С тобой и без тебя. Нежный враг - Лесли Локко

Она наблюдала, как Бекки взяла ножницы из коробки для обуви и начала вырезать серые брюки, которые только что нарисовала. Ей нравилось, как свисали светлые локоны подруги, когда девочка вырезала, внимательно следуя контуру, по которому скользили ножницы. Все, что она делала, получалось красивым и аккуратным. Амбер, чьи бумажные куклы выглядели так, словно их вырвали, а не вырезали из бумаги, завидовала Бекки.

Она осмотрелась. Ей нравилась комната. Она была наполнена любимыми безделушками Бекки: рисунками, маленькими керамическими кувшинчиками, карандашами и кистями. Ее лучшие картины висели на стенах, одежда была сложена в корзине, зимние пальто и шапки — на вешалке, ее коллекция балетных туфелек… Но комната была не в беспорядке, а просто наполнена… жизнью. Она очень отличалась от пустой комнаты Амбер. Дома горничная приходила в ее комнату дважды в день: сразу после ее ухода в школу и после обеда, чтобы проверить шкафчики и убрать постель. Это походило на жизнь в отеле, жаловалась Амбер Кристине. Но с указаниями Макса прислуге было бесполезно спорить: в квартире должно быть чисто, минимум хлама. Амбер вспомнила, как Макс после возвращения из недельной деловой поездки обнаружил, что они с Киераном ни разу не принимали ванну. Ей тогда было восемь лет, а брату десять, и они поспорили, сколько они смогут обойтись без… Макс был в бешенстве. После этого случая была нанята армия прислуги, которая мыла, чистила и драила все уголки дома, приводя все в столь желаемый Максом порядок. Макс, Макс, Макс. Словно все в этой жизни крутилось вокруг него. Ни она, ни Киеран даже не называли его «папочкой», она не знала почему. Это звучало бы так… глупо. Он был просто Максом. Так же, как и Анджела была Анджелой, а не «мамочкой». Анджела, конечно, никогда и не вела себя как мать. Она была скандальным, пьяным и хрупким созданием, каким они всегда ее и помнили.

Амбер разглядывала кукольную одежду, медленно оживавшую под руками Бекки. Яркая модная юбка, фламандский шарфик… стильные туфли на высоком каблуке. Амбер вздохнула. Ей так хотелось, чтобы у нее так же хорошо что-то получалось. Даже неважно что. Ей нравилось, как говорили о Бекки: «одаренная в искусстве». Но о ней никто никогда не сказал ничего подобного, кроме того, какой ранимой она была и как неплохо справлялась со своим положением. Но ей надоело «справляться». Она даже не знала, что это значило.

1

Лондон, Англия, 1978

Амбер проснулась рано, выдернутая из сна приступом ноющей боли внизу живота и звуками голосов снизу. Она лежала очень тихо, в надежде, что невыносимая боль наконец отступит. Это были ее первые месячные. Она знала, чего ожидать — мама Бекки рассказала им обеим все, что следовало об этом знать, хотя и не сказала им, что это может быть так больно. Но боль в животе показалась ей ничем по сравнению с охватившим ее ужасом от орущего Макса. Сна уже не было. Она сползла с кровати, дошла до ванной, быстро помылась, отыскала пачку гигиенических салфеток, которую дала ей миссис Олдридж, и надела чистую пижаму. Она как раз собиралась снова лечь, когда услышала сильный шум внизу, сопровождаемый звуком бьющегося стекла. Анджела, должно быть, запустила чем-то в Макса. Или, наоборот, он в нее что-то запустил. Раздался еще один крик, потом звук, словно по полу волокли что-то тяжелое. Амбер услышала, как отворилась дверь комнаты брата в другом конце коридора. Она открыла свою дверь, ее сердце учащенно колотилось.

— Что происходит? — спросил Киеран, испуганно глядя на нее.

— Я не знаю, — прошептала Амбер, перегибаясь через перила балюстрады, — я сама только что проснулась.

