Мой друг - Николай Погодин

Гай. Какие же глаза вы, сударь, видали?

Неизвестный. Японские, сударь, японские глаза. Поговорите со мной. Я узнал в вас военного, старого служаку. Многие теперь спились. Погибли… А старые русские дубы держатся. Вы, видно, делаете неплохие дела. Я тоже, сударь, отлично обеспечен. Я ничего не хочу знать о вас. Подступила к груди горечь и до слез захотелось смотреть в наши русские глаза, и, как у нас на Волге, под Жигулями, сидеть в ресторане парохода «Кавказ и Меркурий», и говорить русские нерасторопные фразы '- ни о чем и обо всем, о лягушках и Ницше. Пойдемте в ресторан, сударь. Вы один… вам грустно…

Гай. Слушайте, дайте ухо.

Неизвестный. Слушаюсь.

Гай. Иди ты к… (Тихо на ухо.)

Неизвестный. Большевик! Скот! Зверь! (Ушел.)

Гай. Дал телеграммы, а подадут ли мне теперь машину на вокзал?.. Может, в квартире живет другой директор?.. Может, и жена ушла?.. Музыка, волны, ветер. Уезжают директорами, а приезжают свободными гражданами.

ЭПИЗОД ВТОРОЙ

Управление делами директора. Стол с телефонами, над столом колокол. Начальник Кондаков и курьер Зуб.

Кондаков (у телефона). Гараж?.. Алё, станция! Опять станция?.. Я тыщу раз прошу гараж!.. Какой гараж? Автомобильный… Кройте без номера. В чем дело? Это говорит дежурный по заводу, Кондаков… Город? Ну, так и скажите! Чего же вы нервничаете? (Положил трубку.)

Зуб. Эх, те-те, те-те…

Кондаков. Наставили телефонов, как у римского папы. Какой тут внутренний, чорт его знает… Алё! Откуда говорят? (Быстро.) Извиняюсь. (Бросил трубку.) Попал в ГПУ… Ну, хорошо, это — городской, это — особого назначения, а это какой? Вертушки, автоматы! Культура, прокисай она совсем! Алё!.. Завод? Славу богу!.. Дайте гараж… Кто говорит? Махорушкин?.. Это говорит Кондаков… Какой Кондаков? Начальник литейной мастерской. Ну, то-то. Пошли там телегу на вокзал. Гай приезжает. К поезду… Да, фордика, говорю, пошли… Какой там лимузин! Фордика… Да. (Положил трубку на стол. Забыл.)

Зуб. Эх, те-те, те-те…

Кондаков (достал подсолнухи, грызет). Вот, Зуб, жизнь человеческая! Опасно жить на свете… Ты, Зуб, этого Гая видел?

Зуб. Угу.

Кондаков. Какой он из себя?

Зуб. Вроде так…

Кондаков. Да-а… (Запел.)

Ни на что так не взирала,Как на этот большой дом.

Вбежала Серафима.

Серафима. Слушайте, тов… Фу! То у вас занято, то вы трубку снимаете!

Кондаков. А вам какое дело?

Серафима. Скорей пошлите автомобиль за врачом и на квартиру к товарищу Андрону.

Кондаков. А что такое с председателем завкома?

Серафима. Не знаю. Тридцать девять.

Кондаков. Трубка на столе лежала. Эх, прокисай ты! Станция не ответит… Зуб, беги в гараж. От моего имени — автомобиль для товарища Андрона. (Серафиме.) Не беспокойтесь. У меня третьего дня вскакивает на плече что-то такое, как волоцкий орех… (Зевнул.)

Серафима и Зуб ушли.

Так про что, бишь, я говорил?.. (Напевает.)

Ни на что так не взирала.Как на этот большой дом.Ни по чем так не страдала,Как по милом по своем…

И все это мы у Америки учимся. Телефонов наставили — заблудишься. Ответственных людей дежурить сажают, а порядку нет. Гай… управлял — и науправлял. Ежели по жене судить, то молокосос. Увидим завтра… Товарищ Елкин наказывал мне какой-то вопросик подработать, и никак не вспомню, не то по прорывам, не то по достижениям. Справлюсь завтра… Не забыть бы завтра на главный вход вывеску заказать в малярной. Литейная имени… имени… вот чорт, какого имени — забыл! Завтра узнаю… Хоть бы лото давали! В лото бы сам с собой играл. До утра в памятник обратишься.

