Жестокий поцелуй - М. Джеймс

но я не буду видеть ее каждый день, как привыкла, и от одной этой мысли у меня в груди щемит от одиночества.

С этой мыслью сказать ей нет становится еще более невозможным. Я позволяю ей вытащить меня из комнаты и провести по выложенному плиткой коридору, тепло дня проникает в окна, когда мы спешим к черному ходу, ведущему в сады, оглядываясь в поисках охранников, которые могли бы нас поймать.

Этот дом — прекрасная тюрьма.

Я не в первый раз так думаю, хотя каждый раз чувствую себя неблагодарной. У меня есть все, о чем я только могла мечтать: красивая одежда, лучшая еда, самые квалифицированные преподаватели, все книги, которые я могу прочитать, и самый великолепный особняк, в котором я могу жить. Однажды я выйду замуж за того, кто даст мне все то же самое. Я проведу всю свою жизнь в невообразимой роскоши, и все из-за семьи, в которой я родилась.

Однако я не могу не желать, чтобы я смогла ощутить вкус свободы. Настоящей, ничем не ограниченной свободы, и чтобы у меня появился шанс узнать, кто такая Изабелла Сантьяго, за пределами моей семьи. Это кажется неправильным, учитывая все, что у меня уже есть, но я никогда не смогу полностью избавиться от этого желания. Каким бы невозможным оно ни было.

Елена тащит меня за собой через высокие арочные стеклянные двери, которые ведут в сад, в буйство зелени, цвета и тепла. Дорожка из терракотового камня вьется среди кустарников и цветов к огромному фонтану со вставшей на дыбы лошадью, изливающей воду из открытой пасти, а за ней еще больше цветов, кустов и вьющихся лиан. Чуть дальше есть теплица, и Елена вприпрыжку бежит по дорожке впереди меня, ее округлое лицо сияет, когда она поднимает его к теплому солнцу над нами.

В марте по утрам и вечерам в пустыне все еще холодно, но полдень прекрасен. Еще не слишком жарко, но приятно, я вдыхаю аромат цветов и греюсь на солнышке, ощущая малейший намек на бунтарскую свободу. Это не значит быть вдали от комплекса, но все равно это маленький бунт, быть здесь, в саду вместо того, чтобы запереться в своей комнате, как хочет мой отец.

— Пойдем! — Зовет Елена. — В оранжерее появились новые растения и бабочки. Я хочу посмотреть. — Я следую за ней, поеживаясь от прохладного ветерка, проносящегося по саду только для того, чтобы резко остановиться, когда слышу низкий голос позади себя.

— Вы должны быть в своей комнате, мисс Изабелла.

Я вздрагиваю, медленно оборачиваясь. На дорожке позади меня, в нескольких футах, стоит Хосе, охранник, которому поручено присматривать за этажом, где находится моя спальня. На нем черные брюки-карго и обтягивающая черная футболка, которая никак не скрывает широкие мышцы его груди или напряженные бицепсы. Его черные волосы коротко подстрижены, его сильная челюсть сжата от раздражения, когда он смотрит на меня сверху вниз. На бедре у него пистолет, а за спиной перекинута штурмовая винтовка, но они меня не пугают. Никто здесь не посмеет поднять на меня руку. Я, во всех отношениях, принцесса.

Принцесса картеля.

Я старшая дочь Рикардо Сантьяго, и это всегда обеспечивало мне защиту. Даже слишком большую защиту, на мой взгляд.

Я позволяю себе всего секунду с любопытством взглянуть на Хосе. Он один из самых молодых людей на службе у моего отца, вероятно, ненамного старше меня, и один из самых красивых. Очевидно, что большую часть своего свободного времени он проводит в тренажерном зале: у него огромные руки, и даже его спортивная форма, которая должна быть свободной, облегает бедра таким образом, что можно предположить, что размер, подходящий для его талии, едва вмещает мышцы внизу. А что касается всего остального…На самом деле я не знаю, как выглядит голый мужчина. Я знаю некоторые термины — член, например, позаимствованный из украденных романов об арлекинах, которые читали мои мама и бабушка, тех, где на обложках изображены пираты без рубашек или распутные лорды и женщины с разорванными корсажами. Я жадно читала описания того, что мужчины и женщины делают вместе в постели. Тем не менее, я понятия не имею, как мог бы выглядеть член за пределами диаграммы в учебнике биологии, который выглядел не так уж привлекательно, но те женщины в книгах всегда твердят о том, как отчаянно они хотят всю эту напряженную, пульсирующую плоть, так что в этом должно быть что-то такое необычное.

Однажды, не так уж далеко в будущем, от меня потребуют отдать о-о-очень драгоценную девственность, о которой мои родители болтали все эти годы. И это будет не с восхитительным пиратом или красивым лордом. Это будет какой-нибудь человек, который принесет пользу моей семье, возможно, сын другого картеля, может быть, даже сын Диего Гонсалеса, как бы меня ни ужасала эта мысль, но это создало бы союз, в котором очень нуждается моя семья.

Самое большее, на что я могу надеяться, это на то, что мужчина, которому меня передадут, не будет слишком старым, или слишком уродливым, или слишком жестоким. Но всего на мгновение, когда я позволяю своему взгляду задержаться на Хосе слишком надолго, я позволяю себе представить, каково было бы вместо этого отдать свою девственность такому мужчине, как он. Кому-то молодому, великолепному, подтянутому, возможно, к тому же страстному. Я представляю, как дразнила бы его в течение нескольких дней, флиртовала, доводила до грани, пока однажды ночью он не прокрался в мою спальню, не в силах больше контролировать свое желание…

— Мисс Изабелла. Его голос прорезает мои мысли, густой и с акцентом, посылая дрожь по моей спине, неудивительно, учитывая то, что я только что представляла. Необычный румянец на его щеках и напряженная челюсть заставляют меня думать, что он не совсем не в курсе того, что я себе представляла, и это вызывает у меня легкую дрожь возбуждения. Это мерцание опасности вызывает у меня прилив адреналина, чувство, которое мне совершенно незнакомо, и я уже жажду большего. — Вы не должны были находиться здесь прямо сейчас, и ваша сестра тоже. Мисс Елена! — Он выкрикивает ее имя достаточно громко, чтобы она остановилась на полпути к теплице и повернулась к нам лицом с виноватым румянцем на щеках. — Ваш отец на встрече с какими-то очень важными и очень опасными людьми. Им вообще не следовало бы видеть его любимых дочерей, не говоря уже о том, чтобы бегать вот так. — Он пронзает меня неодобрительным взглядом, который кажется мне слегка смешным, учитывая, что он не может