка, как парит он и касается травы. Вспомнил Никита сразу тот день, когда обронила Алёнка платочек этот, а он поднял украдкой, но возвращать не стал и носил с тех пор у самого сердца. И сейчас чувствовал, что платочек этот дороже денег, дороже царского коня. Закручинился Никита, глядя, как уходят в чащу разбойники с его добром, такая досада его взяла, и помощи ждать неоткуда, и самому не распутаться.

— Из-за неё всё, из-за Алёнки! — горестно, подумал он.

3

Время шло и терялось среди лесных троп и ветвей, а Никита всё стоял с дубом воедино, не в силах высвободиться из тугой верви. Тело ныло. К этому несчастью ещё и голод добавился, так назойливо, так некстати. Закрыл глаза Никита и стал ждать тот миг, когда настанет его последняя минута. И привиделась картина из прошлого. Как гулял однажды у реки. Ну, как гулял? В кустах ивовых хоронился, чтоб не заметил никто, что любуется он Алёнкой- купеческой дочкой. А она, не ведая того, ступала босыми ногами по кромке прибрежной, чуть подол сарафана приподняв над водой, а лицо, словно солнце в зеркало смотрится, и песня из малиновых уст её витала, как голос природы самой. Вспоминал Никита и звучал у ушей его голос благословенный. Но, то ли морок охватил, а может в сознание вернулся, услышал царевич голос иной, хрипловатый и бесцветный. Открыл глаза Никита и увидел, что крадётся среди дерев старичок наружности престранной. Маленький, хрупенький, ручонки, как тростинки, но корзинку с грибами крепко держит. Удивился Никита, но ненадолго. Ещё больше радость его была при виде живого человека.

— Эй! Эй, дедушка! — крикнул он. — Помоги, добрый человек!

Услышал старик, голос молящий и пошёл на зов. Чем ближе подходил, тем страшнее он казался Никите. Глазки маленькие, из орбит пучатся. Нос — не нос, а клюв ястребиный, точь-в-точь. Волосы дыборем, словно век эта кудель гребня не видела. Но страшиться не время было, выбираться из западни нужда во главе стояла. Подошёл старик и всплеснул сухоручками своими.

— Любомир! Братец мой названый! Что за беда с тобой приключилась, али напасть хворобая?

— Я не Любомир, дяденька. Я Никита. Помощи у вас прошу и на неё уповаю. — молил Никита, но старичок, точно не слышал. Ходит вокруг дуба причитая, а царевича как будто и не видит.

— Ох-ох-ох! Что же случилось, братец Любомир? Что за нарост, али прыщ на твоём теле богатырском образовался? Что это, хворь, али заговор ведьмин?

Тут не выдержал Никита слов нелицеприятных и бросил в лицо косматому:

— Я не нарост! Не прыщ! Я Никита, царский сын, между прочим!

— Царский сын? — удивился старичок.

— Да, он и есть!

— Это не того ли царя Ивана, что городом славным правит?

— Того, того! Развяжите меня дяденька, мо́чи уже нет стоять истуканом!

Воспринял мольбу старичок и освободил Никиту из пут разбойничьих. Выпутался царевич да первым делом платочек драгоценный подобрал и положил в карман, что ближе к сердцу.

— Спасибо, вам дяденька! Век не забуду помощи вашей. А как звать-величать спасителя моего?

— Леша. — ответил просто старичок.

— Леша? Это Алексей что ли?

— Нет, просто Леша. Ты лучше ответь, как оказался в моём лесу, да в таком неказистом положении?

— Что значит в твоём лесу? — удивился Никита.

— То и значит, мой это лес, я здесь хозяин. — твердил Леша.

— Как, ещё один? — не мог унять удивления Никита.

— Что это за, ещё один? Один-единственный! — как отрезал Леша, выставив перед носом Никиты кривой, как сучок палец.

— Ага, тот который меня к дереву привязал, тоже хозяином лесным назывался.

Забеспокоился Леша и спрашивает с прищуром:

— Кто такой? Как звать?

— Капитаном Сычом представлялся. Потряс он меня, как грушку. И деньги отобрал, и хлеб, и коня увёл. — кручинился Никита.

— Как отобрал? А ты зачем же отдал? Отстоять своё добро надо было!

— Да, не с руки как-то добро отстаивать, когда к спине дерево привязано, а вокруг дюжина разбойников с саблями!

— Так, что же этот Сыч не один был?

— Банда целая их, по лесу твоему разбойничают, а ты и не чуешь!? Что ж ты за хозяин такой?

— Вообще-то чую. — задумался Леша, как будто даже принюхиваться начал — С самого дня Аграфены Купальницы чую. Только думал, от людей, что на реку ходить стали, этот дух. А оно во, как обернулось. А куда ушли-то они?

— Леший его знает! — ответил Никита.

— Нет, я не знаю. — сказал Леша. — А тебя самого-то, как занесло в эти края?

— Я Никита, царский сын иду мир посмотреть и судьбу отыскать!

— Ах, так? — вздохнул Леша — А что ж в родной стороне всё уж повидал? И не уж-то судьбы по сердцу не нашлось? — прищурил Леша снова свои глазки и смотрит так, словно душу читает. Оробел Никита.

— Нет, нет по мне судьбы. — ответил он, опустив глаза, а Леша только вздыхает на его слова.

— Не ладно начался твой путь, может вернуться в пору?

— Как же я вернусь? Как собака побитая. Как объясню, что коня и того не уберёг. — сетовал Никита.

— Ну, хочешь, корзину мою возьми, скажешь за грибами ходил.

Послушал слова эти Никита и уж обидеться хотел. Но Леша так расплылся в улыбке, так рассмеялся, и ничего кроме добра светлого в лице Никита не видел. Улыбнулся в ответ и сказал:

— Нет. Нет мне дороги назад. Решил я крепко накрепко, потому пойду дальше.

Засмеялся Леша, хитро, но добродушно.

— Смотрю на тебя царевич и отца твоего вижу. Такой же мятежный был.

— Ты, разве знаком с отцом моим? — удивился Никита.

— Да. Много лет прошло с тех пор. Молод он был совсем тогда. И прозвище у него смешное, ещё было — сказал Леша и снова засмеялся.

— Какое? — заинтересовался царевич. Но вместо ответа, хмыкнул Леша.

— Не помню. Да и какой теперь толк. Он царь теперь, великий человек. А если хочешь узнать, так сам пойди, спроси его.

— Нет. Не уговаривай, не вернусь я! — стоял на своём Никита.

— Что ж, раз решение у тебя твёрдое, значит и дорога тебе эта