Орли, сын Орлика - Тимур Литовченко

Молчание.

– Иоганн Вольфганг, отвечай, когда тебя спрашивают. Тем более, когда спрашиваю я…

– Не понимаю, герр генерал.

– Ты прокрался в кухню и начал рыскать там, не так ли?

– Да, герр генерал.

– Тебя заметил наш повар и поднял шум – не так ли?

– Так.

– А почему именно, понимаешь?

– Не понимаю, герр генерал.

– Точно?

– Точно.

– Повар подумал, что ты хочешь отравить нашу пищу, чтобы таким образом уничтожить верхушку французского штаба.

– Герр генерал, я хотел лишь узнать…

– Не подают ли нам на обед лягушек?

– Да, герр генерал!

– Иоганн Вольфганг, сейчас идет война, а это вовсе не игра.

– Но ведь, герр генерал…

– Иоганн Вольфганг, ты хотя бы понимаешь, какой опасности подверг не только себя, но и свою семью?

– Он не хотел! – бросилась к графу де Лазиски крайне взволнованная матушка паренька. Генерал (точнее, маршал лагеря) взглянул на нее довольно прохладно и проскрежетал:

– Фрау Катарина Элизабет, я попросил бы вас не вмешиваться, если можно. Ваш сын достаточно взрослый, чтобы самостоятельно отвечать за свои поступки.

Когда же перепуганная мать отступила, повторил:

– Ты понимаешь, что подверг опасности свою семью? А возможно, и весь город?

– Нет, герр генерал.

– Покушение на жизнь членов штаба французского войска, предпринятое одним из сыновей советника юстиции Гёте, бросает тень на всю семью Гёте. Можешь ли ты на это что-нибудь возразить?

Мальчик печально опустил глаза, уставившись в пол. Де Лазиски протянул руку и приподнял голову юнца за подбородок, вынуждая его взглянуть себе в глаза, при этом назидательно продолжил воспитательную речь:

– К тому же, твоя мать, Катарина Элизабет Гёте, урожденная Текстор, является дочерью бургомистра Франкфурта – а это уже пятно на весь ваш город.

– Но я же не совершал покушения! – теперь мальчик смотрел на графа обиженно.

– Он еще ребенок, герр генерал, он не замышлял ничего дурного! – подтвердила испуганная мать. Граф вновь сурово посмотрел на нее, обвел придирчивым взглядом других, уже нахохотавшихся вволю, а теперь внимательно прислушивавшихся к их беседе, не видя оснований для подобной подозрительности. Особенно выразительными были глаза де Брольи. «Ну-ка, граф, оставьте эту комедию! Разве не понятно, что мальчик не желал плохого, а просто удовлетворял любопытство?» – казалось, спрашивал маршал.

В конце концов де Лазиски сказал:

– Я верю, что юный Иоганн Вольфганг не замышлял ничего дурного. Охотно верю. Но учтите, что приблизительно в его возрасте я сначала стал заложником-гарантом военного союза моего отца с турками, а со временем с саблей в руках защищал мать, братьев и сестер от солдат врага. Поймите правильно: я был ребенком, тем не менее, война меня не обошла.

– В столь юном возрасте?! – изумилась женщина.

– В столь юном возрасте, фрау Катарина Элизабет.

– Вы были очень отважным, герр генерал…

– Не обо мне сейчас речь, а о Иоганне Вольфганге.

– Но ведь он…

– Надеюсь, вы понимаете, что, имея собственный, отнюдь не детский опыт, я все же не могу сбрасывать со счетов версию о намерении вашего сына отравить французский штаб? И что должен хоть как-то убедиться в чистоте намерений Иоганна Вольфганга?

Молодая женщина растерянно молчала, а де Лазиски продолжал:

– Вижу один-единственный выход из этой ситуации, – и он обратился к адъютанту принца Лотарингского: – Филипп, ну-ка скажи повару, чтобы вместе с нашим десертом он подал еще две порции рыбы.

Французы так и не успели ничего понять, а граф уже махнул рукой в сторону стола и торжественным тоном провозгласил:

– Герр Иоганн Вольфганг Гёте, фрау Катарина Элизабет Гёте! Разрешите от лица главнокомандующего маршала де Брольи и военного губернатора графа де Тораса де Прованса пригласить вас присоединиться к нашему скромному обществу и отобедать с нами. Надеюсь, вам понравится сегодняшнее угощение, особенно блюдо моей родины – «судак Орли», как называют его во Франции.

Когда де Брольи понял смысл произнесенной на немецком фразы графа де Лазиски, то не смог удержать легкую улыбку, по достоинству оценив удачный дипломатический ход: приглашая к столу дочь и внука франкфуртского бургомистра, французы из оккупантов превращались в гостеприимных хозяев. Бесспорно, де Лазиски – большой дипломат!