— Я думал, он в Риме, с этой чертовой Франческой, — пробормотал Киеран.

— Он вернулся поздно вечером, — сказала Амбер. — Анджела, видимо, его не ждала… Она ведь начала пить только вчера.

Амбер посмотрела на Киерана. Черты его лица были жесткими. Он ненавидел, когда Анджела расстраивалась, а тем более когда родители вот так ссорились. Амбер вздохнула и отвернулась. Хотя Киеран был на два года старше, ей казалось, что было наоборот — именно ей приходилось его успокаивать. Он всегда пытался не подавать виду при взгляде на пьяную Анджелу, притворяясь, что ничего не случилось, что у всех такое происходит время от времени, что все нормально, но потом, Амбер знала, потребуется много дней, чтобы вытащить его из этого замкнутого мрачного состояния.

Раздался завершающий хлопок дверью, поворот ключа в замке, наконец, слава богу, воцарилась тишина. Киеран развернулся и быстро пошел в свою комнату. Амбер наблюдала, как он пытался нащупать в кармане халата пачку сигарет, которую он всегда туда клал. Ее пригвоздил к месту холодный парализующий страх, расползавшийся по жилам. Что-то должно было случиться, она ощущала это так же ясно, как и изменения, происходившие в ее организме.

На следующее утро в доме было необычайно тихо. Кристина не пришла будить ее. Амбер встала поздно и опаздывала в школу. Она сразу натянула школьную форму и побежала вниз. Анджелы нигде не было видно. Киеран уже ушел в школу. Она направилась в столовую, не зная, чего и ожидать. Макс сидел за столом в халате, спокойно читал газету, словно ничего и не произошло. Она аккуратно присела рядом, боясь потревожить его.

— Где Анджела? — спросила она, наливая насколько могла осторожно молоко в свои хлопья.

— Вашей маме требуется немного отдохнуть, — сказал Макс, откладывая газету и глядя на дочь. Амбер нервно сглотнула.

— Она в постели?

— Да, ненадолго. Но сегодня позднее она уедет.

— Уедет? Куда?

— Туда, где покой. — Макс пристально изучал ее. Амбер стало не по себе от его взгляда. — Об этом-то я и хотел с тобой поговорить.

— А ты теперь будешь жить здесь? Постоянно? — слова вырвались сами, прежде чем она успела их обдумать.

— Не совсем так. — Он улыбнулся ей. А потом его слова обрушились на нее как неожиданный удар: — Я собираюсь отправить тебя в Рим на несколько недель. Я слишком сейчас занят, чтобы быть тут все время. Киеран может остаться здесь один, но ты еще слишком мала. Я организую тебе там частные уроки. В любом случае, сейчас уже почти конец года. Франческа и Паола за тобой присмотрят. — И он снова окунулся в свою газету.

Сердце Амбер ушло в пятки, она с ужасом взирала на Макса. Она хотела что-то сказать, но слова застряли у нее в горле. «Нет! — хотелось ей завизжать. — Я не поеду, ты не сможешь меня заставить! На несколько недель? С Франческой? И с Паолой? Моей сводной сестрой, которую я ненавижу больше, чем что-либо или кого-либо на свете!» Она не могла бы себе представить и часа, проведенного с Паолой, не то что несколько недель. Она тихо сидела рядом с ним, силясь заставить себя заговорить. «Не поеду!» Но Максу нельзя было сказать «нет». Это было просто невозможно. И Амбер хорошо знала правила. Она наклонила голову, вытерла слезы и засунула себе в рот ложку хлопьев. Она предчувствовала, что произойдет что-то ужасное. И это было даже не то, что уезжала Анджела, а саму Амбер отправляли в Рим, к Франческе и Паоле. Ее тошнило от подавляемого гнева. Она задвинула стул, пробормотала «до свидания» и побежала к себе, прежде чем Макс успеет произнести что-то еще менее утешительное.