Ни на что так не взирала,Как на этот…

(Пошел закрыл на ключ дверь, снял со стола телефоны, поставил на пол, положил под голову бумаги и лишь хотел прилечь, как над столом зазвенел колокол. Хохочет.) Любопытно! Вместо петухов… полночь отбивает… Какого чорта, в самом деле! Может, что-нибудь испортилось? (Шарит по стенам.) Никогда я этого колокола не видал… Ах, прокисай ты совсем! Ведь он так меня со света сживет. Вот неприятность какая! (Наблюдает.) Ты хитер, а мы еще хитрее! (Нашел обрывки шпагата, связал, встал на стол и, привязав одним концом язык колокола, другой укрепил на ножке стола. Веревка дергается.) Побаловался — и хватит. Ну, ну, дрыгайся! По-напридумали культуры, а она портится. В Америке он бьет, когда надо, на обед — так на обед, а у нас он в обед молчать будет, а в полночь разыграется. На фасон бьем. Вот за это вас и снимают, товарищи. Мало снимать! Из партии гнать надо! (Устраивается спать. Только прилег — стук в дверь.) На чорта я дверь замкнул! Ходили бы сами по себе. Сейчас! (Открыл.)

Вошли Гай и Зуб.

Гай. Так, говоришь, Андрон заболел?

Зуб. Вроде так.

Гай. В город за доктором послали. А наши доктора где? Зуб. В расходе.

Гай (пишет записку). Ну, расскажи, товарищ Зуб.

Кондаков (Зубу). Он и есть?

Зуб (кивнул Кондакову). Эх, те-те, те-те…

Гай. Квартиру Максима знаешь? Снеси ему. Буди. Неважно!

Зуб ушел.

К чему же это ты, товарищ, на пол телефоны составил? (Увидел веревку.) Это зачем?

Кондаков. Испортился, что ли. Жизни не дает.

Гай. Давно он тебе жизни не дает?

Кондаков. Минут десять.

Гай (взял телефон). Пожарную команду!.. Говорит дежурный по заводу. В заводе пожар: получили сигнал по системе. Трубки расплавились.

Кондаков. Ах, прокисай ты сов… Кто же располагал?

Гай. Ты кто?

Кондаков. Начальник литейной.

Гай. Плохой начальник. Дурак, а не начальник!

Кондаков. Извиняюсь, посторонние не имеют права оскорблять.

Гай. Если бы ты не был дурак, то я бы тебя отправил в ГПУ. Умный человек, прежде чем взять на ответственность завод, узнал бы свои обязанности… (Смотрит на веревку.) До сих пор льется вода… Заводской человек. Стыдно!.. Иди домой спать!

Кондаков. Не оскорблять! Это, знаете, я поставлю вопрос на райкоме… (Вдруг.) Позвольте, кто вы такой?

Гай. Начальник строительства. Григорий Гай.

Кондаков. Бывший, товарищ, бывший!

Гай. Пока я не сдал завода, я настоящий начальник, и я тебя снял с дежурства.

Кондаков. Произвол… Конечно… пожалуйста. (Идет.) Не зря я голосовал против вас, товарищ Гай, не жалею, — попал в точку.

Гай. Попал? Поздравляю!

Кондаков ушел.

Из какого музея они таких набрали? (Звонит.) Дайте квартиру Гая. Номер… (подумал)тридцать… (Послушал.) Странно! Приехал — жена домой не пускает.

Ворвался Максим, за ним Зуб.

Максим. Гриша! Душа!.. (Обнял Гая, поцеловал.) Зуб, иди, я за тебя буду. Зуб. Я вам, товарищ Гай, хотел сказать…

Гай. Говори!

Зуб. Эх, те-те, те-те…

Гай. Все в порядке, Зуб. Поедешь со мной работать?

Зуб. Со всей душой, но только товарищ Белковский… Эх, те-те, те-те… Товарищ Белковский, товарищ Белковский! Эх! (Ушел. Вернулся.) Подлюга товарищ Белковский! И везде на собраниях скажу — подлюга! (Ушел.)

Гай. Максим, к чему он?

Максим. Тут, брат, пошел такой диалектический материализм, что ты мог прямо ехать в ЦКК!

Гай. Приказ обо мне подписан?

Максим. Нет.

Гай. Так какого же чорта?

Максим. Бросьте ваш темперамент! Вы до сих пор были начальником. Так. А Белковский был вашим заместителем. Так. За неделю до вашего приезда… Белковский приехал временно исполняющим обязанности. Зачем такой приказ, если ты возвращаешься через неделю? Это — с одной стороны. С другой стороны — дело о твоей работе передано в ЦКК. С третьей стороны — бюро райкома, при особом мнении Андрона, постановило требовать обновления хозяйственного руководства. А в-четвертых — все собаки знают, что Гай снят. Мне Андрон намекнул: «Максим, предупреди, мол, парня. Телеграфируй — тебе удобнее».