Хейсар - Василий Горъ

Голон напрягся изо всех сил, стараясь разорвать путы, но не преуспел.

Бельвард полюбовался на его искаженное отчаянием лицо, потом распорол нижнее платье графини д’Голон, провел пальцем по ее белоснежному бедру от колена до лона и возбужденно сглотнул:

– Так вот, Бездушный отнял у меня двух братьев и будущее, а ты помешал мне забрать его жизнь…

– А-о-а?

– А она – средство, которое позволит мне отравить последние мгновения твоего существования…

Глава 2

Кром Меченый

Третий день второй десятины первого травника.

…К концу часа волка[15] Дейр[16] наконец добрался до конца Пути[17] и ненадолго замер перед последним Шагом. Я закрыл глаза и мысленно застонал – Аррата[18], вымотанная бесконечным бегом от Ватаги Лесовиков, была уже совсем близко и в ближайшие минуты должна была оказаться в безопасности. Подарив ему[19] долгожданное Темное Посмертие.

Ему. Но не мне…

«Я готова… – мысленно повторил я набившие оскомину слова, сказанные леди Мэйнарией сразу после оглашения приговора Королевского Суда, и обессиленно закрыл глаза. – Когда в дорогу?»

Вот уже почти четверо суток эти две коротенькие фразы рвали мне душу, как клещи палача: все три варианта действий, которые я мог предпринять, казались мне неправильными!

Остановиться в Шаге от цели? Тогда я нарушал клятву, данную Двуликому, и тем самым терял возможность воссоединиться с родными.

Разделить Путь на двоих? Но в Дороге к Посмертию[20], которую я знал наизусть, не было ни слова о попутчиках! А если бы и были, то я бы не смог посчитать таковым человека, которого собственноручно сталкивал с Последней Грани.

Уйти одному, нарушив данное слово и оставив баронессу д’Атерн в Авероне? Тогда я обрекал ее на позорную смерть!

…Гард’эйт – это Великий Дар… – восторженно глядя на меня, воскликнул Вага Крыло Бури. – Теперь я вижу, что ты получил его заслуженно!

– Я не хочу ее смерти… – глядя на выходящих из Дворца Правосудия белых, угрюмо выдохнул я.

– Твоими устами говорит Барс… – восхищенно воскликнул хейсар. – Ты ощутил, что несешь ответственность еще и за ашиару Мэйнарию…

– Я НЕ ХОЧУ ЕЕ СМЕРТИ!!! – взвыл я, поняв, что горец не понял сути сказанного. – Я почти прошел свой Путь и вот-вот получу Темное Посмертие! Темное Посмертие – это уход! Мой и ее! Скажи, как мне отказаться от этого Дара?

Побратим короля посмотрел на меня бешеным взглядом и зарычал:

– Не оскорбляй свою гард’эйт, илгиз[21]! Человек, отдавший тебе свою жизнь, недостоин такого позора!

– Позора?

Видимо вспомнив, что я не хейсар и не могу знать всех особенностей этой клятвы, Вага взял себя в руки и снизошел до объяснений:

– Гард’эйт, не сумевшего разделить жизнь со своим майягардом, побивают камнями. А род, воспитавший труса, предают забвению…

– «Весь Путь Идущего – это череда малых и больших Испытаний…» – глядя, как в свечении Дейра тускнеет россыпь Ватаги Лесовиков, горько пробормотал я. – «В малых Бог-Отступник проверяет на излом тело. В больших – Дух и Веру. Да, именно так, а не наоборот: раны, увечья и даже смерть во время истинного Шага приведут Идущего к Цели, а одна-единственная ошибка в Выборе столкнет его с Пути…»

«Столкнула… – мелькнуло на краю сознания. – Уже давно… В тот день, когда я решил переночевать в замке Атерн…»

Мысль была грязной. До безумия. И до безумия же подлой. Поэтому я виновато склонил голову и принялся читать «Покаяние» – единственную молитву с просьбой о прощении, которую я знал. Естественно, обращаясь не к Богу-Отцу, а к Богу-Отступнику. И не с самого начала, в котором братья во Свете каялись во всех грехах, которые когда-либо существовали, а с середины:

– Устрашившись выбора, я, Кром по прозвищу Меченый, идущий по предначертанному тобою Пути, запятнал свою душу сомнением. Не отврати от меня лика своего, даруй мне силу духа, ясность ума и умение отличать истинное от ложного…

Бог-Отступник смотрел на меня, так как через считаные мгновения после того, как я дочитал последние строки, за моей спиной еле слышно скрипнула дверь, а тишину комнаты для телохранителей разорвал тихий шепот баронессы д’Атерн:

– Кро-о-ом?

«Да, Мэй?» – хотел было сказать я, повернулся к двери и онемел: леди Мэйнария стояла в дверном проеме в тоненькой ночной рубашке на голое тело. Босая и простоволосая. И до ужаса напоминала Ларку!

