Путь под лазурным небом (СИ) - Александр Панютин

быстро смениться. Даже, кажется, слишком быстро. Да и сам этот экран, или что это всё-таки такое, будто стал ближе. Всё, что было видно — большой чёрный силуэт, кусок звёздного неба и… холод. Будь у меня тело, я бы передёрнулся от холода. Неужели я всё же попаданец? Поверить было трудно, но, видимо, попаданец. По крайней мере, надеюсь на это, ведь жить я хочу.

Размышления об этом пришлось отложить на потом, ведь мы приехали. Рёв мотора заглох. Человек слез с мотоцикла и поправил сумку, в которой находился младенец… То есть, я. Это позволило мне увидеть больше.

— Ну наконец-то, Хагрид, — облегчённо сказал седовласый старик. — А где ты взял этот мотоцикл?

Седой, с длинной бородой и странным колпаком старик склонился надо мной. Его очки-половинки странно переливались в лунном свете. Он коснулся моего лба, и я почувствовал отголоски боли, которые, в прочем, сразу же пропали. На удивление, «я» не то, что не заплакал, а вообще не издал ни единого звука. Да и за весь полёт тоже. Это было странно.

— Да я его одолжил, профессор Дамблдор, у молодого Сириуса Блэка.

— Все прошло спокойно?

— Да не очень, сэр, от дома, считайте, камня на камне не осталось. Маглы это заметили, конечно, но я успел забрать ребенка, прежде чем они туда нагрянули.

Тут появилось новое действующее лицо — женщина, чьего лица я не мог разглядеть из-за темноты.

— Значит, именно сюда… — прошептала она, указывая на мой лоб.

— Да, — подтвердил Дамблдор. — Этот шрам останется у него на всю жизнь.

Хм… Шрам?

— Вы ведь можете что-то сделать с ним, Дамблдор?

— Даже если бы мог — не стал бы. Шрамы могут сослужить хорошую службу. У меня, например, есть шрам над левым коленом, который представляет собой абсолютно точную схему лондонской подземки. Ну, Хагрид, давай ребенка сюда, пора покончить со всем этим.

Схему лондонского метро? Шрам? Надеюсь, я просто ослышался и не так всё понял, ведь даже думать над тем, как так вышло, я не хочу.

Великан Хагрид (а по-другому его назвать нельзя, ведь над всеми присутствующими он возвышался на добрые пару метров минимум!) бережно достал меня из сумки и передал Дамблдору.

— Могу я… Могу я попрощаться с ним, сэр? — спросил Хагрид.

Он нагнулся надо мной и поцеловал меня в лоб. А затем вдруг завыл, как раненая собака.

— Тс-с-с! — прошипела неизвестная. — Ты разбудишь маглов!

— П-п-простите, — прорыдал Хагрид, вытаскивая из кармана гигантский носовой платок, покрытый грязными пятнами, и пряча в нем лицо. — Но я п-п-п-просто не могу этого вынести. Лили и Джеймс умерли, а малыш Гарри, бедняжка, теперь будет жить у маглов…

Что она ему ответила, я уже не слышал. Дамблдор, достигнув порога моих будущих опекунов, аккуратно опустил меня на ступеньки, достал из кармана мантии письмо, сунул его в одеяло и… Просто ушёл. Он что, идиот? На дворе поздняя, явно не тёплая, октябрьская ночь. А если я заболею? И вообще, как долго я ещё буду наблюдать со стороны за жизнью своего нового тела? Надеюсь, подольше, ведь я всё ещё ребёнок, и чувствовать, как хожу в туалет под себя, хочется не особо…

Глава 2 - Пробуждение

Когда эйфория от того, что я могу прожить новую жизнь прошла, меня захлестнула дикая истерика. Всё то немногое, что было мне дорого, а именно семья и друзья, остались там. Счастливые и не очень моменты, что я провёл с ними. Вся моя грёбаная жизнь осталась в далёком мире!

Я мог только кричать. И я кричал. Так сильно, как мог. До тех пор, пока не «выдохся». Дикая тоска сменилась на злость. Злость на то, что я всё помню всё в мельчайших деталях. На то, что я продолжаю чувствовать старые эмоции. И я снова кричал. И пытался вырваться из этой клетки. Но клетка была прочной, а мои крики и попытки — слишком слабыми. Я бился, плакал, и звал на помощь. Это был кошмар. Слишком реальный.

Но тюрьма не желала ломаться. Её железные прутья крепко держали меня в этой темнице. Я устал кричать и со временем просто выгорел. Злость сменилась апатией. Апатия сменилась надеждой на новую жизнь, и я обратил своё внимание к реальности.

И первое что меня ожидало в реальности — это ссоры. Опекунами нового тела стали родственники моей погибшей материи — Петуния, моя родная тётя, и её муж Вернон. Предметом ссор между ними, как можно догадаться, стал я. Тётя была настроена отрицательно, а вот Вернон «выбрасывать» новоявленного племянника желанием не горел. Петуния, кажется, что-то не поделила с моей мамой, но что именно — я не понял. Самым запоминающимся из всего этого был крик: «Я Нормальная! Мы нормальные!». Честно говоря, я снова боялся. Я не хотел провести часть своей жизни в приюте. К счастью, Вернон все же смог переубедить жену. С документами он обещал разобраться быстро, упоминая каких-то друзей где-то там.

Я был рад, что первые годы жизни я не имел управления над телом. Ходить под себя? Нет, спасибо, мне хватает и картинки того, что происходит. Время летело быстро, это я понял на третий день рождения Гарри. Хотя, нужно привыкать, что Гарри теперь не кто иной, как я. Что же такого странного в этом событии? Я не помнил второго дня рождения, и, скорее всего, значительного куска жизни тела после него. Я не замечал, что временами погружался в некоторое подобие сна на разное время. Это могло длиться как несколько минут, так и несколько месяцев.

На самом деле, чем больше проходило времени, тем больше возникали панические мысли о том, что я так и останусь сторонним наблюдателем. Ведь вдруг окажется, что я навсегда останусь лишь гостем в душе мальчика. Вторая истерика мне была не нужна — уж слишком сильно я поверил в надежду о новой жизни.

Отогнать эти мысли прочь помог мой сон. Точнее, все последующие сны. После каждого пробуждения этакий экран, через который я наблюдал за жизнью тела, как будто бы становился всё ближе. А уж после того, как я смог повлиять на тело, пусть и незначительно, подобные мысли и вовсе перестали возникать.

Если бы я мог прыгать от счастья и кричать, в тот момент я бы это делал. И очень долго. Я впервые за два с половиной года