Гнев - Александр Хамадан

Ли переругивался с одним из японских офицеров. Офицер говорил по-китайски и грозил изжарить партизан живьем, если они не отпустят офицеров.

— На что вы мне нужны! — посмеиваясь, отвечал ему Ли. — Вот если Чжао Шан-чжи прикажет, я отпущу всех.

— Чжао Шан-чжи? — лицо офицера стало мертвенно бледным.

Он уже слышал об этом партизанском вожаке, знал о грозной славе и удаче, которые сопутствовали Чжао в его бесстрашных походах.

Разговор оборвался.

Резкие звуки автомобильных сирен сзывали на площадь деревенских жителей. Одновременно в деревню вступал весь партизанский отряд. На площади Чжао Шан-чжи назначил всенародный суд над хищными чужеземными захватчиками — японскими самураями.

В декабре начались жестокие манчжурские морозы. Третья антияпонская народная партизанская армия Чжао Шан-чжи отступала под натиском двух японских дивизий. Генералы Иватосу и Накамура вели широкое комбинированное наступление против партизан на участке в несколько десятков километров. Японцы охватывали партизан слева и справа одновременно. В этом наступлении участвовали танки, самолеты и броневики.

Преследуемые японцами, полураздетые, полуголодные партизаны неустанно двигались вперед днем и ночью. Многие, обессилев, падали на землю и навсегда оставались в сопках. Стаи волков и одичавших собак рыскали по следам партизанской армии.

Чжао Шан-чжи упорно вел за собой партизан. Он отчетливо понимал цель наступления японских дивизий: загнать партизанскую армию в мешок и истребить ее. Этому плану Чжао противопоставил свой, разработанный им вместе с командирами партизанских отрядов. Отступая, он завлекал японцев в глубь сопок, стремясь оторвать их от баз снабжения и заставить японские дивизии разбиться на части.

Японцы гнали партизан в сопки, действуя пока сообразно с планами Чжао — заходя в далекие от японских баз районы. Но наступление они вели попрежнему — крупными частями войск. Партизанскую армию загоняли в ловушку — в кольцо японских дивизий.

— Братья командиры! — начал Чжао...

Измученный и истощенный, Чжао лежал возле весело потрескивающего костра. Ли, придвинувшись к нему, тихо рассказывал:

— Чжао, до меня дошел слух, что Байлун задумал перейти к японцам.

Чжао стиснул зубы.

— Не верю! — резко ответил он.

— Хорошо, если бы я с товарищами ошибался! — промолвил Ли. — Сегодня ночью Байлун хочет уйти от нас со своим отрядом.

Чжао Шан-чжи вскочил на ноги.

— Ли, — решительно бросил он своему помощнику, — созывай всех командиров ко мне!

Байлун, командир двухтысячного партизанского отряда, бывший полковник генеральских войск, вышел из хунхузов. Байлун всегда был не в ладах с дисциплиной. Продолжительное наступление японских войск надломило Байлуна, и когда в его отряде появился японский лазутчик, он не расстрелял его, а втайне от своих бойцов-партизан принял условия капитуляции. Байлун предавал свой народ, свою страну.

Командиры собрались быстро. Байлун пришел последним.

— Братья командиры! — начал Чжао свою стремительную, горячую речь. — Хотите ли вы сделаться вечными рабами Японии, или будете с оружием в руках добиваться свободы для своего народа и для своей страны как боевые национальные герои? Братья! На наших глазах враг терзает нашу землю, наш народ. Наша родина гибнет по воле японских грабителей. Мы ведем с ними неустанную борьбу не на жизнь, а на смерть. Старая пословица, братья командиры, гласит: за процветание или гибель государства отвечают все и каждый в отдельности. И тем более бойцы и командиры антияпонской народной армии.

— Верно, верно! — в один голос подтвердили командиры.

И только один Байлун сидел молча, закусив губы.

— Братья командиры! — продолжал Чжао Шан-чжи. — Среди нас сидит предатель, капитулировавший перед врагами нашего народа. Этот предатель должен сегодня ночью…

Байлун вскочил на ноги и выстрелил в Чжао. Но он промахнулся. Раздался второй выстрел — предатель упал на снег. Ли держал в руке маузер. Байлун был еще жив. К костру устремились партизаны.

Весть о предательстве мгновенно облетела весь партизанский лагерь. И никто не пожалел Байлуна. Он умирал возле костра, покинутый всеми и презираемый. Это был конец, достойный человека, предавшего свою родину. Партизаны теснее сплотились вокруг своего испытанного в суровых боях вожака — Чжао Шан-чжи.