Оглядев меня с ног до головы, она зябко повела плечами и грустно вздохнула:

– Ну вот, опять не спишь…

Я пожал плечами: заснешь тут, как же.

Как ни странно, этот короткий и почти ничего не значащий жест вывел баронессу из себя:

– Сколько можно молчать? Скажи мне хотя бы одно слово!

Я сглотнул подступивший к горлу комок и сказал первое, что пришло мне в голову:

– Зря…

– Зря? – эхом переспросила она и нехорошо прищурилась: – А ты бы стал строить из себя эйдине[22], зная, что для меня это закончится Декадой Воздаяния[23]?

– Ничем бы это для меня не закончилось… – угрюмо буркнул я. – В ночь перед казнью меня бы выпустили из тюрьмы, а всем заинтересованным лицам сообщили бы, что я так сильно испугался наказания, что откусил себе язык и истек кровью…

– Н-не поняла?

– Граф Рендалл дал мне слово, что после суда меня вывезут из Аверона и отпустят на все четыре стороны. Таким образом, дадут мне возможность завершить свой Путь и получить Темное Посмертие, не забирая с собой тебя…

Девушка на негнущихся ногах подошла к моей кровати, рухнула на край перины, запустила пальцы в волосы и застонала.

У меня пересохло во рту и потемнело в глазах – я понимал, что леди Мэйнария не горит желанием уходить, но почему-то считал, что она не захочет демонстрировать свое нежелание так явно.

За пару минут, потребовавшихся ей, чтобы хоть как-то смириться с упущенными возможностями, мое и без того омерзительное настроение стало еще хуже. И к моменту, когда баронесса подняла на меня взгляд, я был готов услышать все что угодно. Включая проклятия.

– Получается, что его светлость пытался спасти мне жизнь?

Я ошарашенно почесал затылок – вместо того чтобы думать об ожидающем ее уходе в Небытие, леди Мэйнария разбиралась с мотивами поведения графа Рендалла.

– Ну да…

– Кром! Я должна перед ним извиниться!

– Попроси у леди Этерии карету… – буркнул я. – Думаю, она не откажет.

– Попрошу… И съезжу к нему… Сегодня же! – кивнула баронесса. Потом сгорбила плечи и потерянно вздохнула: – Знаешь, а ведь я была уверена, что ради моего спасения ты отказался от своего Пути…

«Почти отказался… Аж два раза. Но меня уберег Двуликий…» – угрюмо подумал я. А вслух сказал совсем не это: – Клятвы, данные Богам, не нарушают…

– Да-а-а? – криво усмехнулась Мэйнария. – Тогда почему ты вот уже трое суток ломаешь голову, пытаясь придумать, как уйти без меня?

– Я думаю не об этом… – вздохнул я.

– А о чем?

– О том, что Испытание, ниспосланное мне Двуликим, слишком сложное для меня…

– А для нас двоих?

– Мэй! Ты совсем молода! Ты должна жить – блистать на балах, очаровывать мужчин, рожать детей, наконец!

Баронесса посмотрела на меня как на юродивого и… горько рассмеялась:

– Очаровывать? Кого? Ты видел, как на меня смотрели все те, кто присутствовал во Дворце Правосудия? Как на дешевую, потасканную розу[24]!

– Но ведь мэтр Регмар…

– Кром! – перебила меня она. – Ты что, не понимаешь? Для всего дворянства Вейнара я – подстилка Двуликого! И это мнение не изменит ни свидетельство Регмара, ни личное заступничество Вседержителя!

– Прости…

– За что? За то, что ты спас меня от акрида? За то, что не дал меня ссильничать и убить вассалам графа Варлана, лесовикам и грабителям из Меллора? Или за то, что благодаря тебе я смогла восстановить доброе имя моего отца?

– Мэй…

Баронесса мигом оказалась на ногах, подскочила ко мне, встала на цыпочки и ласково провела ладошкой по моей щеке:

– Не рви себе душу! Наш путь предначертан Богами, и мы обязаны пройти его до конца…

– Боюсь, он получится совсем коротким… – вздохнул я и, взяв с подоконника свой посох, показал ей коротенький отрезок чистого дерева, на котором могла поместиться всего одна зарубка.

– Тем больше причин прожить каждую минуту отведенного нам срока так, чтобы им… – баронесса показала пальцем в потолок, – не было за нас стыдно…

Ее устами вещали Боги. И я смирился – прислонил посох к стене и обреченно кивнул:

– Хорошо…

Леди Мэйнария прищурилась:

– Значит, ты больше не будешь целыми днями молчать?

– Нет, не буду…

– Тогда… скажи, пожалуйста, почему шестая зарубка… – она скользнула к посоху и ткнула пальцем в Путь, – какая-то не такая?