Хотя де Брольи давно успел убедиться в этом, много лет зная графа по общей работе в тайном кабинете «Секрет короля», настолько утонченное проявление дипломатичности на бытовом уровне все же стало для него неожиданностью. Даже, можно сказать, своего рода откровением.

– Что ж, я бы с удовольствием съел еще одну порцию рыбы, – согласился де Брольи.

– О да, судак Орли – это настоящее чудо! М-м-м! – подтвердил известный гурман принц Субиз, причмокнув и мечтательно прижмурив глаза.

– Тогда юный Иоганн Вольфганг убедится, что никакие мы не жабоеды, – завершил его мысль граф де Лазиски, элегантно кланяясь фрау Катарине Элизабет. Одновременно с этим принц Лотарингский жестами приказал адъютанту, солдатам и старой служанке выйти вон и попросил:

– А заодно, уважаемый граф, поведайте нам, пожалуйста, как вы в детстве защищали от врагов свою семью.

– Вы думаете, это интересно? – Де Лазиски сел на место и с сомнением посмотрел на принца.

– Да, разумеется, – подхватил Субиз. – Не очень представляю, как может ребенок…

– Хотя, зная о вас все то, что я знаю… Поверить в подобное не так уж и трудно, – кивнул де Прованс.

Де Лазиски на минутку закрыл глаза и вздохнул:

– Откровенно говоря, принц, я бы тоже не представлял, если бы это произошло не со мной, а с кем-то другим. Но так было, что поделаешь…

– Мы ничуть не сомневаемся в вашей честности, уважаемый граф, – заверил его де Брольи, – и ждем интересного рассказа.

– Кстати, я буду рассказывать по-немецки, вы не против, маршал?

– Только помедленней, пожалуйста. Иначе я буду плохо понимать.

– Конечно, – кивнул де Лазиски. – Итак, слушайте…

12 февраля 1713 г. от Р. Х., владения турецкого

султана Ахмеда III, молдавский городок Бендеры,

временное жилье семьи гетмана Пилипа Орлика

Ну вот, наконец сыночек, кажется, заснул… На всякий случай Ганна еще минут пять качала привязанную к потолку колыбель, в который сопел малюсенький Яшунька, потом на цыпочках подошла к окну, согрев дыханием замерзшее оконное стекло, продышала небольшой круг. Но ничего интересного на улице не увидела: низкие серые тучи, приземистые крыши убогих хибарок, узкий переулок, занесенный грязным снегом. Вот и весь пейзаж.

Женщина присела на длинную голую лавку, вытянувшуюся вдоль всей стены. Оглянулась на колыбель: младенец спит… Да, конечно, можно было бы передоверить малыша заботам служанки Килины, однако, чувствуя беспокойство, которым был пропитан ледяной зимний воздух, женщине хотелось быть как можно ближе к детям. Особенно к самому маленькому из них…

Скрипнули двери: это вошла Марта – ее третья доченька.

– Ма-а-а!. – начала она с порога. Ганна мигом приложила палец к устам, стрельнула глазами на колыбель: дескать, тише, братца не разбуди!..

Марта на цыпочках подбежала к ней, взобралась матери на колени, обвила малюсенькими ручонками ее шею и зашептала на ухо:

– Ма-а-а, а когда мы пойдем читать?

– Не сейчас, Марточка.

– Ну…

– Иди-ка к другим.

– Нет.

– Почему?

– Там Григорий с Мишунькой о чем-то все шепчутся, шепчутся… Неинтересно!

– А девочки?

– Настя вышивать села, Варка ей помогает.

– Ну так и ты им помогай.

– А я не умею.

– А ты учись, доченька, учись.

– Ой, да я не умею…

– Вот и научишься.

– Ма-а-м-а-а, я боюсь иглой палец уколоть!

Ганна лишь вздохнула.

– Ну ма, давайте почитаем!

– Не до этого, доченька, не до этого сейчас. А что Марусенька?

– Ой, она еще маленькая для меня и совсем глупая!

Ганна невольно улыбнулась: сама Марта лишь на год старше, а уже себя большой считает… Ишь!

– Хорошо, тогда иди к Килине.

– Килина по хозяйству крутится, а я ж не могу быть вместе с ней!

– Почему?

– Да ведь я – Марточка-паняночка красная! Вот…

Дочкины слова будто бы ножом полоснули по сердцу. Ганна невольно зажмурилась и прошептала:

– Ну вот что, паняночка моя, иди-ка к девочкам, пожалуйста.

– Ма-а-а, а читать?

– Я здесь с Яшунькой сижу и папочку нашего в окошечко высматриваю – так как же пойду с тобой?!

– Так скажите Килине, пусть она посидит…

– Неужели же первой к папочке должна из дому служанка выйти, а не матушка, любимая его женушка?

– А можно здесь с вами вместе посидеть?

– Зачем?

– Да ведь и я тоже хочу папочку высматривать.

– Нет-нет, ты еще Яшуньку разбудишь.

– Я тихонечко-тихонечко буду сидеть, словно серая мышка за печечкой!