Японцы продолжали стремительно наступать. У партизан вышло все продовольствие. Последние два дня партизаны по пути охотились на волков и диких собак, но учуявшие беду животные держались теперь на значительном расстоянии от изголодавшейся армии.

Всю ночь Чжао совещался с командирами отрядов. Разведчики донесли, что в лоб партизанам движется обходная вражеская колонна. Партизанская армия попала в мешок. Выхода не было. Чжао приказал остановить армию. Голодные и утомленные бойцы опустились на корточки. Спина к спине и плечо к плечу, согревая друг друга дыханием, сидели в сопках бойцы легендарной партизанской армии Чжао Шан-чжи — мужественного героя китайского народа.

…Со стороны реки появились японские танки. Как хищные звери, цеплялись они за ледяной покров сопок, соскальзывали и вновь поднимались. За танками шла пехота. Танки стремились захватить высоты на сопках. Саперы, облегчая танкам восхождение, подрубали ледяную корку, оставляя за собой корявые ямки — ступени. Пехота открыла огонь. Партизаны не отвечали, сберегая патроны. Постепенно вступала в действие легкая танковая артиллерия. Партизаны переменили позиции и смело продвинулись вперед.

Танки потеряли свое позиционное преимущество и начали штурмовать другую цепь сопок. Японская пехота залегла возле танков, стреляла вяло. Тридцатиградусный мороз приковал ее к земле, лишил боеспособности. Солдаты плакали от пронизывающего, ледяного ветра. Ватные штаны, теплые наколенники, собачьи тулупы — ничто не согревало их. Они неохотно меняли позиции, с трудом переползая с места на место.

Чжао Шан-чжи понял неизмеримое преимущество, которым обладает его армия: партизаны выросли в этих краях и свыклись с жестокими ветрами и морозами.

Приказ Чжао всколыхнул партизан: по сигналу — взрыв бомбы — ринуться вперед на танки, на японскую пехоту, перескочить реку.

Вслед за разрывом бомбы тысячи партизан рванулись в атаку.

Японская пехота быстро откатывалась. Танки открыли по партизанам ураганный огонь. Люди падали перед танками, сеявшими смерть. Но остановить отчаявшихся, обезумевших людей было невозможно. Они подходили вплотную, стреляли в щели танков, забрасывали их гранатами. Один танк, скатившись с сопки, обрушился на другой, опрокинул его и придавил.

Вскоре партизаны нагнали японскую пехоту и смяли ее. Пролитая кровь замерзала. Лед покрылся кровавой коркой. Партизаны кололи офицеров штыками, теснили японскую пехоту к сопкам другого берега.

Чжао Шан-чжи шел впереди. Первые партизанские ряды уже выходили на другой берег, когда навстречу им Застрекотали пулеметы японского заслона. Чжао Шан-чжи упал, сраженный пулей в плечо. Он вскочил и, разъяренный, прокричал:

— Братья, вперед!

Партизаны, собрав последние силы, обрушились на японцев. Они дрались за свободу своей страны, своего народа, они могли погибнуть, но должны были победить!

Прорвав кольцо японских войск, они ушли в сопки победителями.

Ко льду реки примерзали тела сраженных японцев…

Весна. Вскрылись реки. Далеко в сопках, у большого костра, сидит Чжао Шан-чжи с командирами партизанских отрядов. Зажили раны. Партизанский главком вновь со своими бойцами. Третья антияпонская народная армия Манчжурии собирается в новый поход.

Партизаны

День угасал. Солнце уходило за сопки, и косые тени падали на землю. От реки и леса, окаймлявшего левый берег, тянуло мягкой прохладой. Отряд полковника Сонобэ преследовал отступавших партизан. Рассыпавшись цепью, солдаты шли коротким, быстрым шагом. За ними катились станковые пулеметы. Пулеметчики тащили их на длинных кожаных ремнях. Люди шли с опущенными головами, равнодушные, словно их не волновала близость неуловимого противника. Тонкие жесткие ленты ремней жгли плечи. Пулеметчики время от времени останавливались, глубоко и порывисто дыша. Цепь продолжала двигаться вперед.

Начальник пулеметной команды хрипло говорил:

— Вперед! Скорее вперед!

И пулеметчики, повинуясь, бежали за цепью, прыгая с кочки на кочку. Вскоре цепь остановилась. Недалеко, в нескольких сотнях шагов, залег противник. Тихая команда:

— Ложись!

Капитан Ягуци внимательно осматривал местность, пытаясь определить численность противника. Он передал свой бинокль поручику Накамура. Ягуци поднял руку к близоруким глазам, посмотрел на часы и сказал: